— Ладно, мам, — снова пробормотал покрасневший Борис, уловив понимающую улыбку друга.
— Что ты заладил, «мам» да «мам», — рассердилась мать.
Она встала, подошла к плите, чтобы снять чайник. Как и десять лет назад, мать Бориса была такой же стройной, только голова побелела да морщинок на лице прибавилось.
— И специальность хорошую выбрал, жизненную, — продолжала она, снова вернувшись к столу. — Только без высшего образования как? Вот Игорь, видишь, в институт поступил.
— Армию отслужу и тоже в институт пойду, — упрямо сказал Борис.
— Женишься ты после армии, и вся учеба побоку, — ответила мать.
Видно, что этот разговор возникал не в первый раз. Игорь, почувствовав неловкость, спросил Бориса:
— Ларису пойдем провожать?
Борис встрепенулся:
— Обязательно! Во сколько поезд?
— В девятнадцать пятнадцать с Ярославского. Я сейчас подшивку газет домой отнесу, а потом за тобой зайду, вместе поедем. Лады? Спасибо за обед, Вера Петровна. Все очень вкусно.
— Чего там! — махнула рукой Вера Петровна. — Заходи почаще!
...Они остановились у тринадцатого вагона.
— А где же Андрей с Ларисой? — покрутил головой Игорь. — Посадка уже идет.
Он подошел к проводнице в ладно скроенной шинели, хотел спросить, но в этот момент из вагона показалась голова Андрея:
— Ребята, сюда!
Проводница понимающе улыбнулась, и ребята поднялись в вагон. В купе проводников уже сидели Лариса, Андрей. У столика хлопотала, разливая чай, незнакомая девушка с пышными рыжими волосами.
— Познакомьтесь, это Надя, — представила ее Лариса. — Да не стойте в дверях, садитесь.
— Вы вдвоем здесь будете ехать? — спросил Борис, усаживаясь.
— Нет, втроем, — ответила Надя. — Там, у входа, Таня дежурит. А как же втроем на двух полках спать будете?
— Очень просто! Одна дежурит, двое отдыхают. Так что не тревожьтесь, доставим вашу Ларочку в Зауральск с шиком!
— Ну и как ты думаешь действовать? — строго спросил Ларису Игорь. — План поиска продумала?
Лариса пожала плечами. Видно, что ее снова охватила неуверенность.
— Не знаю. Для начала найду краеведа Ефимова, а там — по обстоятельствам.
Андрей обнял ее за плечи:
— Главное, не тушуйся. Не стесняйся спрашивать. И еще совет: будут трудности — в милицию обратись. Там всегда помогут.
Поезд слегка качнуло.
— Мальчики, вам пора! — решительно сказала Надя. — Скоро отправление.
Ребята дружно встали, при этом Игорь больно стукнулся головой о верхнюю полку, чинно по очереди пожали девушкам руки, потом, выскочив из вагона, стояли у окна, пока поезд не тронулся.
...Первый час после отхода прошел в суете — проводницы, в том числе и Лариса, разносили постели, затем — чай. Наконец пассажиры угомонились, в вагоне стало тихо. Девушки под перестук колес затянули грустную песню.
Наконец Таня решительно встала, одернула форменную куртку:
— Пора, девочки, вам на боковую. А я, как дежурная, по вагону пройдусь.
Лариса забралась на верхнюю полку, но сразу не уснула, вспоминала ребят, оставшихся в Москве. Каждый из них заверяет, что любит ее. А она любит ли кого? Того же Андрея взять. Очень он самоуверенный! Снисходит до тебя — дескать, можешь меня любить, я не возражаю! Значит, так и прыгай вокруг него всю жизнь? Сомнительное счастье. Игорь — тот, конечно, душевнее, тоньше, сразу чувствует, какое у тебя настроение, если нужно — развеселит, а то просто повздыхает рядом, уже легче. Ну а Борис? Этот — сама надежность. Не подведет, кинется за тебя в воду или куда там еще. В общем, подзапуталась она со своими чувствами. А может, пока вообще ничего нет? Просто девичьи фантазии, как говорит ее мама?
Лариса перевернулась на другой бок и продолжала думать.
