— Мулла Давран-бек, вы еще не спите?
Услышав знакомый голос, Давран отвлекся от своих размышлений. Поднялся с раскладушки.
— Видно, звезды считали или поджидали святого Хызра?
— Почти угадали, — улыбнулся Давран и указал место рядом с собой. — Садитесь, Йигитали-ака.
Однако ночной гость не воспользовался приглашением, а примостился на корточках возле ствола акации. Высыпав из склянки на ладонь немного насвая бросил его под язык. В экспедиции этот человек недавно, ушел из колхоза после ссоры с раисом[3]. Дом его был недалеко от места раскопок, поэтому он не почевал в лагере, а приходил на работу утром и уходил вечером. Но случалось, что он засиживался за оживленной беседой и оставался в палатке вместе с другими рабочими. Пятидесятилетнего йигитали-ака уважали все участники экспедиции — в основном, молодые парни, — он же относился к ним, как к родным сыновьям.
— По мусульманскому календарю сегодня двадцать седьмая ночь месяца рамазан. Раньше все ждали с наступлением темноты появления святого Хызра, — шепелявя проговорил Йигитали-ака, отряхивая с ладони остатки наса. — Я тоже ждал. И отец мой ждал. Наверное, и дед ждал. Однако никто из нас не видел Хызра. Говорили, если появится Хызр, то кругом, становится светло, как днем, и любая вещь, к которой прикоснешься, превратится в золото. В давние времена одна женщина из нашего кишлака увидела святого и с испуга схватила своего ребенка, чтобы защитить его. В тот же миг малыш превратился в золотую статую. Погоревала она, погоревала, а потом нужда заставила ее отпилить один палец у изваяния и продать ювелиру. Ровно через год, в ту же ночь, Хызр явился вновь. Теперь женщина ждала его и, едва увидела святого, схватилась за статую ребенка. Малыш ожил, но в том месте, где был отпилен палец, полилась кровь. В детстве я не раз слышал эту легенду и верил в нее. Теперь-то никого не удивишь такими рассказами, ответят — сказки.
Йигитали-ака выплюнул насвай[4], вытер рукавом халата губы, вздохнул.
— Мы ведь неграмотные были, вот и верили всему.
— Это хорошо, что верили, Йигитали-ака, — сказал Давран. — Есть такие, которые сами ни во что не верят и другим морочат голову. Мой учитель Асад Бекмирзаевич тоже знал эту легенду. Именно предание о святом Хызре, появлявшемся здесь, заставило его начать раскопки в Язъяване. Так что, как видите, и ученые иногда верят в сказки.
— Пять пальцев не одинаковы… Вы ходили по раскопкам с одним щеголем. Прошел слух, что будем сворачивать работы.
— Это пока неизвестно.
— Вам-то все равно. Не здесь, так в другом месте будете продолжать свою работу. А мне куда деваться? Придется вернуться «с повинной» в колхоз. Переехать в город или в другое место не смогу — прикипела душа к родным местам.
— Нет, Йигитали-ака, для меня не безразлично, где копать. Если хотите, я не меньше вашего патриот Язъявана. Верю, что здесь, у нас под ногами, скрыты волнующие тайны ушедших веков.
— Удачи тебе, дорогой. Ты достойный ученик покойного Асаджана — он тоже до бесконечности мог говорить о Язъяване.
— Спасибо за теплые слова, йигигали-ака. Не знаю только, дадут ли мне докопаться до этих тайн… Вот и приходится ловчить. Завтра везу его на прогулку. Вернусь, буду думать, как спасать дело учителя.
— Куда вы хотите поехать?
— На Сырдарыо.
— Прихватите меня с собой. Я заядлый рыбак. Добуду рыбу на
* * *
Давран молча кивнул. Йигитали-ака поднялся, протянул руку для рукопожатия. После его ухода археолог долго не мог уснуть. Взгляд его был устремлен в черную бездну, усыпанную звездами. Оставаясь один на один с этим небом, Давран всегда впадал в какое-то оцепенение. Вот и теперь, неподвижно глядя на яркую звезду, сиявшую хрустальным блеском, Давран дал свободу своим мыслям. Вдруг в ушах зазвенело. Раздался резкий, раздражающий свист. Он сменился звуком, напоминавшим скрип двери. Звезды на небосклоне закрыла какая-то тень — будто кто-то навис над археологом. Сердце Даврана забилось чаще. «Я брежу», — подумал он, попытался встать, но не смог. Неведомая сила давила на тело, не давала пошевелиться. «Плохой сон снится, надо проснуться», — пронеслось в голове. Но ведь он не спал — глаза были открыты, и видел он то же звездное небо с темной тенью в зените. Вдруг тень стала отчетливее, приобрела очертания человеческой фигуры. Вокруг головы неизвестного вспыхнул яркий нимб. Но в следующий миг видение исчезло. Давран ощутил странную легкость и вскочил с раскладушки, осмотрелся, настороженно вслушиваясь. Вокруг было тихо, только слабо шелестели тополя. Да из палатки доносился легкий храп Нияза. Огонь в костре угас, лишь мелкие угольки светились в темноте. Давран немного прошелся и вновь лег. Его быстро начала одолевать дремота, и до самого утра он спал без сновидений…
Собираясь в дорогу, путешественник мечтает об открытиях, о прекрасных молодых планетах. Если его надежды не сбываются, то и путь домой ему не в радость. А если к тому же с твоим полетом связаны надежды миллионов — тогда неудача миссии причиняет подлинные страдания.
