Имре Добози - Вторник, среда, четверг

— Сейчас влеплю ему такую затрещину, что белого света не взвидит! И как только земля его носит! Такого свинства мир еще не видывал.

— Останешься здесь, — приказал ему Дешё.

Внешне Дешё не проявляет никаких признаков волнения. Скорее в его глазах, устремленных куда-то вдаль, светится какое-то мудрое озорство.

— Готов биться об заклад, — произносит он в раздумье, — что никто не спросил у него, чем он их прикончил. Поэтому, если все обойдется благополучно, через четверть часа Деметер Бинеток станет национальным героем. Если ему поверят… а почему бы и нет?

— Я один! — хрипит кучер. — Никто не помогал.

Телега, окруженная толпой, сворачивает в ту сторону, откуда мы только что вышли, в комендатуру. Фешюш-Яро, хмурясь, смотрит ей вслед.

— Ну, ничего, — обещает он, — завтра я задам этому пройдохе, сейчас мне возвращаться не хочется. — И вдруг рассмеялся: — Как только ему на ум пришло такое— воровать трупы?

Под деревьями Айи расстаемся.

— В семь часов утра встретимся, но только без опозданий, точно в семь ноль-ноль, — говорит Дешё. Затем, тряхнув головой, обращается ко мне: — Извини, никак не отвыкну, теперь это твоя обязанность.

Но по глазам его вижу: это не столько забывчивость, сколько ожидание, чтобы я объяснил, наконец, почему в кабинете Головкина я с такой поспешностью и ни с кем не посоветовавшись взял на себя обязанности командира роты. Догадывается ли он об истинной причине? О том, что когда-нибудь и мне нужно наконец стать над ним. Галлаи тоже выжидающе смотрит на меня широко раскрытыми глазами. Зря пялишь глаза, здесь бессильны слова, поживем — увидим: или время оправдает меня, или мне бесполезно оправдываться.

— Я опасался, — пролепетал наконец я, чувствуя, как краснею от стыда, — что майор неправильно поймет твой отказ. Впрочем, надеюсь, я могу рассчитывать на твою помощь и советы.

Фешюш-Яро кивает, пожимает нам руки и сворачивает на дорогу в Старый Город.-

— Главное, — с удовлетворением произносит он, — что все как-то уладилось.

Дешё отворачивается. Площадь медленно погружается в темноту.

— Нет, — тихо говорит он, — ничего еще не уладилось. Но майор прав в том, что существуют только две возможности: либо отсюда стрелять туда, либо оттуда сюда. Вот все, что я знаю наверняка… Почему все случившееся произошло именно с нами и что ждет нас после войны? Хорошо бы дожить до того, когда человек перестанет наконец вязнуть в собственном дерьме, но стоит мне только высказать вслух это желание, как я чувствую себя скорее миссионером, чем военным.

Мы торопливо прощаемся.

— Спокойной ночи, утром встретимся. И что бы там ни было — мы живем, надеемся, а это, в конце концов, что-нибудь да значит.

Гравий на дорожках Айя поскрипывает у меня под ногами. Живем. Надеемся. Да, это действительно кое-что значит, и не мало.

Стой (венгер.).

«Обнажились старые раны благородной венгерской нации» (лат.). — начальные слова манифеста Ракоци.

Молчание — знак согласия (лат.).

Приветствие нилашистов.

Паннония — римская провинция, существовавшая на территории нынешней Венгрии до IV в. н. э.

За то же преступление одному достается крест, другому — венок (лат.).

Поговорим о более важных вещах (лат.).

Имеется в виду Хорти.

Мой дом — моя крепость (англ.).