Возвращение в смертную форму, горячий воздух в легких стали глубоким шоком, как погружение в ледяную воду. Еще более шокирующим стало отвратительное ощущение, что он делит тело с кем-то еще, что он не один. Едва его астральная сущность вновь приобрела знакомую форму, как Аллан почувствовал, что его атакует нечто, находящееся вместе с ним в ненарушенной и личной темноте. Он ощутил липкие плавники и щупальца, щелкающие многосочлененные ноги отчаянно царапались за обладание физической сущностью, однако он не мог точно понять, с чем боролся. Возможно, это было самое ужасное — он как будто был связан в темном мешке с каким-то неизвестным и злобным животным из джунглей. Он кричал, и в этой тьме кричало что-то еще.
Когда бьющееся в конвульсиях тело неожиданно выпустило ее лодыжку, а его пальцы стали хватать, Мариса выдохнула и отступила назад. Она пристально смотрела вниз, на тело старика, как оно корчилось и извивалось у ее ног. Куотермейн, казалось, царапал и бил собственное лицо, словно в приступе отвращения к самому себе. Губы с пеной дергались по сумасшедшему искаженному лицу, и казалось, что не одно, но два мучительных завывания исходили изнутри.
Вспомнив о хозяйке, Мариса оглянулась на диваны. Истощенная рука лежала на недвижной впавшей груди, скомкав ткань вдовьей ночнушки в мятую розу над сердцем. Пустые глаза смотрели в освещенную пламенем пустоту, и с холодной острой болью Мариса поняла, что леди Рэгнолл больше нет среди живых. Хотя хозяйка за долгие годы стала Марисе скорее компаньонкой, чем нанимателем, красавице было некогда горевать о ее кончине. Стояли более насущные вопросы, если ей с Куотермейном не хотелось последовать за усопшей. Собравшись, она вновь посмотрела на валявшееся в ее ногах существо.
Черты лица Куотермейна и его отчаянное выражение, казалось, текли и мерцали в свете очага, так что Мариса то видела лицо исследователя с человеческой болью и паникой в глазах, то его ужасную пародию c жаждой убийства. Мариса решила, что, наконец, поняла, что произошло.
Такие обстоятельства описывались ее соплеменниками в отношении использования наркотика тадуки, но Мариса отметила, что только в древних и самых зловещих преданиях говорилось об ужасной одержимости чудовищами, жертвой которого стал Куотермейн. Они назывались разными именами: Великие Древние, Плод Юггота, Ллойгор. Существа из-за рациональных границ бытия, парящие вне пространства и времени, ищущие путь в человеческий мир, чтобы захватить и объявить своим. Упоминание этих имен всегда сопровождалось жестом, изображавшим защитный символ, чтобы защититься от зловрежного влияния. С дикими глазами обсидиановая красотка заозиралась вокруг в поисках клочка бумаги и принадлежностей для письма, с помощью которых могла бы построить этот «старший знак» сама и тем самым помочь человеку, который корчился и бился на полу как рыба без воды.
Она вырвала чистый лист из сборника стихов Суинбёрна и взяла нож для писем, чтобы кровью из руки начертать знак. Стоило ей это сделать, Куотермейн перевернулся, дрожа и ревя в сражении с самим собой. При повороте он выбил ногой одну из больших горящих книг в очаге на пол. Языки пламени начали лизать сухие и хрупкие страницы других томов, расставленные вдоль стен библиотеки. Мариса выругалась — она знала, что у нее осталось еще меньше времени, чтобы осуществить то, что она задумала. Нож решительно скользнул по ее ладони, и, когда пошла кровь, Мариса окунула в нее палец и как пером принялась чертить алые ритуальные знаки на вырванной странице.
