Джин-Энн Депре - Третья женщина

Врата рая и ада одновременно, если такое возможно, разверзлись для Джудит Рейли коротким объявлением в «Таймс». В американских газетах рекламные предложения обычно помещаются в разделе «КУПЛЯ-ПРОДАЖА». В лондонской «Таймс» этот раздел, пестрящий самыми разнообразными — от каменщика до пэра — объявлениями, входил в рубрику «РАЗЫСКИВАЮТСЯ».[1] Несмотря на стремительные перемены, происшедшие за минувшие два тысячелетия — всего год назад, в 1911-м, Чарльз Ф. Кеттеринг создал свой первый самодвижущийся экипаж, — общество не менее быстро продвигалось к сомнительным преимуществам равноправия, когда юные девушки, одинокие и самостоятельные, могли без боязни и колебаний отвечать на персональные объявления или предложения работы, помещенные на степенных и официальных страницах «Таймс».

Объявление, как и сама газета, отличалось сдержанностью и крайней официальностью тона:

«ИЗВЕСТНЫЙ УЧЕНЫЙ, СОВЕТНИК ПРАВЛЕНИЯ

ЛОНДОНСКОГО ИСТОРИЧЕСКОГО ОБЩЕСТВА В ОТСТАВКЕ

ПРИГЛАШАЕТ ЛИЧНОГО СЕКРЕТАРЯ

НЕ СТАРШЕ 30 ЛЕТ. ЧЕЛСИ-САУТ, 77.

ОБРАЩАТЬСЯ ПОСЛЕ СЕМИ ВЕЧЕРА».

В нынешнем положении Джудит эти несколько строк были подобны божественному посланию, пусть и косвенно, но подтверждающих справедливость и незыблемость мироустройства. Говоря проще, перед Джудит Рейли высилась проблема просто катастрофических размеров: остаться одной, без средств к существованию в огромном Лондоне — «на мели», как говорят горожане. И все лишь потому, что театральная труппа, известная под названием «Геннези’с Опера», неожиданно обанкротилась и развалилась в первую же неделю представлений в Вест-Энде.[2] Джарвис Геннези, антрепренер Барнумского Колизея[3], не нашел ничего лучшего, как привезти на Британские острова команду американских актеров и актрис в неплохой в общем-то пьесе «Последняя дуэль любви». По причинам, которые и на смертном одре остались непостижимыми для Геннези, приторная мелодрама нисколько не встряхнула лондонскую публику. Ни завзятые поклонники «Мюзик-холла»[4], ни среднее сословие добропорядочных британцев не пожелали сопереживать героям милой пасторали, столь любимой и почитаемой на сценах Америки. Джарвис Геннези, вложивший все свое состояние — до последнего доллара — в это предприятие, сполна испил унизительной горечи поражения. «Геннези’с Опера» сошла с подмостков, и труппа разочарованных и голодных лицедеев вместе с рабочими сцены была вынуждена зализывать свои раны на борту судна, идущего обратно в Нью-Йорк.

Джудит Рейли намеревалась вернуться вместе со всеми, однако в последнюю минуту под влиянием какого-то неодолимого, смутного чувства решила остаться. Даже перспектива блистательной карьеры — надежда, которой она жила с тех пор, как в первый раз увидела неподражаемую Мод Адамс в «Маленьком священнике» Барри, поставленном в Королевской опере на Бродвее; волнующее ожидание, когда уютные, хотя и по-тюремному строгие стены приюта в Рутледже распахнулись перед ней в мир, — все осталось в прошлом, и Джудит без колебания сделала свой выбор. Профессия актрисы была окутана романтической дымкой: перевоплощение в другой образ, иную жизнь — даже в скоротечные часы на сцене — действовало завораживающе. К счастью, она обладала талантом воспринимать и переживать придуманный мир. Но мир внутри вмещал еще большее богатство: именно его темная глубина побудила Джудит остаться, несмотря на возвращение домой ее друзей и подруг. Корнелия Рейган предлагала взять на себя ношу дорожных расходов, благодаря полученному от родителей переводу, однако Джудит вежливо отклонила помощь и белоснежным платком, словно флагом капитуляции, взмахнула на прощание судну, увозившему труппу от Саутгемптонского пирса. Перегнувшись через пароходные поручни, Джарвис Геннези послал ей воздушный поцелуй, и это была их последняя встреча. В девять лет, когда родители погибли в железнодорожной катастрофе, Джудит осталась сиротой. Театральное крушение в Лондоне отняло у нее добрейшего Геннези, заботливого, хотя порой и ворчливого, по-отцовски снисходительного.

И все же жизнь продолжалась. Двадцать один год — едва ли тот возраст, когда люди теряют надежду. Англо-шотландская кровь с бурлением разносила по телу живительные соки; свежий морской воздух приятно пьянил грудь; огромные глаза смотрели в мир, как может смотреть сама молодость. Потомки клана Рейли не признавали безвыходных положений, и Джудит с детства усвоила эту истину.

