— Я поел, — буркнул Рашиди.
Машаву села рядом с сыном.
— Сынок, ты бы не привыкал нахлебничать. Уж лучше терпеть голод, чем так унижаться. Даже если тебя кто-то спросит, хочешь ли ты есть, скажи, что ты сыт. Понимаешь?
Некоторое время мать и сын молчали, а потом тишину снова прервал сочувственный голос Машаву:
— Пойди на кухню, открой шкафчик, там в узелке стоит котелок, накрытый тарелкой. Это твой обед, поешь.
Рашиди ничего не сказал, а только посмотрел матери в лицо, и она поняла: сын хочет сказать ей что-то очень важное.
— Мама, — начал он, — я уже не маленький. Мне давно пора найти работу, чтобы я мог сам зарабатывать.
— А кем ты хочешь быть, сынок?
— Когда я сказал тебе, что ходил на море, ты зря рассердилась и накричала на меня. Можно было бы то же самое сказать спокойно, и я бы все объяснил тебе. Ты думаешь, я ходил купаться? Вовсе нет. Я ходил в порт, пытался подыскать работу, но сегодня мне не повезло. Теперь я буду ходить туда каждый день, пока не найду что-нибудь подходящее.
Рашиди больше ничего не стал рассказывать матери. Он сходил за водой, помылся и сел за ужин. Поев, он сразу же разделся и лег в постель. Но мысли, роящиеся в голове, мешали заснуть. Он ворочался с боку на бок, пытаясь улечься поудобнее, а на память один за другим приходили эпизоды прошедшего дня.
Рашиди твердо решил начать жить по-новому. Совесть не позволяла ему больше сидеть на шее у матери: хватит, он уже взрослый.
Рашиди не рассчитывал быстро получить работу: он был неграмотный, не знал никакого ремесла. Единственное, что у него было, — это пара сильных рук.
"До каких же пор люди будут так жить?" — вертелось у него в голове, пока сон не сморил его.
На рассвете юношу разбудил зазывала, скликающий людей на распродажу. Рашиди открыл глаза и сел, ежась от холода. Он не выспался, но ложиться снова не хотелось. Выругавшись, он встал, почистил зубы и собрался уходить. Может быть, сегодня в порту ему повезет больше. Перед уходом он постучался в комнату к матери.
— Что тебе понадобилось в такую рань? Мало того, что ты целыми днями мне досаждаешь, так еще и под утро не даешь поспать спокойно!
Рашиди привык к ворчанию матери и поэтому пропустил ее слова мимо ушей.
— Ты не можешь дать мне один шиллинг? — спросил он.
— Какой еще шиллинг? И вообще, куда это ты собрался ни свет ни заря? — сварливо бормотала Машаву.
— Мама, я же сказал тебе, что пойду в порт искать работу.
— Ну ладно, возьми один шиллинг на окне и иди куда хочешь.
Нельзя сказать, что Машаву не одобряла желание Рашиди самому зарабатывать на жизнь. Но она считала, что сыну пока еще рано работать грузчиком.
Взяв деньги, Рашиди вышел из дома и направился к порту. Свежий утренний бриз приятно обдувал его.
Мимо проносились грузовики, груженные мешками с маниокой и бататом, гроздьями бананов и другими продуктами. Они ехали на рынок, куда уже стекались толпы народа. Рашиди шел по дороге, ведущей из района Гулиони, где он жил, мимо мечети Мабулуу в центр города. Он был один из многих, направлявшихся туда в надежде заработать себе на пропитание, — портовых рабочих, грузчиков, носильщиков, мелких торговцев. Все они — кто пешком, кто на велосипеде — спешили, чтобы успеть к началу трудового дня.
В Малинди Рашиди остановился у небольшой лавчонки, где можно было купить нехитрую пищу. Вокруг толпились люди, которые поспешно ели и уходили, боясь опоздать на работу. На одной из скамеек Рашиди нашел свободное место и заказал себе вяленой рыбы и миску маниоки с кокосовым соусом.
Поев, он снова отправился в путь и больше не останавливался, пока не подошел к железным воротам порта. Уже много людей ожидало, когда выйдет господин Рамджу. Все было как всегда: крик, шум, давка. Каждый старался протиснуться поближе к воротам, чтобы Рамджу смог его заметить. Но вот прозвучал гудок, вышел старик индиец, и выдача пропусков началась.
— Господин Рамджу! Господин Рамджу! — кричал Рашиди, отчаянно стараясь протиснуться сквозь толпу, но какой-то человек оттолкнул его в сторону, и юноша оказался на самом краю копошащейся людской массы. Рашиди снова начал проталкиваться вперед. На этот раз ему удалось приблизиться к воротам, и он так крепко ухватился за железную скобу, что, казалось, не было силы, которая могла бы его оторвать. Рашиди кричал во все горло, но Рамджу на этот раз и головы не повернул в его сторону. Юноша не сдавался, он продолжал толкаться и кричать, стараясь привлечь к себе внимание, но вот все пропуска раздали, и железные ворота захлопнулись.
