Облизывая ложку, Вера снова подумала о том, как бы все сложилось у нее – или, вернее, у Ласло, – если бы она тогда не сбежала, а должным образом с ним попрощалась. И почему она решила, что ей следует написать ему прощальную записку? До чего же она была склонна к театральности!
Поначалу Вера сочла встречу с семейством Рихтер роковым совпадением и несчастьем. Но теперь, несмотря на скорбь и чувство стыда, она была рада тому, что это случилось. И дело не только в том, что она узнала правду о Ласло – это неожиданное известие для нее кое-что прояснило, – но и в том, что она увидела в Максе его продолжение. Вера считала себя везучей, ей везло на скачках, в карточных играх, в рулетку. Возможно, эту встречу тоже можно считать везением.
Она доела кусок торта, вытерла руки, выпила холодного чаю. Теперь она готова прочесть подаренные Чарлзом стихи.
Вера надела очки и провела рукой по корешку изящного томика. В поезде по дороге в Гавр Чарлз объяснил ей, что в двадцать один год он в турецкой бане в Константинополе познакомился с Константином Кавафи. Общаться друг с другом им не составило никакого труда, поскольку греческий поэт из Александрии в детстве некоторое время жил в Ливерпуле. Чарлз не вдавался в подробности (он был человеком тактичным и сдержанным), но упомянул, что все эти годы они с Константином продолжали поддерживать отношения. Этот томик, изданный исключительно для друзей поэта, Чарлз незадолго до их последней встречи получил по почте и по какой-то причине решил подарить его Вере.
Бросив взгляд на обложку – «Константин П. Кавафи. Стихи. 1921 год», – Вера развернула книгу. Она с грустной улыбкой перечитала посвящение Чарлза и тут впервые заметила, что посвящений было два – на соседней с оглавлением странице красовалось любовное посвящение поэта Чарлзу. «Ну и негодник! – широко улыбнувшись, подумала Вера. – Даже не позаботился его стереть».
Хотя в тоненьком томике было всего несколько стихов, Вера открыла помеченную Чарлзом страницу со стихотворением, которое, судя по всему, он хотел, чтобы она прочитала первым. И Вера начала бормотать его вслух:
– Итака
Отправляясь в путешествие в Итаку,
Молись, чтобы путь твой был долгим,
Полным приключений, полным познаний…
Вера умолкла. У нее першило в горле, и читать вслух ей было не по силам; к тому же буквы расплывались перед глазами. О, Чарлз! Не был бы он таким трусом, не страшился бы смерти, он бы сейчас сидел рядом с ней. А вместо этого она теперь сидит в полном одиночестве с подаренной им книгой!
Как бы Вере хотелось, чтобы Чарлз сам прочел ей это стихотворение, ведь он неслучайно выбрал его для ее последнего путешествия. У Чарлза такой чудный голос – по-прежнему глубокий и мелодичный, ничуть не похожий на скрипучие, точно древняя кресло-качалка, голоса стариков. Вера закрыла глаза, с минуту помолчала, чтобы вслушаться в голос Чарлза, и продолжила чтение.
Молись, чтобы путь твой был долгим,
Чтобы летние утра текли чередой,
И ты с неизбывной радостью входил в порты,
Которые прежде ни разу не видел.
Забреди на финикийские рынки
И купи себе нечто изящное:
Жемчуга, кораллы, янтарь, эбонит,
Благовония всевозможных сортов;
Купи их видимо-невидимо.
Посети как можно больше египетских городов
И черпай познания у проживающих там ученых.
При этом ни на миг не забывай об Итаке,
Добраться до нее – твоя главная цель.
Но не торопись достичь этой цели.
Пусть твое путешествие длится годами,
И ты прибудешь на остров в старости,
Обогащенный всем, что приобрел в пути.
Не жди от Итаки никаких богатств.
Итака одарила тебя чудесным путешествием;
Лишь из-за нее ты отправился в этот долгий путь,
Но больше ничего от нее не жди.
