Лёшка молча смотрел на Новикова.
— Ты понял? — спросил Лёшка.
Новиков моргнул.
Зазвонил телефон, Лёшка пошёл в прихожую, снял трубку, выслушал кого-то, и, помедлив, спросил:
— Сейчас?
Потом, помолчав, ответил:
— Он у меня.
И положил трубку.
— Нас опять вызывают, — сообщил Лёшка Новикову.
У дверей полицейского управления они остановились — никто не решался войти первым.
— Ну, не будут же они нас снова бить, — процедил Новиков, — Было бы дико…
Лёшка молчал, покусывая губы.
— Или позвонить кому-нибудь, предупредить? — спросил Новиков.
— Ты думаешь, они нас вызвали по телефону, — и теперь убьют? — поинтересовался Лёшка.
— Странно, да, — согласился Новиков, — Не должны.
Они ещё постояли.
Дверь открылась, оттуда вышел тип в форме, со звёздами на погонах. Друзья разошлись в стороны, пропуская офицера.
— Или заключат под стражу? Может такое быть? — спросил Новиков.
— Ну, позвони матери, — почти равнодушно предложил Лёшка.
— И чего я ей скажу? «Мам, меня сейчас могут заключить под стражу за убийство»?
— Ладно, пошли, — сказал Лёшка.
В здании Новиков нагнулся у будки КПП и, с трудом справляясь с неподатливым голосом, произнёс:
— Нас вызывали… Кабинет? Лёш, какой кабинет?
Лёша назвал номер.
Полицейский в КПП позвонил куда-то, сказал: «пришли к тебе», и, положив трубку, не глядя на Новикова, бросил:
— К вам спустятся.
Новиков с улыбкой оглянулся на Лёшку:
— Спустятся, — повторил он радостно, хотя Лёшка наверняка слышал ответ.
Лёшка тоже улыбнулся — но глаза были очень серьёзны.
Минуты три они перетаптывались в фойе управления, пока не появился опер — тот самый, что общался с Новиковым.
Полицейский в КПП нажал свою кнопку — рычаги раскрылись.
— На минутку! — позвал опер Новикова и Лёшку, указывая на большое окно в фойе.
Новиков с Лёшкой, запинаясь друг о друга, прошли за опером к подоконнику.
Новиков вдруг заметил, что он выше опера — странно, а пока тот его мучил, это было незаметным. Лёшка тем более — он буквально нависал над опером, но вместе с тем было видно, что он стесняется своего роста и пытается держаться от господина полицейского чуть поодаль.
— В общем, так, — сказал опер, явно торопясь поскорей распрощаться, — По вам провели проверку, и проверка не подтвердилась, — тут опер постарался сделать на лице улыбку.
— Не подтвердилась? Проверка? — переспросил Лёшка, дёргая плечом, чтобы согнать своего щекотного попугая.
— Всё в порядке, да, — кивнул опер, — С вас подозрения сняты.
— А что это было тогда? — спросил Лёшка.
— Где было? — очень искренне спросил опер, первый раз за весь разговор взглянув на него.
— У вас в кабинете! — сказал Лёшке, дёрнув плечом так сильно, как будто попугай его клюнул в ухо.
— Вас вообще в моём кабинете не было, — сказал опер.
— А кто был в вашем кабинете? — не унимался Лёшка, хотя Новиков уже подхватил его за рукав и пытался оттащить к выходу, — Что у вас там творилось?
— А что там творилось? — спросил опер, улыбаясь совсем уж отвратительно, — Ничего не творилось. Идите, отдыхайте…
Лёшка упирался и взмахивал рукой, ловя ртом воздух.
— Или ещё раз хотите туда попасть? — согнав с лица улыбку, вдруг выкрикнул опер им вслед.
Лёшка и Новиков, едва справившись с дверями, вышли на улицу.
— Куда ты торопишься? Чего ты толкал меня? — суетился и вскрикивал Лёшка на улице.
— Подожди, — отвечал Новиков, — Подожди. Надо ничего не испортить. Надо подготовиться. Нельзя так, нельзя. Надо быть готовым.
Раз сорок всё это повторил.
Они двигались быстрым шагом — и прошли три или четыре троллейбусных остановки, время от времени переругиваясь.
Лёшке, судя по всему, понравилось, что его вроде бы насильно увели от опера — а то бы он устроил там… Новиков слегка подыгрывал другу: да, мол, я вытащил тебя, чтоб ты не натворил дел раньше времени.
На самом деле, они оба были несказанно счастливы. Новиков, по крайней мере, с трудом сдерживался, чтоб не станцевать.
Они заскочили в первый встречный бар, заказали триста грамм под три огурца с какой-то пожухлой травкой — и выпили за пять минут.
— Мы их так не оставим! — обещал Лёшка, — Они поплачут ещё!
