в мире глобальных связей и коммуникаций этот выбор распространяется на всю мировую культуру и диктуется исключительно личными пожеланиями, потребностями и запросами индивида. Сегодня трудно найти человека, чьи культурные пристрастия и предпочтения ограничивались бы рамками только своей культуры, не распространялись и на то, что создано в других культурах. Подобная ограниченность — свидетельство неспособности жить в современном мире.
Я против любого изоляционизма, особенно в области культуры. Все эти разговоры об особом пути России — путь в исторический тупик. Но и цивилизация, созданная на Западе, не является решением всех проблем.
Нам не в Европу идти надо, а вместе с Европой и всем миром в ту цивилизацию, которая может стать общей для всех. И никто пока не может служить для этой цивилизации идеальным образцом. Какой же должна быть эта цивилизация?
Вся русская философия об этом только и рассуждала, назвав искомую универсальность «русской идеей». Не поняв этой универсальной, «всечеловеческой» устремленности русского духа — нельзя, как мне кажется, понять и русской культуры в ее высших образцах. Не только о себе думала Россия, но и о мире, в котором народы сойдутся, наконец, в согласии и любви друг к другу. Возможно, в этом поиске было много утопического, но только он придал русской культуре ее масштаб и величие.
«З-С»: А что, собственно, предлагалось в качестве «общего»?
В.М.: Для Запада таким общим является, как известно, разум, как он представлен наукой и правом. Русские философы искали его в сфере духа — религиозного, морального, эстетического. На мой взгляд, оба ответа содержали в себе часть истины. Как только соединить эти части в одно целое? Если говорить совсем просто, то вопрос состоял в том, как одновременно жить и по Конституции, и по Библии. Только в таком сочетании содержалась для них «тайна» подлинной универсальности.
«З-С»: По Библии, положим, тоже не особенно жили.
В.М.: Кто же этого не понимал? Потому и говорили об идее, а не о о том, что уже существует в реальности. Русские философы и писатели не идеализировали эмпирически существующую Россию, видели все ее недостатки и пороки — самовластие, косность быта, темноту масс, бюрократический произвол и многое другое. Но считали, что основа общественной жизни — не эгоизм частного лица, озабоченного только собой и своим личным интересом, но ответственность — не юридическая, а моральная — каждого за всех. Короче, их поиск лежал прежде всего в области морали, которую они не противопоставляли праву, а хотели сочетать с ним. Это и был поиск того, как сочетать Конституцию с Библией, как жить не только по разуму, но и по совести. Не вижу, что в этом поиске предосудительного. Он и сегодня ведется примерно в том же направлении.
Но где все-таки искать основание для той цивилизации, которая могла бы быть признана и принята всем человечеством? А что такое человечество? Мы привыкли делить его на разные виды: расы, народы, нации, цивилизации… Но виды существуют и в растительном, и в животном мире. Таксономическая единица человеческого рода — все же не вид, а индивид. Человечество тем и отличается от животного мира, что в нем ценен каждый индивид, а не только вид. Во всяком случае, для христианской морали это так. И только в индивиде, осознавшем свою индивидуальность, появляется сознание общечеловеческого родства. Для вида все другие виды — если не враги, то чужаки. Поэтому виды в диалог между собой не вступают, предпочитают решать свои проблемы силой. И только тот, кто осознал себя индивидуальностью, способен увидеть и в другом человеке такую же индивидуальность, как и он сам, вступить с ним в диалог. Неспособность быть индивидуальностью, как-то отличать себя от своей группы или вида — источник, на мой взгляд, всех межэтнических конфликтов. Не народы дружат друг с другом, а люди, представляющие разные народы и осознающие себя чем-то большим, чем их собственная группа.
Но тогда понятно, что универсальная цивилизация возможна при условии существования людей, развившихся до уровня свободной индивидуальности, если угодно, до уровня личности, способной вступать в коммуникацию с другими людьми. Только на этой степени можно преодолеть разрыв между цивилизацией и культурой, или между обществом и личностью. Можно ли сказать, что современное общество даже в своем самом развитом виде уже дозрело до состояния, в котором большинство людей обрело качество такой индивидуальности? В отдельных случаях, конечно, да (они и образуют тот круг людей, которых мы считаем людьми высокой культуры), но в массе — вряд ли. И препятствием тому служит, на мой взгляд, система общественных отношений, заставляющая людей жить частной, а не индивидуальной жизнью.
Частное — отнюдь не синоним индивидуального. Частник — частичный рабочий или частный собственник — это человек, равный части, продукт общественного разделения труда и собственности. Как индивидуальность человек равен не части, а целому, как оно представлено во всем богатстве культуры. Творцов культуры — мыслителей, художников, поэтов, людей науки и искусства — никак не назовешь частниками. Цивилизация в ее западном варианте делит человека на части, утверждает победу частного начала во всех сферах жизни, отодвигая существование индивидуальности как бы на периферию общественной жизни. Вот почему цивилизация и культура двигались до сих пор как бы по разным орбитам, не стыковались друг с другом. Может ли культура, как область индивидуальной свободы, стать для цивилизации не счастливым исключением, а общим правилом и законом? Это и есть вопрос, ответ на который даст только история.
Постскриптум интервьюера
Обратим внимание: все эти принципы — свободы, индивидуального выбора — в системе ценностей, на которых держится (и за противоречивость которых расплачивается) западный мир, давно уже есть. Более того, их, кажется, нет ни в какой другой культуре: они — завоевания западного, христианского развития. Что же получается: Запад (а с ним и мы) так и не смог стать самим собой?
Не выучил собственных, самому себе заданных уроков?
Во всяком случае, разговор об этом мы еще продолжим.
Беседовала Ольга Балла.
Борис Жуков
Профессор антропологии Питтсбургского университета Джеффри Шварц и научный директор Музея науки в Баффало Джон Грихэн выступили с сенсационным заявлением: ближайшим ныне живущим родичем современного человека являются не шимпанзе и даже не гориллы, а орангутаны. Основанием для столь радикального утверждения стали не новые данные по сравнению геномов, а чисто морфологические исследования. Перебрав сотни стабильных, относительно мало варьирующих признаков, американские антропологи выделили 63 таких, которые
