Площадь, которую миновал герой Достоевского, — это Сенная площадь. С прилегающими к ней улицами и переулками, где располагалось множество лавок, питейных заведений и ночлежек, она была центром петербургских трущоб. Достоевский знал ее жуткую, притягательную силу. Живя рядом, в Столярном переулке (ныне улица Пржевальского), писатель, как и его герой Раскольников, часто посещал это место, «Я вот шел по Сенной и обдумывал, что бы такое написать… Тоска грызла меня…»
С Сенной площади Раскольников попадает в переулок, «делающий колено». Это Таиров переулок (ныне переулок Бринько). А большой дом, описанный в этом отрывке, — дом № 4, принадлежавший тогда де Роберти.
…А жизнь меж тем кругом менялась,
И зашаталось все кругом
И ветром новое врывалось
В гостеприимный старый дом…
(А. А. Блок. Возмездие)
О каком «старом доме» говорит поэт? Когда и кем он был построен?Рядом с главным зданием Университета на Васильевском острове стоит небольшой двухэтажный каменный дом (Университетская наб., 9). Построенный в 1834–1835 годах по проекту архитектора А. Ф. Щедрина, он вошел в литературу под названием Ректорский флигель. В одной из комнат второго этажа этого «старого дома» над Невой в ночь на 16 ноября 1880 года родился А. А. Блок. Здесь, в квартире своего деда А. Н. Бекетова — ректора университета — будущий поэт прожил три года.
Памятник «олицетворяет весь позор и всю низость самодержавия…»
(А. В. Луначарский)
«…С тупой ограниченностью, самодовлеющей тьмою — все так же будет стоять за все отжившее, невежественное на своем буйволе».
(И. Е. Репин)
…На коне тяжелоступном,
В землю втиснувшем упор копыт,
В полусне, волненью недоступном,
Недвижно, сжав узду, сидит.
(В. Я. Брюсов)
О каком памятнике — все три приведенные высказывания? Где, когда и кому он был сооружен? Кто является автором монумента и какова его история?Приведенные выше цитаты относятся к памятнику Александру III, установленному в центре Знаменской площади (ныне площадь Восстания) в 1909 году. Автор монумента скульптор П. П. Трубецкой изобразил царя мрачным грузным всадником. Надменный и тупой взгляд императора из-под насупленных бровей устремлен вдаль. Как вспоминал один современник, однажды в кругу близких у Трубецкого спросили: «Какая идея заложена в этом памятнике?» Скульптор ответил: «Не занимаюсь политикой. Я изобразил одно животное на другом».
Ректорский флигель
Открытие памятника Александру III. Фото 1909 года
И. Е. Репин видел в этом произведении «жестокий приговор самодержцу», обличительное символическое изображение царствования Александра III. Уже спустя три года после открытия монумента перед Городской думой ставился вопрос: не снести ли его вовсе? По словам Александра Бенуа, Николая II никогда не покидало желание «сослать памятник в Сибирь». История памятника на Знаменской площади имела свое продолжение. В 1927 году на гранитном пьедестале было высечено четверостишие Демьяна Бедного:
Мой сын и мой отец при жизни казнены,
А я пожал удел посмертного бесславья:
Торчу здесь пугалом чугунным для страны,
Навеки сбросившей ярмо самодержавья.
В 1937 году памятник был снят и передан Государственному Русскому музею. В 1994 году он установлен в парадном дворе Мраморного дворца.
Кому принадлежат эти строки и из каких произведений они взяты?Прошло сто лет, и юный град,
Полнощных стран краса и диво,
Из тьмы лесов, из топи блат
Вознесся пышно, горделиво…
А. С. Пушкин (вступление к поэме «Медный всадник»).
Рим создан человеческой рукою,
Венеция богами создана;
Но каждый согласился бы со мною,
Что Петербург построил сатана.
А. Мицкевич («Петербург»).
…Ты дорог нам, — ты был всегда
Ареной деятельной силы,
Пытливой мысли и труда!
Н. А. Некрасов (поэма «Несчастные»).
«Петербург — это всего лишь двор, хаотическое нагромождение дворцов и лачуг, это вельможи, окруженные поставщиками».
Д. Дидро («Записки», посвященные Петербургу).
«На пустынных берегах, откуда, казалось, жизнь изгнана самою природой, Петр основал свою столицу и сотворил себе подданных. Его страшная рука до сих пор простерта над их потомством, теснящимся вокруг августейшего памятника, и трудно сказать, защищает ли их эта бронзовая длань или грозит им».