Ей не пришлось долго ждать, чтобы ощутить вкус новообретенной свободы. Объявление в «Таймс» появилось уже на следующее утро после поспешного отступления «Геннези’с Опера». Пребывание Джудит в меблированных комнатах «Слокам-хауза», где Джарвис Геннези разместил свою труппу, истекало в полдень следующего дня. И хотя миссис Слокам, полная, добродушная владелица дома, не торопилась с выселением американской гостьи, Джудит не желала принимать авансы, которые не имела средств оплатить. В счастливом стечении обстоятельств утренний номер «Таймс» казался ниспосланным самим Господом Богом.

С приближением часа, указанного в объявлении, росло волнение; Джудит охватывал необъяснимый трепет при мысли о предстоящей встрече. До сих пор она не рассматривала актерское искусство как работу. Скорее, это была игра — пусть и серьезное, но увлечение. Теперь, после развала труппы, исторические изыскания выглядели как никогда привлекательными и интересными, ибо, после театра, английская старина была второй серьезной привязанностью Джудит. По правде говоря, все началось в тот день, когда отец за обедом полушутя-полусерьезно заметил: «Ты можешь гордиться своей родословной, малышка. В наших жилах течет кровь самого сэра Уолтера[5], и пусть кто-нибудь посмеет пренебрежительно отозваться о твоих предках! Рейли не то имя, которое может достаться кому угодно…»

Как смеялась тогда ее мать! Однако слова отца были правдой. Несмотря на незавидное положение, Александр Рейли, простой фабричный рабочий, действительно приходился потомком сэру Уолтеру Рейли. Минули годы, сменились поколения, но факт оставался фактом. Знатный вельможа шестнадцатого столетия принадлежал истории семьи Рейли. В доме, где росла Джудит, это родство было одиннадцатой библейской заповедью. Со временем у нее не однажды появлялась возможность убедиться в правоте отца, и с каждым разом все отчетливее представал образ сэра Уолтера, а вместе с ним — английская история, шагавшая рука об руку с человеком, который сумел составить свою репутацию галантным жестом перед легендарной королевой. Однако сэр Уолтер был больше чем дворцовый фаворит, собственным плащом прикрывающий грязь под ногами королевы, — он был солдатом, политиком, мореходом и джентльменом в истинном смысле этого слова. Гордость за знаменитого предка, вынесенная из детства, становилась глубже с годами: возможно, ею объяснялось отчасти то нетерпение, с каким Джудит ожидала поездки за океан.

Благодаря изобретению мистера Эдисона канули в Лету газовые рожки и фонари, но старый добрый Лондон с его улицами и площадями остался таким же, как и прежде. Холодный туман, волнами накатывающийся с берегов Темзы; зыбкие ореолы огней, припавшие к булыжникам мостовой; глухие, темные ночи. Несмотря на сверкание электрических реклам, праздничное великолепие, это был Лондон, по закоулкам которого бродил Джек Потрошитель; Лондон, в камни которого вросли Тауэр, Букингемский дворец, Пикадилли-плац, Трафальгарская площадь… Биг-Бен, отбивающий часы в темноте, и запаздывающий колокол Боу-Беллза — это был прежний, не подверженный переменам город. Рыбные ресторанчики, толчея Блошиного рынка и чопорная неприступность правительственных зданий: Даунинг-стрит, Парламент, Лайм-хауз, Харли-стрит, Сохо, Вест-Энд, Флист-стрит, Ковент-Гарден, Мэйфайр, Гайд-парк и… Челси. Номер 77, Челси-Саут. Мост Ватерлоо, вокзал Баттерси, знаменитая Бейкер-стрит, выносившая в своих стенах гений Шерлока Холмса; легкие кэбы с кучерскими сиденьями, расположенными сзади; зонты, накидки, защищающие от дождя, и спешащие мимо джентльмены, каждый из которых мог бы стать воплощением доктора Генри Ватсона.

Итак, остановив перед кирпичным фасадом уютной гостиницы миссис Слокам свободный экипаж, Джудит Рейли направилась по адресу в Челси. Без знания городских улиц и переулков, располагая не поддающимися дешифровке рекомендациями путеводителя Бадеккера, ей не оставалось ничего другого, как довериться во всем усатому кэбмену в шляпе с обвисшими полями, устроившемуся на странно приподнятых для американского глаза запятках. На улице смеркалось; густел промозглый мартовский туман. Колокол на ратуше пробил шесть вечера. По расчетам Джудит, часа должно было с лихвой хватить и на путешествие, и на подготовку к беседе. Втайне она желала оказаться первой претенденткой, появившейся в 77, Челси-Саут.