— Аня, иди есть! — позвала мама.
— Сейчас, блин, — не очень–то вежливо отозвалась Аня, дописывая сообщение и судорожно захлопывая ноутбук. С тех пор, как неподалеку построили какую–то забегаловку с вай–фаем, Аня не вылезала из Сети. Мама об этом не знала, но, должно быть, догадывалась. Впрочем, Аню это не парило.
На ужин, как всегда, был какой–то несчастный салат. Аня ненавидела такую скучную пищу и не понимала, зачем мама ее этим кормит и уверяет, что это полезно. Хотя мама вообще отличалась старомодными вкусами и непонятными взглядами.
— Ма–а–ам, — взмолилась Аня, — почему у нас не еда, а недоразумение какое–то? Я уже задолбалась это есть.
Мама среагировала в точности так, как Аня и ожидала:
— Не ругайся на еду! — сказала она. — Ешь давай и скажи спасибо, что тебя вообще кормят.
Аня уткнулась в тарелку. С мамой лучше не спорить. Бесполезно.
В Интернете было интереснее. Подруга из Америки всегда была готова потрепаться и посплетничать, друг из Питера постоянно кидал новинки музыки, одноклассники обсуждали учителей. А уроки можно и ближе к полуночи сделать. Нет, Аня не была лентяйкой и уроки делала всегда сама, — просто в Сети было интереснее. Хотя маме этого было не понять. Она постоянно гнала дочь спать посредине уроков. Приходилось отмахиваться привычным «Щас, блин» и доделывать уроки побыстрей, параллельно отвечая на сообщения.
Аня любила заводить случайные переписки. Смайлик, еще смайлик, пара вопросов, треп ни о чем — время убивало просто отлично. Иногда попадались забавные люди с забавными мыслями. С ними было интересно спорить, иногда целыми неделями.
Новая переписка началась как обычно. «Привет!», — написал Неизвестный. Аня ответила, предвкушая разговор во всех подробностях. Она была непревзойденным спорщиком, непревзойденной сплетницей и т. д. и т. п., поэтому переписка обещала быть интересной.
Как будто подыгрывая Ане, собеседник с первых же сообщений втянулся в спор. Его точка зрения на все, от музыки до религии, не совпадала с Аниной. Он не считал возраст музыки и одежды показателем, уважал старших и пытался заставить себя поверить в бога (в то время как Аня старательно культивировала в себе атеизм, стараясь не молиться во время контрольных). И он писал без орфографических ошибок, ставя все запятые и начиная предложение с большой буквы. Аня не понимала, к чему нужно это насилие над клавиатурой, поэтому отвечала по всем правилам Интернета: с маленькой буквы, со смайлами вместо точек и без соблюдения правил орфографии.
На третьей неделе спора Аня удивилась: она еще не убедила Женю (так звали собеседника) в своей правоте; больше того, она сама начинала признавать, что в его аргументах есть здравое зерно. Это не лезло ни в какие ворота!
Она поделилась мыслями с лучшей подругой Машей:
— Знаешь, что самое странное, — закончила она. — Я уже не уверена, что мы с тобой мыслим правильно.
В ответ Маша засмеялась и сказала, что если Аню и в будущем будет так же легко переубедить, то она будет матерью–одиночкой с десятью детьми. Аня только отмахнулась.
Тем вечером она впервые послушала музыку, которую ей в изобилии кидал Женя. Она вынуждена была признать, что это мягко говоря неплохо. «Скинь еще музыки!» — написала она. — «А потом объясни поподробнее, почему ты такой необычный». Она ожидала, что на нее сейчас посыплются смайлики и злорадные реплики, но ничего подобного не было. Женя просто скинул музыку, снабдив ее комментариями о том, что это такое, с чем его едят и когда лучше не слушать или, наоборот, слушать. Потом он так же спокойно рассказал ей историю своего превращения из злобного на весь мир неформала в того, кто он есть сейчас. Аня читала и не верила своим глазам.
Год назад Женя был троечником, ненавидел всех и вся, метался от готов к панкам и матерился через слово даже в разговорах с учителями. Потом…
«Потом я влюбился», — писал Женя. — «Я уже слышу твое хихиканье, но тут ты не права. За те три месяца я успел начать учиться, перестать выражаться через слово и даже перелезть из рваных джинсов и футболок с непечатными надписями во вполне приличную одежду — чтобы понравиться ей. Надо отдать ей должное — она помогала мне во всем. И учиться, и вежливо разговаривать, и даже пару раз отговаривала меня напиться. И к хорошей музыке я через нее привык. Потом ее семья переехала в другой город, где–то не то в Сибири, не то на Дальнем Востоке. Я, дурак, даже номер телефона не попросил»
Аня читала Женину исповедь, когда мама позвала ее ужинать.