Куотермейн был в аду. С отчаянной уверенностью он осознавал, что не побеждал в битве сущностей, разгоревшейся в его теле. Яростные и напористые атаки эктоплазматического врага напоминали тайфун или ураган. Кроме того, Аллан знал, что сама его душа будет разорвана на клочки и призрачное конфетти дюжиной клацающих конечностей врага. Когда сама его сущность оказалась, окровавленная, у порога исчезновения, Куотермейн уже не осознавал, что библиотека леди Рэгнолл занялась, словно чистилище, в котором пребывал и он сам.
Боясь приблизисться к рукам Куотермейна, чтобы не быть ослепленной или другим способом обездвиженной, Мариса надеялась, что в спешке правильно начертила неуклюжий талисман. Красные линии образовывали семиконечную звезду с крючковатым солнечным колесом священным в ведической религии, в центре, Собрав всю храбрость, она сделала выпад, выкрикивая древние имена силы, и прижала окровавленный клочок к потному лбу исследователя.
Куотермейн завопил, внезапно тьму вокруг пронзил странный эзотерический символ, горящий огнем — взрывающимся, разрушительным, ужасным. Он кричал, но то, что было рядом в темноте, кричало куда громче. Закипая в его сознании, в его теле, существо стало на какой-то момент видимым человеческому взору. У Марисы перехватило дыхание, она отшатнулась, поражаясь сверкающему видению тошнотворного света, который завис над бьющимся в конвульсиях телом авантюриста. Это было нечто за волнующейся завесой — гротескно движущиеся клешни, дрожащие в унисон, как конечности многоножки, искры стали отблесками, россыпью цветных пятен на сетчатке глаза, и затем пропали.
Мариса помогла ошеломленному и бормочущему исследователю подняться на ноги и постаралась увести его из горящей библиотеки на прохладную террасу и лужайку за пределами обреченного сгореть особняка. Куотермейн лежал, оперевшись на темный пень, скачущий свет пламени от горящего здания танцевал в его пристальных, остекленевших глазах. Отрывая кусок ткани от платья, чтобы забинтовать руку, служанка подумала, чем может помочь для контуженному исследователю.
Он, очевидно, был проклят. В племени Марисы знали, что того, кто разозлил Великих Древних за пределами времени и пространства, эти бессмертные и злобные существа будут преследовать до конца своих дней. Если находиться… в непосредственной близости к тому, кто проклят, то можно было привлечь внимание Великих Древних и к себе. Самый безопасный план действий Марисы был прост. Загипнотизированный и пораженный, Куотермейн не отводил глаз от пожара, который охватил поместье леди Рэгнолл и саму вдову, и не заметил, как ушла Мариса. Ему было не суждено встретить ее вновь, и никогда он боле не отведает наркотик, к которому только у нее был доступ; ужасный и захватывающий заменитель реальности, известный в самых сумрачных и загадочных уголках мира как тадуки.
Все это случилось много лет назад.
Куотермейн едва ли помнил ту ночь или утро, когда он, больной и потерявший память, брел по земле у руин поместья леди Рэгнолл. Загадочная черная служанка и ее тайник с препаратом, которого жаждал Куотермейн, теперь сгинули.
Аллан отправился бродягой в Лондон, а оттуда на Ближний Восток, где имелся опиум, который мог заглушить боль от нехватки наркотика тадуки. Он плыл в беззаботной амниотической тьме, возможно, где-то в Каире, хотя самому ему было все равно. Единственным раздражителем в искусственном раю стал женский голос, который проник сквозь сон, требуя внимания, пробуждая его. Неохотно он открыл глаза.
Она была прекрасна. И чопорный букет ее губ, тщательно уложенные черные волосы нашли в груди исследователя отклик признания. Он видел это лицо прежде, но где? В бесчувственном, одурманенно наркотиком разуме Аллана прохладный и дрожащий сквозняк затрепетал в завесе, которая окутывает наше зашоренное смертное восприятие. Он не знал эту женщину, не хотел столкнуться с сомнительным будущим, которое она собой представляла.
— Уйдите, — произнес он нечленораздельно, и снова закрыл глаза.
Но она не ушла.
И все произошло так, как и должно было.
конец