Когда Ниг взял обратный курс на свою родную планету Унет, он чувствовал себя именно таким горе-путешественником. Внезапная, необъяснимая смерть Кива спутала все их планы. Пришлось свернуть программу исследований и ограничиться лишь осмотром маленького участка планеты. Положив тело Кива в вакуумную камеру, Ниг уже не отважился отходить далеко от корабля. Взяв образцы минералов, пробы грунта на разных глубинах, он выбрал из множества изваяний два и поместил их в контейнер с прочими находками. Даже это было нарушением инструкции, обязывающей прекратить экспедицию в случае смерти одного из членов экипажа. Но нельзя же было вернуться с пустыми руками.
Пока звездолет набирал ускорение, Ниг следил за работой систем жизнеобеспечения. Когда датчики возвестили о том, что достигнута необходимая скорость, проверил работу автоматов-навигаторов и вошел в камеру сна.
Пробудился Ниг от какого-то толчка. Когда он освободился от ремней и поднялся с ложа, то едва мог двигать руками и ногами — они словно налились свинцом, все тело ломило. Ниг прислонился к стене, обхватив ладонями голову. Вдруг быстро открылась дверь и показалось чье-то лицо. Ниг не успел рассмотреть его, потому что дверь бесшумно закрылась с такой же быстротой. Ниг бросился в ярко освещенный коридор. Никого. Он направился к вакуумной камере. Заглянул внутрь через перископ: труп был на месте. В тот же миг за спиной послышались крадущиеся шаги. Кто-то проскользнул в кабину управления. Противный зуд пробежал по телу, кожа покрылась фиолетовыми пятнами. «Волнуюсь», — мелькнуло в сознании Нига. Ои сиял с предохранителя аннигилятор и направился в кабину. Но здесь тоже никого не было. Космонавт обессиленно повалился на сиденье пилота. С минуту прислушивался к гудению приборов. И снова окаменел от страха — кто-то сзади положил руку ему на плечо, прошелестело чужое дыхание. Ниг резко обернулся, выставив вперед аннигилятор. И снова никого не увидел. Он сходил еще раз к вакуумной камере, осмотрел все закоулки корабля и вернулся в кабину. Потом подключился к аппарату психотерапии. Когда нервы несколько успокоились, он вновь вошел в камеру сна. Ему привиделся Фид. Серьезный взгляд, редкая растительность на лбу, толстые фиолетовые губы скорбно выпячены. И голос — грубый и скрипучий.
— Мы проиграли, Ниг. И приговор должны вынести сами.
— Приговор? Зачем?
— Новые порядки требуют от нас безошибочной работы.
— Такие порядки могут установить только невежды.
— Судьба ученых всегда находилась в руках невежд.
— Я не понимаю, чего вы добиваетесь.
— Мы должны вынести приговор.
— Какой приговор?
— Как ты смотришь на самоаннигиляцию?
— Такая дикая мысль никогда не приходила мне в голову. Это безумие, Фид!
— Подумай… Это — самый верный путь…
Ниг вскочил. Протер глаза. Опять галлюцинации? Надо сосредоточиться и выгнать из головы все нелепые мысли. Но успокоение не приходило. Он машинально принялся барабанить по стене — привычка, оставшаяся от времени обучения в центре космоплавания. Но движения были необычно затруднены, тяжесть не покидала его. Ниг перевел взгляд с приборов ка стену и чуть не вскрикнул — на руках у него было не по три, а по пять пальцев. Столько же, сколько у каменных изваяний на Эрл! Шатаясь, поднялся и вышел из кабины. Снова посмотрел на руки. Нет, пальцев не пять, а, как всегда, три. Значит, опять галлюцинации. Проклятые памятники! Вся эта чушь лезет в голову из-за них! Он бросился в грузовой отсек. Стал лихорадочно вскрывать запоры герметического контейнера с образцами, взятыми на Эрл. Но вовремя одумался и остановился. «Опять грубейшее нарушение инструкции. Микроорганизмы планеты попадут и на Унет. Это может вызвать катастрофу. Надо привести себя в порядок…»