Те, кому не удалось получить работу в порту, устремились на рынок, где шла торговля гвоздикой. К ним присоединился и Рашиди.
Рынок жил напряженной жизнью. У длинных прилавков суетились скупщики. Подъезжали и отъезжали грузовики с гвоздикой. Разгружались сотни мешков, которые затем складывались штабелями, — они принадлежали теперь индийским торговцам, нанимавшим, кроме скупщиков, еще и по пять-шесть рабочих, которые выгружали мешки из машин, а потом разносили по складам.
— Эй, Рашиди! Эй! — вдруг раздался голос откуда-то сзади.
Рашиди оглянулся, но вокруг было так много людей и царил такой гвалт, что он не понял, кто звал его.
— Ну! Рашиди! Ты что, не слышишь меня?!
Юноша вертел головой из стороны в сторону и наконец увидел человека, сидевшего на большой тележке в тени под деревом. Это был его сосед, старик Тиндо, которого люди прозвали Коршуном. Прозвище это очень нравилось старику. Пробравшись сквозь толпу, Рашиди подошел к соседу.
— Шикамоо![7] — поприветствовал он старика.
— Марахаба[8]. Что ты здесь делаешь?
— Я ищу работу, — ответил Рашиди.
Старик Тиндо придирчиво оглядел юношу — фигуру, грудь, руки — и отметил про себя, что этот сильный парень может стать неплохим грузчиком.
— Иди-ка садись, — позвал он, подвигаясь и указывая на место рядом с собой.
Тиндо не спешил. Он был старостой в артели грузчиков, которые на тележках развозили товары. Сейчас члены его артели сгружали мешки на складе компании "Клоув гроуэрз ассосиэйшн", занимающейся экспортом занзибарской гвоздики.
Тиндо был стар, но еще очень крепок. Он работал грузчиком давно, служил многим хозяевам, и все они очень ценили его за усердие и умение заставлять работать других.
— Послушай, парень, ты действительно будешь вкалывать или пришел сюда так, поразвлечься? Вчера я слышал, как мать кричала на тебя за то, что ты поздно вернулся домой.
Старик Тиндо хорошо знал Рашиди и его мать, видел, как они живут, и понимал, что Рашиди будет работать не за страх, а за совесть, чтобы прокормить себя и мать. Тиндо ничего не стоило нанять Рашиди. Скажи он только хозяину, индийцу Морарджи, что нашел хорошего рабочего, как тот с готовностью принял бы его. Хозяин во всем доверял Тиндо, потому что по опыту знал, что любое предложение артельщика оборачивается ему, Морарджи, дополнительным барышом. Тиндо уже давно служил ему верой и правдой, за что время от времени получал небольшие подачки.
— Многие молодые люди приходят сюда наниматься, а потом поработают дня два-три и уходят. — Старик Тиндо испытующе посмотрел на Рашиди. — Ремесло наше тяжелое, оно требует терпения.
— Эй! — прервал их разговор чей-то крик. — Мы уже все загрузили. Там осталось немного места для тех мешков, о которых вы говорили. Ну, тех, что на складе в Кипонде.
— Хорошо, если здесь закончили, идите туда. Времени у нас в обрез, — сказал Тиндо.
Грузчик зашел на склад и скоро вернулся с четырьмя товарищами, утирающими пот с разгоряченных лиц.
— Послушай, Рашиди, — обратился Тиндо к юноше, — сегодня часов в семь заходи ко мне. Если меня не будет, подожди немного.
С этими словами Тиндо взялся за оглобли тележки, грузчики облепили ее со всех сторон и бегом покатили по направлению к Фородани. А Рашиди остался стоять у склада, рассеянно наблюдая за происходящим. У входа за окошечком кассы сидел человек. В его руках мелькали пачки банкнотов, на столе лежала груда мелочи. Время от времени к окошечку подходили люди, протягивали кассиру квитанции, и тот отсчитывал им деньги. В основном это были арабы-манга, приехавшие из своих поместий, чтобы продать урожай гвоздики или кокосового ореха.
— Господин! Господин! — Рашиди схватил за руку мужчину, только что отошедшего от кассы с пачкой денег. — Дайте мне шиллинг, я очень хочу есть!
У Рашиди не было привычки просить деньги у чужих людей. Его мать, Машаву, всегда учила его довольствоваться тем, что имеешь, и не завидовать богатству, но сегодня он не выдержал.
Мужчина посмотрел на Рашиди, молча положил на землю трость, которую держал под мышкой, расстегнул пиджак, достал из внутреннего кармана бумажник, вынул шиллинг и протянул его юноше.
— Спасибо! Большое спасибо, господин! — Рашиди согнулся в низком поклоне. Но тут же вспомнил, как мать всегда запрещала брать подачки и как еще в детстве родители всыпали ему за то, что он выпросил у прохожего монетку в пять центов. "Ничего, — успокаивал он себя, — они уходят отсюда с целыми пачками денег, а мы прозябаем в нужде без цента в кармане. У таких брать не грех".
