кафе за чашкой ароматного чая!
Пусть. Но ведь не беседуют же. И не только потому, что трижды восславленных чайных так же мало, как и четырежды проклятых пивных. Еще и потому, что они взрослые и самостоятельные люди, которые сами вправе выбирать подходящие им напитки. Так же, впрочем, как и отвечать за последствия сделанного выбора. Потому что еще шестьдесят лет тому назад один товарищ, ставший впоследствии гениальнейшим поэтом нашей эпохи, заметил, что класс жажду не запивает. квасом, а за прошедшие с тех пор десятилетия борьбы и труда вкусы у класса на этот счет, увы, не переменились.
Но вернемся к гражданам С. и Т., понуро сидящим на милицейской скамье для мелких хулиганов. Чем они хуже слесаря-инструментальщика Краузе или наладчика радиоаппаратуры Хольтца, употребляющих пиво в городе Берлине? Имея случай пообщаться и с теми, и с другими, со всей определенностью могу сказать — ничем. Разница, пожалуй, в том, что с одними я беседовал за кружкой пива в аккуратной пивной, а с другими — в отделении милиции. Впрочем, разница еще и в том, что на 1,2 миллиона жителей Берлина приходится две тысячи учреждений для питья пива, а на 8,5 миллиона москвичей их 116 да еще 184 срочно перепрофилированных под пиво бывших квасных палаток. Можно бы привести подобные сведения по поводу, допустим, Крыжополя и, скажем, Карлсруэ, да чего уж зря душу травить. И столичных сравнений вполне достаточно.
Вопрос о том, будут ли геноссе Краузе и Хольтц бить друг другу лица из-за кружки пива, отпадает сам собой. А вот вопрос о праве граждан С. и Т. на то, чего им хочется, продолжает, как принято выражаться в руководящих инстанциях, очень сильно стоять.
И дело тут не только в слабоалкогольном пенистом напитке, которого не хватает, а в том, чего по-прежнему хватает, и аж по горло. Настолько хватает, что, может, и вправду хватит?
Хватит радостно орать о лживых «зонах трезвости», откуда толпы злых и трезвых людей на бульдозерах и автокранах устремляются в соседние зоны в экспедиции за бутылкой.
Хватит со слезами восторга на воспаленных очах рапортовать о миллионах административно вовлеченных в общества повальной трезвости, когда добрая половина членов общества очень смутно представляет, за что, собственно, содрали с них два рубля очередных взносов.
Хватит истерик об алкоголизации общества, под которые очень удобно вырубать виноградную лозу, а потом вводить антисамогонные талоны на сахар.
Хватит эмоциональных управленческих решений. Хватит с присущим нам энтузиазмом бросаться в любую кампанейщину, предрекая ей небывалые успехи, а потом, смущенно откашливаясь, говорить об отдельных недостатках и допущенных перегибах на местах.
Давайте спокойно и трезво посмотрим на самих себя. И совершенно неожиданно увидим, что есть не только алкоголики, которых надо лечить, но еще и остальной народ, который не надо унижать, приравнивая его к этим алкоголикам.
И этот остальной народ, выйдя из заводской проходной после смены, имеет право на свою кружку пива. Если он этого хочет. Или на свою чашку чая, если она ему больше нравится. И пусть себе выбирает. Не только директора на заводе, но и напитки за проходной. Есть такое крамольное предложение. По поводу плюрализма в остростоящем пивном вопросе.
ТУНДРЕ — ВЫШКА?!
Опыт синтетического смешения жанров
1. МИНЫ ИДУТ!
(былина)
«Мины идут!» Эта весть летела над полуостровом Ямал со скоростью стрелы с наконечником из рыбьей кости.
«Мины идут!» И олени, тревожно прядая чуткими ушами, изменяли многовековые маршруты каслания [1], испуганно уносясь все дальше на север.
«Мины идут!» — замирая от ужаса, пищали мышки-лемминги собравшимся их сожрать диким песцам, отчего те мгновенно теряли аппетит и, поджав хвосты, начинали исступленно щипать тундровый лишайник.
И только хозяева тундры, называвшие себя оленьими людьми, не испугались. Они почесывали твердыми пальцами жесткие свои затылки и уверенно говорили друг другу: «Ничего, братка, Советская власть защитит нас от минов».
Полчища минов надвигались с юга. Там, где они проходили, горела тайга, гибли животные, в истерзанную землю ложились громадные трубы, а возле них возникали небольшие крепости — компрессорные станции. И вот настал день, когда мины появились в окрестностях полуострова. Плотные их колонны шли тяжелым и уверенным шагом конкистадоров, способным вытоптать даже вечную мерзлоту. Яростно сверкали на скупом полярном солнце отточенные ножи их крутобоких бульдозеров. Змеиные головы ковшей экскаваторов хищно покачивались, готовые грызть неподатливую землю. На боевых знаменах были начертаны грозные имена самых могучих и знаменитых миновских дружин — Мингео, Миннефтегазстрой, Минтрансстрой.
Сначала в тундру проникли отряды разведчиков из дружины знатного мина по имени Гео. Дружинники были мужественны, бородаты и доброжелательны.
— Мингео пришел! — весело сообщали они оленьим людям, и те, доверчиво улыбаясь, приглашали их в свои чумы, подвигались, освобождая место у огня, делились мясом и рыбой.
А бородатые между тем сверлили в тундре глубокие дыры, и через них на поверхность вырывалось вещество с неприятным запахом и коротким названием «газ».
Бородачи продвигались все дальше и дальше, оставляя на десятки километров вокруг просверленных дыр — нефтегазоразведочных буровых — тонны ржавого железа и застывшего бетона. И живая тундра становилась мертвой землей.
Вслед за разведчиками потянулись и главные дружины. Там, где проходили их вездеходы, ягель не вырастал полвека, а в реках, где они мыли свои машины, исчезала рыба.
Родная тундра, милая холодная родина, уходила у оленьих людей из-под ног. «Но есть же, братка, у Советской власти законы? — говорили они друг другу. — Нельзя же просто так прийти и забрать у человека родину?» Законы были. Были нормы отвода земель. Но мины и не думали их соблюдать. За годы нефтегазового освоения площадь уничтоженных оленьих пастбищ превысила эти нормы в 23 раза.
Нашествие минов еще только начиналось, а твердые пальцы оленьих людей все чаще чесали жесткие затылки, и все чаще вспоминали тундровики Советскую власть: когда же наконец пришлет она своих краснозвездных всадников, чтобы спасти тундру от коварных минов?
И еще один вопрос мучил оленьих людей, видевших, как методично и напористо уничтожают мины их родину. А есть ли родина у минов?
Но здесь мы прервем былинный сказ, потому что для ответа на этот вопрос никак не обойтись без эпоса.
2. РОДИНА МИНОВ
(эпос)
Эпоса было много. То есть был сплошной романтический эпос.
