Интернет-журнал "Домашняя лаборатория", 2007 №12 - Журнал «Домашняя лаборатория»

Леонид Ашкинази

Часть I

Забор, начальники, несчастные случаи

…а если точнее — то ордена Ленина и ордена Октябрьской революции Электротехнического института имени В. И. Ленина, ныне — Всероссийского, но по-прежнему «имени», ибо укоротить «имени» до «им.» директор категорически отказался. Когда я пришел в него на работу в 1971 г., меня подробно инструктировали, как писать наименование места, в которое я пришел на работу. В числе прочего было указано, что писать «им. В.И. Ленина» нельзя, ибо это оскорбительно и замдиректора не подписывает письма, в которых так написано. Я не стал проверять, верно ли изложенное мне при инструктаже. Но позже убедился в том, что замдиректора не подписывает письма, в которых перед его фамилией не указано его ученое звание. Точнее: он два раза такое письмо не подписал, а на третий раз перечеркнул текст своей монаршей рукой, а именно: крест-накрест.

Примечание — готовя этот текст к размещению в Сети в 2004 году, я усомнился, все ли поймут, как же именно следовало писать наименование? И решил во избежание пояснить. Писать следовало так: «имени В.И. Ленина». Почувствуйте разницу.

Так в жизни и бывает — на третий раз письмо перечеркивают. Замдиректора, по-видимому, любил сказочность и свое ученое звание. Полагаю, что Сэй-Сенагон это бы одобрила. В древней Японии искусство ритуала находилось на недосягаемой высоте.

Можно задаться вопросом — а надо ли указывать ученое звание перед директором? Отвечаю честно — не знаю. Дело в том, что я не помню случаев подписания писем лично директором (кроме характеристики для ВАКа). Это было ниже его достоинства.

Теперь наступило время предисловия. Если насилие неизбежно — расслабься и наслаждайся. И уж если так сложилась жизнь, что я просидел в этом болоте почти четверть века, то — полностью отвлекаясь от вопросов а) почему так произошло, б) хорошо это или плохо, в) какие можно усмотреть аналогии с жизнью в этой стране, а также от всех прочих вопросов — можно допустить, что, написав оный текст, я доставлю хоть час удовольствия читателям.

Смейся, читатель. Болото поднялось до горла и скоро хлынет в рот. Ты стоишь на цыпочках и давно не чувствуешь онемевших ног. Умрем смеясь. Такая смерть, согласно вере моих дедов, уменьшает количество зла в мире. А если ты, читатель, веришь в атеизм, все равно умри смеясь. Я, никого никогда не обманывавший в этой жизни, говорю тебе — это лучшая смерть.

За много лет беспорочной службы я был участником или свидетелем «много всего». И хоть длинный язык и плохая анкета, закрыли мне дорогу по служебной лестнице, и поэтому знаю я мало, но все же — почти четверть века…

Один сотрудник ВЭИ наклеил в пропуск вместо своей фотографии фото собачьей морды и довольно долго ходил так. Обнаружено это было случайно и не вахтерами. Скандал. Выговор.

Так и бывает в жизни: хоть собака — друг человека, да и Платон — тоже друг, но отделу режима истина дороже. Раз уж так получилось, что первой я рассказал вам историю про вахтеров и отдел режима, то продолжим, как говорится, в рамках этой же тематики.

Болезнь, называемая борьбой за дисциплину, является хронической и, более того, генетической. Она, по-видимому, рождается вместе с рождением организации и умирает вместе с ней. Просматривается аналогия — она «родилась» вместе с совком и умрет вместе с ним, успешно пережив СССР. В пике борьбы за дисциплину (при Андропове) были изобретены три вида трудовой дисциплины: исполнительская, присутственная и какая-то третья, название которой я не запомнил. Оставляя без обсуждения вопрос о сталинском пике дисциплины, когда она имела меньше названий, но была коррелятивно связана с большими сроками, перейдем к собственно сюжету. В андроповском пике наше начальство повадилось лично устраивать облавы в проходной. Поскольку технически регистрацию опоздавших легко делают вахтеры, то ясно, что дело было просто в удовлетворении охотничьего инстинкта. Который есть форма властолюбия. Сотрудник А.К., подходя к проходной с десятиминутным опозданием, увидел группу начальников. Будучи человеком воспитанным, он приподнял шляпу и вежливо поздоровался. После чего опустил шляпу на место, то есть на голову, развернулся «кругом» и, провожаемый изумленными взглядами и открытыми ртами присутствующих, удалился от проходной. Проследовав вдоль Красноказарменной улицы до конца забора (200 м), он завернул за угол, проследовал до традиционного места (100 м) и перелез через забор. Когда позже сотрудники вопрошали его, зачем он сделал это, ответ был следующим: «Я понимал, что они меня уже видели, но ноги сами понесли обратно».

Так в жизни и бывает — левая рука не знает, что творит правая. А ноги — что творят руки. Сэй-Сенагон бы добавила — уста говорят «нет», а руки ласкают нефритовый стебель.

К этому можно добавить следующее. Забор вообще перманентно, а в указанном традиционном месте — спорадически — был объектом отеческой заботы охранников. Например, однажды они капитально вымазали его солидолом. Народ немедленно положил поверх солидола листы тонкого картона, предохранявшие штаны от соприкосновения с оным веществом. О судьбе колючей проволоки я уж и не говорю. Пытались в этом месте и фотографировать перелезающих. Почему борьба не имела успеха? Потому что охрана боролась с природой — ибо спирта, который м.н.с. Миша и инженер Саша относили токарю Коле и слесарю Славе (все имена изменены) и который выпивал совокупный рабочий класс ВЭИ, оному классу не хватало, и без четверти одиннадцать он отправлялся за НЕЮ.

Так и бывает в жизни: хоть Мичурин сказал — «взять их у нее — наша задача», — но наша охрана взять милость целого забора у алкожаждущей природы моих сотрудников не смогла.

Тема забора как таковая глубоко философична, ибо забор — это символ границы между Нашими и Чужими, между Допущенными и Недопущенными, Причастными и Непричастными и т. д. Полезно вспомнить старый анекдот — у завкадрами спрашивают, все ли евреи — сионисты (то есть плохие)? Нет, — отвечает тот, — те, что у нас работают — хорошие, а те, что хотят у нас работать — те сионисты» (то есть плохие).

Сотрудник И.С. лез через забор внутрь и, спрыгнув, приземлился перед носом замзавотделением (отделение — самая крупная структурная единица в ВЭИ). Замзав удрученно покачал головой, тяжело вздохнул