Новиков кивал и кивал. Жевалось не очень хорошо, челюсти ныли — а в остальном всё было чудесно, просто чудесно.
На мобильный ему позвонила Ларка, Новиков схватил трубку, выкрикнул:
— Да! — и вдруг, даже пьяный почувствовал, что в этом его «да!» так много бравады и шума — как будто это они с Лёшкой недавно избили оперов, а не наоборот.
— Чего кричишь так? — спросила Ларка в трубке, — Ты где? Второй день не звонишь.
— У нас тут… дела! — ответил Новиков, гоняя вилкой огурец по тарелке, потом вилку уронил и поднял стопарь, наполненный Лёшкой, — Всё, Ларочка, перезвоню! Я! Скоро! перезвоню!
Всё это звучало так торжественно, что Ларка наверняка решила: Новиков хочет сделать её предложение немедленно, а не ждать ещё год.
— А давай сходим туда? — предложил, выпив, Лёшка, — Где нас забрали?
Новиков об этом не думал — но предложение ему сразу понравилось: конечно, надо туда сходить!
«…посмотреть, как всё там было…» — сказал сам себе Новиков, весьма расплывчато представляя, что вообще он имеет в виду.
Им так не терпелось, что они поймали такси.
Спустя десять минут тачка остановилась ровно на том же месте, где в прошлый раз стояла машина с операми, в которую затолкали Новикова. Получилось вроде как Новикова вчера увезли, а сегодня доставили на то же место и высадили: гуляйте дальше, гражданин.
Местная публика по-прежнему располагалась там же и всё так же: полуразвалясь на лавках и ковыряясь друг в друге.
— У, суки, — почти в полный голос говорил Лёха, как будто собравшиеся здесь были виноваты в произошедшем.
На Новикова и Лёху поглядывали неприязненно.
— Чего ты на них взъелся? — негромко спросил Новиков.
— Суки, я говорю, — упрямо повторил Лёха.
— Пойдём отсюда, — засмеялся, впрочем, не очень уверенным смехом Новиков.
— Куда? — выдёргивал руку Лёха.
— В тот двор, — неожиданно предложил Новиков, — Где всё было.
— Что? — прошептал Лёха.
— Убийство, что, — ответил Новиков.
Минуту Лёха шёл за ним молча.
— Откуда ты знаешь? — спросил он, когда Новиков уверенно свернул в ближайший двор.
— Дурак! — вдруг догадался Новиков о чём молчал Лёха, — Мне же опер говорил: во дворе по адресу Сретинский, дом десять… Тебе разве не говорил?
— Точно, — выдохнул Лёха.
Новиков почувствовал, что они оба по-прежнему пьяны, но вдобавок к этому ещё и чем-то напуганы.
Это было странное и общее чувство: они шли на место преступления, которое не совершали, но ощущенье было такое, что — совершали.
Молодые люди появились во дворе, озираясь, будто боялись увидеть труп, который так и лежит здесь с тех пор.
Во дворе никого не было. Стояла лавочка, тосковала пустая грязная песочница, вяло пах мусорный контейнер.
— Как ты думаешь, где? — спросил Лёха.
— А ты? — спросил Новиков.
— В песочнице, — решительно ответил Лёха и зачем-то указал пальцем на песочницу.
— А я думаю, у мусорного контейнера, — ответил Новиков негромко и пошёл на вялый запах.
Из контейнера, когда они уже подходили, то ли взвизгнув, то ли гавкнув, вдруг выпрыгнула собака — Новиков едва дух не испустил от ужаса, а Лёха так вообще подпрыгнул.
Они чуть ли не на цыпочках подошли к мусоросборнику и долго вглядывались внутрь.
Отвлёк их неприятный мужской голос:
— Вот вы где, обсосы.
Новиков с Лёхой оглянулись, увидев пред собой мужика под два метра ростом. Разноцветный хохол на голове и подведённые глаза внятно пояснили, кто пришёл.
— Вы кого там «суками» называли, обсосы? — спросил тип с хохолком.
Тип явно был под каким-то будоражащим кайфом.
Новиков с Лёхой переглянулись. Лёха вдруг перегнулся в контейнер и выхватил оттуда первый попавшийся предмет — им оказался старый чайник.
Лёха поднял руку — и стоял так с чайником, как проводник в поезде.
Новиков встал между другом и недругом, ещё не придумав как исправить ситуацию, но этот, с хохолком, странным, женским каким-то, но очень сильным движением толкнул его в грудь, и Новиков повалился — в падении успев заметить, как Лёха взмахнул чайником, угодив противнику ровно в голову.
Спасла всех немолодая женщина, раскрывшая занавески в окне первого этажа и закричавшая:
— Вы что ж теперь каждый день тут будете убивать?!
Новиков поднялся, подхватил Лёху… не сговариваясь, они побежали, роняя слюни и матерясь…