Ж. де Местр («Санкт-Петербургские вечера»).
Город пышный, город бедный,
Дух неволи, стройный вид,
Свод небес зелено-бледный,
Скука, холод и гранит…
А. С. Пушкин «Город пышный, город бедный…»
«Основание Петербурга является ярчайшим свидетельством русской силы духа, которая не знает ничего невозможного… нельзя не задуматься над чудом создания столь прекрасного города в такое малое время».
А. Л. Ж. де Сталь («Десять лет изгнания»)
Я Петербург люблю с его красою стройной,
С блестящим поясом роскошных островов,
С прозрачной ночью — дня соперницей беззнойной,
И с свежей зеленью младых его садов.
П. А. Вяземский («Разговор 7 апреля 1832 года»)
Увы! Как скучен этот город,
С своим туманом и водой!
Куда ни взглянешь, красный ворот
Как шиш торчит перед тобой…
М. Ю. Лермонтов (из письма к С. А. Бахметевой)
«Петербург вовсе не похож на прочие столицы европейские или на Москву. Каждая столица вообще характеризуется своим народом, набрасывающим на нее печать национальности; на Петербурге же нет никакого характера: иностранцы, которые поселились сюда, обжились и вовсе не похожи на иностранцев, а русские, в свою очередь, обыностранились и сделались ни тем, ни другим…»
Н. В. Гоголь (из письма к родным).
«Чтобы хорошо узнать Петербург, надобно посвятить ему всю жизнь свою, сродниться с ним, предаться ему душою и телом… Ни под небом Италии, ни средь развалин Греции, ни в платановых рощах Индии, ни на льяносах Южной Америки не бывает таких ночей, как в нашем красивом Петербурге. Бездна поэтов описывала и восхваляла наши северные ночи, но выразить красоту их словами так же невозможно, как описать запах розы и дрожание струны, замирающей в воздухе. Не передать никакому поэту того невыразимого, таинственного молчания, полного мысли и жизни, которое ложится на тяжело дышащую Неву после дневного зноя, при фосфорическом свете легких облаков и пурпурового запада».
А. А. Григорьев («Заметки петербургского зеваки»).
«Да, господа, жить безвыездно в Москве и потом приехать в Петербург — это значит из одного мира перелететь в другой, совершенно на первый не похожий… Я еще не осмотрелся в Петербурге, чему причиною и то, что общность его так сильно и мощно охватила мою душу, что она не в состоянии сосредоточиться ни на одной частности и рассмотреть ее. Хотя Петербург в осеннее и зимнее время не имеет и половины своего значения, являясь во всем своем поэтическом блеске только весною и летом, но я уже заколдован им. В самом деле, стоит только вскользь увидеть Неву, чтобы почесть себя перенесенным в какое-то волшебное царство…»
В. Г. Белинский (из статьи о Петербурге).
«Петербург любить нельзя, а я чувствую, что не стал бы жить ни в каком другом городе России… В Москве на каждой версте прекрасный вид; плоский Петербург можно исходить с конца в конец и не найти ни одного даже посредственного вида; но, исходивши, надо воротиться на набережную Невы и сказать, что все виды Москвы — ничего перед этим… Нигде я не предавался так часто, так много скорбным мыслям, как в Петербурге. Задавленный тяжкими сомнениями, бродил я, бывало, по граниту его и был близок к отчаянию. Этими минутами я обязан Петербургу, и за них я полюбил его так, как разлюбил Москву за то, что она даже мучить, терзать не умеет».
А. И. Герцен («Москва и Петербург»).
О Север, Север-чародей,
Иль я тобою околдован?
Иль в самом деле я прикован
К гранитной полосе твоей?
Ф. И. Тютчев («Глядел я, стоя над Невой…»).
«Высокий золотой шпиль бросился мне в глаза: я узнал Петропавловскую крепость… Так вот Петербург! Да, это он, точно. Эти пустые, широкие, серые улицы; эти серо-беловатые, желто-серые, серо-лиловые, оштукатуренные и облупленные дома, с их впалыми окнами, яркими вывесками, железными навесами над крыльцами… эти фронтоны, надписи, будки, колоды; золотая шапка Исаакия; ненужная пестрая биржа; гранитные стены крепости и взломанная деревянная мостовая… эти окаменелые дворники в тулупах у ворот, эти скорченные мертвенным сном извозчики на продавленных дрожках… это она, наша Северная Пальмира».
