займет в виртуальном времени около суток, в реальном — от сорока до пятидесяти минут. Такой временной интервал мы удержать сумеем.
Были заданы два вопроса, и оба задал Сэнсей, который сегодня почему-то примостился в углу. Во-первых, каковы ожидаемые потери при прямой Ddos-атаке? Предыдущий опыт показывает, что они будут весьма велики. А во-вторых, поинтересовался он, продуман ли путь отхода для основных фигурантов акции — то есть для нас?
На первый вопрос господин Арамсанг ответил так. Потери в личном составе при Ddos-атаке прогнозируются на уровне девяноста процентов. То есть в каждой десятке погибнут, к сожалению, девять бойцов. Но эти потери оправданы, если учитывать предполагаемый результат. А по второму вопросу объяснил, что, разумеется, путь отхода у них продуман. Первый этап — эвакуация вместе с персоналом лиганского хаба: будет паника, обратные фильтры, по всей видимости, отключат, иначе нельзя будет переместить весь персонал. А далее мы подхватим наших фигурантов на промежуточной станции и выведем их через трафик, который уже готов.
Больше вопросов ни у кого не было. Вообще в помещении штаба воцарилась какая-то непонятная тишина. Мы с Зенной сидели в заднем ряду. Во время обсуждения нас как бы не замечали. Никто, в том числе и Сэнсей, в нашу сторону ни разу не посмотрел. И все равно у меня возникло сильное ощущение, будто все, кто сейчас здесь присутствует, без исключения все, и даже те, кто не присутствует здесь, например та же Аннет, словно члены суда, облаченные в черные мантии, грозно, с высокой трибуны, неотрывно и требовательно взирают на нас. И под этими взглядами мне лично хотелось вскочить, вздернуть голову, вытянуть руки по швам и звенящим голосом доложить, что мы исполним свой долг. Мы исполним его без каких-либо колебаний, и если потребуется ради этого отдать наши жизни, мы их — отдадим.
Разумеется, я не вскочил.
И, разумеется, докладывать звонким голосом ничего не стал. Однако я едва сдержал свой порыв.
Потому что и думал я, и чувствовал себя в тот момент именно так.
* * *
А поздно вечером ко мне пришла Зенна. Я уже собирался ложиться спать, когда негромко промурлыкал над дверью входной сигнал и Зенна тенью возникла в проеме: «Можно войти?». Затем она села на кровать рядом со мной и без всяких предисловий, глядя прямо в глаза, сказала, что эту операцию мы обязаны отработать на пять. Никаких сбоев быть не должно. Понимаешь: вообще никаких. Ничего важнее для нас сейчас нет.
— Понимаю, — ответил я.
— Нет, по-моему, ты все-таки не понимаешь…
И она внезапно, не дожидаясь дальнейших слов, привлекла меня к себе так, что мы, словно куклы, повалились на гелевый колышущийся матрас. Руки и ноги у нас тесно переплелись. Зенна дрожала и непрерывно шептала, тычась мне то в ухо, то в нос: «Мы должны выиграть, мы должны победить… Ты слышишь меня, Буратино?.. Должны победить… Буратино… Ты слышишь меня?..»
В промежутке она объяснила мне, почему — Буратино. Был, оказывается, такой забавный деревянный человечек из сказки. Его считали недотепой и дурачком, но в итоге выяснилось, что он — умнее всех.
— Может быть, и ты окажешься умнее всех?.. Буратино!.. Ты меня слышишь?.. Мы должны победить!..
Исходил от нее некий телесный жар, некая эманация, которой я не чувствовал, когда был близок с Аннет. По-моему, между нами даже проскакивали слабые искры. Я, честно говоря, думал, что не засну в эту ночь, и если ненадолго прикрыл глаза, то исключительно для того, чтобы лучше ее ощущать, чтобы впитывать этот жар, превращающий меня в сгусток солнечного вещества. Мне хотелось, чтобы это никогда не заканчивалось. Однако когда я — вроде бы через мгновение — вновь их открыл, за окнами было безнадежно светло, торчала ребром подушка, свисала на пол скрученная простыня, попискивал будильник, поставленный на восемь часов, и Зенны рядом со мной уже не было.
* * *
Теперь снова — не от себя. Есть вещи, о которых я могу рассказать только со стороны.
Итак, завывает сирена, мигает небо, стробоскопические вспышки света бьют по глазам, невыносимо пронзительный женский голос как будто сразу со всех сторон вопит:
— Срочная эвакуация!.. Срочная эвакуация!.. Всем находящимся в городе немедленно прибыть на вокзал!..
Однако не только это. Сам город, точно при подземных толчках, меленько, но резко подрагивает. Квотер видит, что часовая башенка, от которой они, к счастью, уже отошли, покрывается сеточкой трещин и распадается на фрагменты. Осколки ее медленно, как в сиропе, плывут в воздухе. Мало того — аналогичной сеточкой покрывается соседний дом и, разбухая стенами, начинает проваливаться как бы внутрь себя.
Они едва успевают выскочить из-под обломков.
А на проезжей части Зенна хватает его за рубашку и трясет так, что Квотер едва удерживается на ногах.
— Ты что сделал?.. Ты что натворил?.. Ты активировал настоящий вирус?.. Где ты его взял?.. Дурак!.. Буратино!.. Тупая деревянная голова!.. Боже мой, боже мой!.. Теперь мы погибли!..
Она в полном отчаянии. Она, кажется, даже не замечает, что улица, которая только что была совершенно пуста, теперь бурлит от потока панически мечущихся людей. Их сотни; возможно, тысячи. Во вспышках света, падающих с осциллирующих небес, их лица — будто рыбы, выпрыгивающие из темной воды. Зенну и Квотера сносит, они цепляются за арматуру накренившегося фонаря. «Пусти меня! Пусти!» — кричит Зенна. Она пытается вырваться, но Квотер надежно удерживает ее. Он спасет ее, он ее защитит, он вытащит ее из этого ада, хочет она того или нет. Ведь ничего страшного, в сущности, не произошло. Вражеский хаб разбит, операция успешно завершена. А то, что ее насильно перекодировали, сломали психику, превратили в зомби, как выразился бы Сэнсей, так это вина лиганцев, а не ее. Зенну здесь не за что осуждать. Ничего! Только бы им добраться до «Джера»! Только бы выйти на трафик, который приведет их домой! Там ее вылечат, в этом можно не сомневаться, там ее очистят от кода, уродующего сейчас ее мозг. Она снова станет нормальной. Она станет собой, и они будут любить друг друга всю жизнь.
Он, как безумный, шепчет все это ей на ухо. Зенна в какофонии звуков, вероятно, почти не слышит его, поскольку отталкивает и снова кричит: «Буратино!.. Дурак!..» Она кричит, что никто ее не кодировал, никто ее не переманивал, не запугивал, не покупал, что лиганцы, когда она попала к ним в плен, поступили совершенно иначе: вывезли ее за периметр и показали подлинный, а не придуманный мир. Ты хоть знаешь,
