— И еду? Да ты не унесешь столько еды, чтобы хватило на такой долгий путь!
Мариам поднялась.
— Вы что, хотите отговорить отца выполнить Божье повеление?
— Сядь, Мариам. — Слова его сестры только добавили смущения, ведь Аарон мог все сказать и сам. — Бог призвал меня идти туда. Значит, Бог и укажет мне путь.
Разве он не молился все эти годы? Может быть, Моисей что-то знает. Наверное, Господь наконец-то собирается помочь Своему народу.
— Я должен верить, что Бог Авраама, Исаака и Иакова направит меня.
В его словах было больше уверенности, чем в сердце: их вопросы вызывали в нем тревогу. Почему они сомневаются в его словах? Он должен выполнить Божье повеление и идти. И скорее, пока смелость не покинула его.
* * *
Аарон вышел до восхода солнца, взяв с собой бурдюк с водой, семь пресных ячменных лепешек и посох. Он шел весь день. Он видел египтян, но они не обращали на него внимания, и, проходя мимо них, он заставлял себя идти твердо и уверенно. Господь дал ему цель и надежду. На него больше не давила усталость, его не удручало безысходное отчаяние. Шагая, он чувствовал себя обновленным. «Бог существует. Бог заговорил». Бог сказал ему, куда идти и кого встретить — Моисея!
Каким окажется его брат? Провел ли он все эти сорок лет в пустыне? Есть ли у него семья? Знает ли он, что к нему идет Аарон? Говорил ли с ним Бог? Если нет, то что Аарон скажет ему, когда отыщет? Несомненно, Бог не отправил бы его так далеко без конкретной цели. Но какова эта цель?
Эти вопросы заставили Аарона задуматься о многом другом. Его охватило беспокойство, и он замедлил шаг. Уйти оказалось так просто. Его никто не остановил. Он просто взял свой посох, взвалил на плечо бурдюк с водой, торбу с лепешками и отправился в пустыню. Может, надо было позвать с собой Мариам и сыновей?
Нет, нет. Он должен делать все в точности так, как сказал Бог.
Аарон шел весь день, потом еще несколько дней; ночами спал под открытым небом, глядя на звезды, совсем один в полной тишине. Никогда он не был так одинок или, быть может, не чувствовал себя так одиноко. Мучимый жаждой, он сосал плоский камешек, чтобы во рту не пересыхало. Как было бы здорово, чтобы по мановению его руки к нему бы прибежал мальчик с бурдюком воды. Хлеб почти закончился. Желудок издавал голодное урчание, но Аарон боялся съесть остатки хлеба, ведь он не знал, сколько еще ему предстоит пройти и хватит ли пищи, чтобы продержаться до конца. Он не знал, чем он мог бы еще питаться в пустыне. Ловить и убивать животных он не умел. Усталый и голодный, Аарон уже стал задумываться, действительно ли он слышал голос Божий или ему это все померещилось? Сколько еще дней пути? Как далеко? Солнце палило нещадно, и он, измученный и выбившийся из сил, стал искать убежище в расселинах скал. Теперь он уже не мог вспомнить, как звучал голос Бога.
Может быть, это все его фантазии, порожденные годами невзгод и умирающей надеждой, что, наконец, придет спаситель и освободит от рабства? А что, если правы были его сыновья и он просто перегрелся на солнце? Вот сейчас зной его действительно доконал.
Нет. Он слышал голос Бога. Ему и раньше приходилось бывать на грани изнеможения или солнечного удара, но это было что-то совершенно иное. Он никогда не слышал подобного голоса: «Пойди навстречу Моисею в пустыню. Иди. Иди».
Он снова отправился в путь. Он шел, пока не наступила ночь, и стал подыскивать место для ночлега. Невыносимая жара сменилась холодом, который пробирал до костей. Ему снилось, как он сидит за столом со своими сыновьями. Они смеются, а Мариам подает хлеб и мясо, финики и вино. Он проснулся в отчаянии. По крайней мере, в Египте Аарон знал, чего ожидать. Один день был похож на другой, и его жизнью управляли надзиратели. Он часто испытывал жажду и голод, но такое с ним было впервые — когда вокруг ни души и неоткуда ждать помощи…
«Господь, Ты привел меня в пустыню, чтобы погубить? Здесь нет воды, только бескрайнее море камней».
Аарон потерял счет дням, но уповал на то, что каждый день ему как раз хватало воды и пищи, чтобы продолжать путь. Он направился на север, затем на восток в земли Мадиама, делая передышку возле редких оазисов. С каждым днем он все сильнее опирался на посох. Он не знал, как далеко зашел или как долго еще идти. Он знал только, что лучше умрет в пустыне, чем теперь повернет назад. Все оставшиеся у него надежды были сосредоточены на поисках брата. Он жаждал увидеть Моисея так же, как ему хотелось сделать большой глоток воды и съесть хороший ломоть хлеба.
