Как в этой общей оценке положения пореформенной деревни, раздираемой внутренними противоречиями, так и в неудачах артельных начинаний Лекандры, скрыта полемика с народниками, которые отрицали самую почву классовой борьбы в деревне. Из журнального текста при переиздании исключены слова Лекандры, которые шли после выражения: «Все прахом пошло». (См. стр. 258 этого тома.) В журнальном тексте после этих слов было: «…как здание, возведенное на песке. Дрянь народишко мои учителя оказались и сейчас на попятный двор. Тут кстати и случай подвернулся. Исправнику донесли, что мы коммунизмом занимаемся… Ну то-се, пошла эта „московская волокита“, а потом смешение языков и рассеяние народов. На поверку вышло так, что мы претерпели некоторое гонение от „мучителя фараона“, значит, все честью кончилось».
Рецензент газеты «Голос» Арс. Введенский следующим образом оценил рассказ Мамина-Сибиряка: «Сюжет очерка г. Сибиряка „Все мы хлеб едим“ не может быть передан в коротких словах. В нем, хотя в бледных чертах, отражается весь быт деревни с ее обострившимися вопросами». Художественные особенности очерка Введенский оценивает так: «В сущности, автор берется передать свои наблюдения над встретившимися ему типами и передает их довольно удачными и характерными чертами. В очерках Д. Сибиряка характеризуются всего более общественные отношения деревни и захолустья» («Голос», 1882, № 133).
Социальную остроту рассказа пытался затушевать критик журнала «Мир божий» После перечисления действующих лиц произведения он писал: «Под пером художника все они укладываются в полную жизни благодушную картину идиллии глухого уголка, где самая борьба за существование теряет свою остроту» («Мир божий», 1898 г., апрель, Библиографический отдел, стр. 83).
В горах. Очерк из уральской жизни
Впервые напечатан в первой и второй книжках «Русской мысли» за 1883 год под названием «Старатели. Очерк из уральской жизни» за подписью: Д. Сибиряк. Печатается по сборнику «В глуши», М., 1898 г. с исправлением опечаток по журнальной публикации.
Работа над очерком может быть отнесена к 1880 году. На рукописи (хранится в Центральном государственном архиве литературы и искусства — ЦГАЛИ) — авторская пометка: «1880 г., 1 декабря, г. Екатеринбург». Видимо, вскоре очерк был направлен в «Вестник Европы»; об этом говорит письмо к А. Н. Пыпину от 28 июня 1882 года: «Два года назад я посылал рассказ „Старатели“» (Гос. публ. библиотека имени Салтыкова-Щедрина, Рукописный отдел). После того, как очерк был отклонен редакцией либерально-буржуазного «Вестника Европы», автор передал его в «Русскую мысль». В письме А С. Маминой от 18 января 1882 г. об этом сказано: «мной отдан в толстый журнал „Русская мысль“ мой рассказ „Старатели“, отдан еще в половине прошлого октября» (ЦГАЛИ).
Рукопись хранится в ЦГАЛИ, там же находится выправленная автором копия 4-й главы (окончание ее отсутствует), содержанием которой является судебный процесс Гвоздева и Печенкина. На первой странице копии авторская помета: «NB. Эта глава может быть выпущена совсем или сокращена до minimum'a, так как весь очерк вышел очень длинен. Автор». Эта глава нигде не печаталась.
Рассказ перепечатан в сборнике «В глуши», М., 1898.[57] При подготовке к этому изданию автор изменил название рассказа (вместо «Старатели» — «В горах»), сократил его и сделал значительное число поправок, улучшающих стиль произведения.
На рассказ «Старатели» откликнулся критик газеты «Современные известия» (№№ 8, 9, 41, 1883 г.).«…типы золотоискателей, — писал он, — едва намеченные в первой части, во второй охарактеризованы рельефнее. Фоном для них служит дикая сибирская среда, в которой царит полный произвол и самодурство. Старателям придан теплый тон».
В рецензии на сборник «В глуши» критик журнала «Мир божий» писал: «Большой очерк „В горах“ еще разнообразнее по содержанию (он сравнивается с рассказом „Все мы хлеб едим“. — А. Г. и С. Г.), напоминая большие произведения того же автора, как напр., его роман „Хлеб“. Только в очерке нет той полноты и закругленности, как в романе. Это как бы ряд эскизов, послуживших в свое время художнику для богатой бытовой картины… В очерке нет еще настоящей законченности, нет центра, вокруг которого группировались бы все выведенные лица. Перед нами ряд набросков, из которых каждый отделан вполне и может служить готовой картиной».
Но ни один из рецензентов не отметил социальной остроты рассказа, осуждающего не только дикий произвол провинциальной администрации и всяческие безобразия разбогатевших купчиков, но и ту систему, при которой возможны все эти безобразия. В этом смысле приобретают большое значение слова Евмении, которая возмущена развратом, подкупами, характеризующими «господ» уральского городка. Там, в Петербурге, говорит Евмения, все это — в увеличенных размерах. Стремление показать типичность нарисованных в рассказе нравов уральского провинциального города подчеркивалось эпиграфом, сохранившимся в черновом автографе: «Эх, Антон Антонович! что Сибирь? далеко Сибирь… Гоголь».