И если Итака окажется нищей, не думай, что она тебя обманула.
Ты станешь опытен и мудр,
И наверняка поймешь, в чем суть подобных островов.
Вера глубоко вздохнула. Милый мой Чарлз. Да, Манхэттен – ее Итака. И чтобы вернуться туда, она предприняла долгое, необычное путешествие. Нью-Йорк. Интересно, о чем думал Одиссей, подплывая к Итаке? Может быть, о том, что после всех его приключений жизнь на острове покажется ему тоскливой? Или о том, что Пенелопа постарела и потолстела? Теребя жемчужное ожерелье, купленное ею много лет назад на одном из портовых рынков, и едва сдерживая слезы, Вера подумала: сколько же ей еще предстоит добираться до ее острова?
Небо посветлело, и горизонт озарился слабым желтовато-розовым светом. Вера закрыла книгу и потянулась. С наступлением рассвета пропал жар.
День пятый
Прибытие
– Немедленно вставайте! – Кто-то резко дернул Жюли за плечо – мать никогда так грубо ее не будила. – Господи! Что с вами такое?!
Жюли повернулась на другой бок, и ее затуманенный взгляд наткнулся на сердитый взгляд и поджатые губы мадам Трембле.
– Мадемуазель Верне! – взвизгнула женщина. – Уже почти восемь! А вы до сих пор нежитесь в постели!
Все еще цепляясь за сон, Жюли в растерянности села на кровати и натянула на себя одеяло. Кто ей приснился? Мать? Братья? Хороший сон или дурной?
– Таких медлительных и ленивых девиц, как вы, у нас на службе еще не бывало! – взревела мадам Трембле. – И таких обманщиц!
– Что-что? – Жюли наконец-то проснулась и начала разбирать то, что ей говорили. – Таких обманщиц?
– Паскаль уверял меня, что вы вчера вечером заболели, – злилась мадам Трембле. – И он отпустил вас с работы, чтобы вы отдохнули! А чем вы ему отплатили? Сбежали куда-то и черт знает когда вернулись! Гадкая обманщица!
– Но я была больна. И я отдыхала! – Жюли больше всего расстроило то, что Паскаль мог подумать, будто она, воспользовавшись его добротой, обвела его вокруг пальца. – Я вовсе не обманщица.
– Когда я пришла в спальню после последней смены, вас здесь не было! – продолжала возмущаться мадам Трембле. – Я расспросила Симону и других женщин, но никто вас здесь не видел.
Открыв рот от изумления, Жюли не произнесла ни слова.
– Так где же вы были? Снова бегали в первый класс? Любоваться видами?
Жюли чуть было не решила поделиться своими бедами с мадам Трембле, но, столкнувшись с ее осуждающим взглядом, поняла: сочувствия от нее не жди.
– Я была в первом классе! – гордо выпрямившись, отважно сообщила Жюли. – В каюте на самой верхней палубе. Пила чай с друзьями.
Мадам Трембле, наградив Жюли злобным взглядом, погрозила ей пальцем:
– Шутить вздумали? Такой глупой ложью дела не поправить!
– Я говорю правду, – отозвалась Жюли. – Хотя это уже не имеет значения.
– Почему же не имеет значения? – угрожающим шепотом спросила она.
– Потому что я увольняюсь, – радуясь изумлению на лице начальницы, ответила Жюли.
Прошлой ночью после вечера, проведенного в компании своих новых приятельниц, Жюли, лежа в постели, раздумывала о том, чтобы уволиться, но окончательное решение приняла только сейчас.
– Думаю, и вам, и мне ясно, что для работы на пароходе я не гожусь.
– Это уж точно, – хмыкнула мадам Трембле. – Но вы, мадмуазель, не воображайте, будто вас бесплатно отвезут назад во Францию. Вам придется, как обычному пассажиру, купить себе билет. И имейте в виду, такая поездка – недешевое удовольствие.
– А я не собираюсь возвращаться во Францию, – неожиданно для себя заявила Жюли. – Я остаюсь в Нью-Йорке.