Наконец она уснула под мерный стук колес. На следующий день Лариса помогала новым подругам обслуживать пассажиров. Ночью поезд пересек границу Европы и Азии, и настала пора прощаться. Новые подружки принялись целовать Ларису:
— Давай, Ларочка, действуй, ищи своего краеведа. До встречи в Москве!
...Автобус вез Ларису по широким проспектам областного города. Современные пятиэтажки были точь-в-точь как в Черемушках. Ничего не напоминало о событиях семидесятилетней давности. Но вот автобус переехал по железному арочному мосту через заснеженную речку, и пошли деревянные домики. Такие были, наверное, здесь и до революции. Кондукторша в черном тулупе кивнула Ларисе, подтверждая, что это ее остановка. Лариса спрыгнула со ступеньки, автобус покатил дальше. Белизна снега за штакетниками заборов, искрившегося под солнцем, заставила Ларису зажмуриться. А воздух какой! Миновав несколько домиков, она нашла нужный номер и позвонила. Долго никто не откликался, Лариса позвонила еще раз. Наконец послышались шаркающие шаги, дверь со скрипом отворилась, и на нес весьма недружелюбно уставился невысокий сутулый старец в душегрейке и огромных белых валенках.
— Макулатуры нет, — буркнул он, очевидно приняв Ларису за школьницу.
Та, не смутившись, широко улыбнулась:
— Товарищ Ефимов?
Старец вскинул голову и еще раз оглядел ее с ног до головы Улыбка не произвела на него должного впечатления, поэтому он ответил односложно:
— Ну?
Лариса постаралась улыбнуться ему еще шире:
— Я к вам из Москвы, от журнала с ответом.
— С ответом? — удивился Ефимов, — Аль почта не работает? Проходите.
Он захлопнул за ней дверь, провел через сенцы в коридорчик, оттуда через кухню в небольшую комнатку с двумя окнами. Здесь он еще раз оценивающе оглядел Ларису и наконец разрешил:
— Да вы разденьтесь.
Вид ее джинсов его не порадовал, Ефимов крякнул и показал рукой:
— Прошу садиться.
Сам сел напротив и вроде бы безучастно стал ждать, что скажет гостья.
Лариса, в свою очередь, не спешила, угадывая, что дедок — крепкий орешек, дула на замерзшие пальцы, оглядывала комнату, стол, на котором лежали какие-то альбомы, газетные вырезки, листы исписанной бумаги.
— Вы давно краеведением занимаетесь? — попыталась она завязать разговор.
В лице старика ничего не дрогнуло. Он подергал губами и неожиданным фальцетом спросил:
— Дак какой ответ будет?
Политика пряника не проходила, поэтому Лариса сказала подчеркнуто официально:
— Отрицательный!
Похоже, что старика проняло. Он вскочил, замахал руками, забегал по комнате:
— Конечно, Шваркина вы печатаете! А меня? Если хотите знать, Шваркин моими материалами пользуется. А вы потворствуете. Его печатаете, меня нет!
Обессилев от вспышки, упал на стул и почти миролюбиво закончил:
— Жаловаться буду!
Пожалуй, почва была подготовлена. Лариса вкрадчиво продолжала разговор:
— Журнал не может давать публикации столь... — она попыталась найти слово подипломатичнее, — узкого масштаба. Для этого есть местная печать.
— На кой ляд мне местная, — досадливо перебил Ефимов. — Мне нужно что-то узнать о тех подпольщиках, которые потом разъехались по всей России.
— Мы могли бы попробовать, — Лариса попыталась приблизиться к цели своего визита.
— Кто это мы? — настороженно спросил Ефимов.
— Мы — это члены школьного исторического кружка. Точнее, бывшего, поскольку школу мы кончили, и наш учитель тоже...
— Что, тоже школу кончил? — с недоверием саркастически заметил Ефимов.
— Нет, он ушел. Он ушел как раз в тот журнал, куда вы написали. Понимаете? — заторопилась девушка. — И поскольку журнал не может, мы и хотим вам помочь. Попробуем в архивах, в библиотеках найти какие-то следы. Поэтому если вы дадите нам исходные данные...
— Не дам, — отрезал старичок.
— