В десять часов утра Маджалива заставил себя подняться с постели и пошел на рынок, который находился недалеко от Мфереджимаринго, где они жили. На рынке на последние гроши он купил кукурузы и небольшую сушеную акулу — этой еды им с женой должно было хватить на день. Для Рашиди дома еще оставалось немного пшена.
На следующий день Маджалива почувствовал себя лучше. Он встал, как всегда, на рассвете, оделся и пошел в порт. Работа была особенно тяжелой: в тот день разгружали оборудование для железной дороги, строящейся в Танганьике. Грузы прибывали сначала на Занзибар, а потом переправлялись в Дар-эс-Салам.
У причала уже стоял готовый к разгрузке корабль. Крановщик поднялся в кабину, и работа закипела.
— Майна, майна! — командовал Шаабани, старший среди грузчиков, указывая крановщику, куда нужно опускать груз. Рабочие с опаской поглядывали на качающуюся в воздухе стальную деталь, ждали, пока она опустится на землю, а потом отцепляли крюки и вчетвером относили ее на специально подготовленную площадку.
Работа продолжалась до шести часов вечера, и, когда она закончилась, Маджалива сразу же отправился домой. Отворив дверь, он услышал плач Рашиди. Машаву держала ребенка на руках, пытаясь одновременно разжечь огонь в очаге и успокоить сына.
— Почему ребенок плачет? — недовольно спросил Маджалива, раздеваясь.
— Откуда мне знать!
— Покорми его. Может быть, он хочет есть!
— Как я его покормлю, когда у меня столько дел на кухне? — раздраженно бросила в ответ Машаву. Ей и вправду нелегко было одной управляться в доме, а помочь, кроме мужа, было некому.
Маджалива повесил рабочую одежду на веревку, надел шуку[3], взял Рашиди из рук Машаву и вышел с ним на улицу.
Он сел у хижины, начал играть с сыном, и скоро Рашиди, успокоившись, крепко уснул. Только тогда Маджалива смог умыться и прилечь.
Комнатка, служившая спальней, была небольшой, но уютной и чистой. Деревянную кровать жена застилала белым с красными цветами покрывалом. В комнате стояли два деревянных стула, сплетенные из кокосовых нитей и покрытые белыми чехлами. По вечерам Машаву обрызгивала постель жасминовой водой и окуривала комнату дымом алоэ, так что в ней всегда приятно пахло свежестью и цветами. На спинке кровати каждый день к вечеру появлялась выстиранная канга[4] Маджаливы.
— Ужин готов! — позвала Машаву мужа, который лежал, вытянувшись на кровати, рядом с мерно посапывающим во сне ребенком. К этому времени она сама уже успела помыться и завернуться в чистую кангу; другую кангу она накинула себе на плечи. От нее исходил тонкий аромат цветочной воды.
Котелок с ужином дымился посреди комнаты, и супруги, удобно устроившись на циновке, приступили к вечерней трапезе.
— Рашиди становится шалуном, — начала разговор Машаву. — На минуту оставила его в комнате без присмотра, и глядь — он уже выполз наружу.
— На то он и ребенок, — улыбнулся Маджалива.
— А как ты чувствуешь себя сегодня? — спросила Машаву.
— Уже лучше.
Маджалива любил проводить вечера дома. После ужина он ненадолго выходил во двор подышать воздухом, после чего они с Машаву отправлялись спать.
Утром в порту продолжалась разгрузка оборудования для железной дороги. Как и накануне, рабочие носили тяжелые детали вчетвером и устанавливали их на площадке в стороне от причала.
— Эй, держи как следует! — крикнул одному из рабочих Маджалива. Тот, видно, устал, и стальная деталь начала заваливаться в его сторону. Наконец они дотащили ее до нужного места.
Рабочие разом отпустили груз, но усталый грузчик замешкался, не успел вовремя отойти в сторону, и стальная махина рухнула ему на плечо. Он закричал и ничком упал на землю. Товарищи сгрудились вокруг него, не зная, чем помочь. А он лежал на земле и хрипел, словно его душили.
Побежали за начальником причала, англичанином. Тот пришел посмотреть на пострадавшего и даже попытался ощупать его, но раненый рабочий так закричал, что англичанин тут же отдернул руку.
— Отнесите его домой! — приказал он.
— Домой? — переспросил один из грузчиков. — Его нужно сейчас же отправить в больницу. Он сильно покалечился.
— Отправить в больницу? — не понял англичанин.
— А разве у компании нет автомобилей? — послышались голоса сразу нескольких рабочих.
Англичанин холодно оглядел стоящих вокруг него грузчиков.
— Вы не знаете, что машины компании заняты? — грозно спросил он.
— Что значит "заняты"? По-вашему, человеческая жизнь ничего не стоит?
— Это не мое дело, — ответил англичанин и поспешно удалился.
Грузчики в растерянности стояли вокруг своего товарища, не зная, что делать, а он, уже теряя сознание, тихо стонал.
— У меня есть предложение, — вдруг сказал Маджалива. — Давайте соберем деньги и сами наймем машину.
Все согласились. У кого оказалось двадцать центов, у кого — пятьдесят, и, когда необходимая сумма — десять шиллингов — была собрана, один из рабочих сбегал за такси, которое отвезло пострадавшего в больницу.
Настроение у рабочих в тот день было подавленное. Всем было ясно, что, даже если их товарищ выживет, грузчиком ему уже не быть.
Домой Маджалива пришел мрачный. Парень, который загубил свою жизнь за жалкие два шиллинга в день, не выходил у него из головы. Не сказав ни слова и не снимая спецовки, он прошел в комнату и тяжело опустился на стул, обхватив голову руками. Машаву испугалась, увидев мужа в таком состоянии.
— Что с тобой, у тебя опять жар? — с тревогой спросила она.
— Нет, — тихо сказал Маджалива.
— Что же стряслось?
— На работе несчастье. Парня одного задавило.
Машаву больше ни о чем не стала расспрашивать мужа, понимая, что разговор на эту тему только еще больше расстроит его.
Несчастные случаи в порту не были редкостью. Рабочие не знали, как с этим бороться, — они только сжимали кулаки да роптали на судьбу.
Годы шли, и Маджалива старел, здоровье его ухудшалось, работать становилось все труднее, но нужно было кормить семью. И вот пришел день, когда сердце Маджаливы не выдержало непосильной работы.
На его похороны пришли все портовые грузчики.
После смерти Маджаливы Машаву пришлось самой зарабатывать на жизнь себе и сыну. Она стала заниматься мелкой торговлей: пекла сладкие лепешки и готовила тушеные овощи на продажу. Рашиди, который к этому времени уже подрос, как мог, помогал матери. Но он понимал, что по-настоящему сможет помочь ей, если найдет себе работу, которая позволит ему обеспечить и себя и мать. И тогда он решил пойти по стопам отца — стать грузчиком.
Гудок прозвучал в половине восьмого утра, но ворота занзибарского порта уже осаждала толпа желающих получить работу. Здесь были люди всех возрастов: молодые, старики и даже дети — все грязные, едва прикрытые жалкими лохмотьями. Слышались крики, ругань. Стоявший у ворот индиец раздавал пропуска счастливчикам, которых нанимал на работу. Каждый раз, когда он протягивал очередной пропуск, за ним тянулся лес рук. Получить пропуск мог лишь тот, кого индиец знал в лицо. У новичков, впервые пришедших в порт попытать счастья, было мало шансов на успех.
Все это Рашиди увидел, когда в шестнадцать лет первый раз пришел сюда в поисках работы. Здесь потерял здоровье его отец, который так и умер без гроша за душой…
Шел 1948 год.
— Мне, мне, дайте мне! — кричал Рашиди, но его неокрепший голос терялся в шуме толпы. Рашиди был весь в отца: среднего роста, широкоплеч, коренаст. Большие и мускулистые руки его, крепкое телосложение, не вязавшееся с мальчишеской внешностью, на мгновение привлекли внимание господина Рамджу, индийца, раздававшего пропуска.
— Хочешь поработать?
Но, прежде чем Рашиди успел ответить, кто-то схватил Рамджу за рубашку. Тот обернулся, взглянул на стоящего перед ним мужчину и протянул тому пропуск. Взяв его, мужчина выбрался из толпы и присоединился к группе людей, стоявших особняком у ворот. Этим повезло — они получили работу.
— Что встал посреди дороги? — Человек с тяжелым мешком на плечах наскочил на Рашиди и, не взглянув на него, побежал дальше.
Работы не было. Рашиди стоял в нерешительности, не зная, что делать дальше. Люди продолжали толпиться у ворот, переговариваясь между собой.
…А порт жил своей обычной жизнью. Рев грузовиков, привозивших сюда гвоздику, кокосовый орех, перец и другие товары, сливался с портовым шумом и криками людей. Гремя своими тачками, проносились грузчики, угрожая сбить всякого, кто случайно окажется у них на пути.
— Эй, поберегись! — Какой-то человек схватил Рашиди за руку, и в тот же момент мимо них на полной скорости промчался грузовик.
Слышались гудки пароходов. Они доставляли грузы из Сомали, Аравии, Индии. Воздух был пропитан запахом гвоздики: неподалеку находились маленькие фабрики, производящие гвоздичное масло. Но ветер налетал с другой стороны, и этот аромат заглушался запахом тухлой рыбы.