— Одну минуту, мам, — сказала Аня. Без «блинов». Впервые за несколько лет.
Аня пошла ужинать. А Женя по ту сторону все писал и писал. Не так уж часто ему приходилось рассказывать историю своей жизни, да еще чтобы его при этом внимательно слушали (то есть читали) и требовали писать дальше. А еще он понял, что их переписка переходит в новую, при чем далеко не последнюю фазу.
— Аня, дай списать! — попросила Маша.
— А смысл? — спросила Аня. — Ты же и сама можешь все сделать.
— Аня, чего же ты такая жадная! — обиделась Маша.
— Да не жадная я вовсе! — сказала Аня. — Просто так было бы правильнее. Ладно, держи, хрен с тобой, — она протянула тетрадь подруге и надела наушники.
— Аня! Приглуши музыку! — пожаловалась Маша.
— Извини! — сказала Аня. Женина музыка была непривычно громкой.
Маша прислушалась:
— Что это за жуть? — спросила она.
— Distemper, — честно ответила Аня. — Громковато, но мне нравится.
— Оно еще и отечественное! — удивилась Маша. — Аня, ты падаешь в моих глазах!
И тут Аня выдала фразу, которую бы никогда раньше не сказала:
— Знаешь, музыка бывает разная. Зарубежная музыка тоже может быть фуфлом. А русская музыка, особенно из прошлого века, бывает очень даже ничего.
— Не знаю, как ты это слушаешь, — поджала губы Маша, — но мне как–то больше нравится современная зарубежная музыка. — Она надела наушники и прекратила разговор.
Прозвенел звонок. Началась алгебра. Вошла математичка. В классе не прекратили болтать, потому что она была добрая и ей можно было как угодно хамить. Вот только хамить Ане почему–то не хотелось. Она даже встала, когда учительница вошла. Вместе с ней встали только два ботаника, остальные сидели, слушали музыку и трепались.
— Садитесь, — сказала математичка. — План урока на доске. К доске такой–то.
Пока очередной троечник мучился над довольно простой задачкой, Аня сделала вещь, которой не делала раньше — попыталась сама сделать номера из плана урока, вместо того чтобы списывать с доски. Это неожиданно оказалось несложно и даже немножко интересно. Маша бросала на Аню недоуменные взгляды, но Аня их не замечала.
— Марина Александровна, а что дальше делать? — спросила она. В классе зашушукались. До сих пор этот вопрос задавали только ботаники. «Ненормальная», — прошептала Маша, наблюдая, как Марина Александровна приближается к их парте и не вытаскивая из ушей наушников.
За этот учебный день Маша поняла, что подруга свихнулась. А сама Аня поняла одну очень важную вещь: учителя — тоже люди. И если их послушать, можно узнать что–нибудь интересное. Даже если при этом прослывешь ботаником.
«Спасибо, Женя!» — написала она, придя домой и сделав уроки. Она с трудом удерживалась от желания наставить несколько десятков восклицательных знаков, так ее переполняла благодарность.
Наступили осенние каникулы. Аня не вылезала из Сети. Она уже сделала все домашнее задание, поэтому было можно.
Но в Сети она делала уже совсем не то, что раньше. Не заводила случайных переписок из двух–трех смайлов. Не спорила с незнакомыми людьми на темы вроде «Кто круче: Рианна или Бибер». Не лазала по официальным страницам в поисках новой музыки и цитат. Даже с Машей не общалась. Часами болтала с Женей, а остальное время сидела перед экраном и материлась — не потому, что никого онлайн, просто интернет пропадал от обилия скачиваемой музыки. А так хотелось общаться с Женей круглосуточно.
Единственное, чего было немножко жаль (хотя скорее по привычке), это общения с Машей. С тех пор, как Аня стала меняться, Маша от нее отвернулась. Пересела к ботанику Саше, который всегда сидел один, потому что никто не хотел с ним общаться. Кажется, он даже давал Маше списать. Аня жалела, что Маша теперь не может ее понять и что она сама не может, как раньше, беззаботно трепаться с Машей. Ей вдруг стали противны их былые темы для разговора.
Теперь, как уже было сказано, были каникулы и Аня все время проводила в Сети. Иногда, осоловев от сидения перед компьютером, Аня выходила из дома и начинала бродить по улицам. В ушах, по старой привычке, были наушники, в голове — куча мыслей. Она снова и снова обдумывала переписку с Женей, делала открытия, ставила цели.