Когда воды осталось всего несколько капель, а хлеба не было вовсе, он оказался в большой долине, которая заканчивалась скалистой горой. Что это там, осел и небольшой шатер? Аарон стер пот со лба и прищурился. У входа в шатер сидел человек с посохом в руке. Он поднялся, повернулся лицом к Аарону и пошел ему навстречу. Надежда заставила Аарона позабыть о голоде и жажде.
— Моисей! — «О, Господи, Господи, пусть это будет мой брат!» — Моисей!
Человек бежал к нему с раскрытыми объятиями.
— Аарон!
Казалось, он слышит голос Божий. Смеясь, Аарон, у которого силы обновились, как у орла, спускался вниз по скалистому склону. Он почти бежал к брату. Они крепко обнялись.
— Моисей, меня послал Господь! — смеясь и плача, он расцеловал его. — Бог послал меня к тебе!
— Аарон, брат мой! — Моисей плакал, крепко обнимая брата. — Бог сказал, что ты придешь.
— Сорок лет, Моисей. Сорок лет! Мы все думали, что ты мертв.
Ты радовался моему уходу.
— Прости меня. Я рад видеть тебя сейчас, — Аарон не мог насмотреться на своего младшего брата.
Моисей изменился. Он больше не одевался как египтянин. На нем были длинные темные одежды, на голове — подобие покрывала, как у кочевников. Загорелое, коричневое от солнца лицо избороздили морщины, черная борода была с проседью — он выглядел чужим и смиренным после многих лет, проведенных в пустыне.
Аарон никогда еще не был так счастлив видеть кого-либо.
— Моисей, ты же мой брат… Я так рад видеть тебя живым и здоровым! — Аарон плакал о долгих утраченных годах.
В глазах Моисея появились слезы, его взгляд смягчился.
— Господь Бог так и сказал мне. Идем, — он взял Аарона под руку, — тебе надо передохнуть, поесть и попить. Ты должен познакомиться с моими сыновьями.
Им прислуживала жена Моисея — темнокожая чужестранка Сепфора. Гирсам, сын Моисея, сидел вместе с ними, а Елиезер лежал на соломенном тюфяке у дальней стены шатра бледный и в поту.
— Твой сын болен.
— Два дня назад Сепфора сделала ему обрезание.
Аарон поморщился. Имя Елиезер означало «мой Бог мне помощник». Но на какого Бога возлагал надежды Моисей? Сепфора, опустив темные глаза, сидела подле сына и прикладывала влажное полотенце ему ко лбу. Аарон спросил, почему Моисей сам не сделал этого, когда его сыну было восемь дней от роду, как поступали все евреи со времен Авраама.
Моисей наклонил голову.
— Знаешь, Аарон, куда проще помнить, как поступает твой народ, когда живешь среди них. Когда я сделал обрезание Гирсаму, то оказалось, что мадианигяне считают этот обряд отвратительным, а Иофор, отец Сепфоры, священник мадиамский… — он посмотрел на Аарона. — Из уважения к нему я не стал обрезать Елиезера. Когда Господь заговорил со мной, Иофор благословил меня, и мы ушли из поселения мадианитян. Я знал, что мой сын должен быть обрезан. Сепфора не соглашалась и спорила, и я откладывал, не хотел навязывать ей свои взгляды. Я не считал это бунтом против Господа, пока Сам Господь не захотел умертвить меня. Я сказал Сепфоре, что, если знака завета не будет на теле обоих моих сыновей, то я умру, а Елиезер будет отрезан от Бога и Его народа. Только после этого она сама обрезала крайнюю плоть нашего сына.
Моисей обеспокоено посмотрел на больного Елиезера.
— Мой сын никогда бы не вспомнил, как этот знак появился на его теле, если бы я послушался Бога. Но вместо этого я подчинился людям. Теперь он страдает из-за моего непослушания.
— Он скоро поправится.
— Да, но я всегда буду помнить, какую цену нам всем пришлось заплатить за мое непослушание.
Взглянув на горы, видневшиеся за открытым пологом шатра, Моисей сказал Аарону:
— Когда ты отдохнешь, мне придется столько всего тебе рассказать.
— Когда я увидел тебя, силы вернулись ко мне.
Моисей взял посох и встал, Аарон двинулся следом за ним. Выйдя из шатра, его брат остановился.
— Бог Авраама, Исаака и Иакова явился мне на той горе в пламени куста, — произнес он. — Он увидел страдание Израиля и пришел избавить их от власти египтян и вывести в землю, где течет молоко и мед. Он посылает меня к фараону вывести Его народ из Египта, и они совершат Ему служение на этой горе.
Опираясь лбом на сложенные руки, сжимавшие посох, Моисей пересказывал все слова, услышанные им на горе от Бога. Сердце подсказывало Аарону, что эти слова — истина, и он впитывал их, как воду. «Господь посылает Моисея освободить нас!»
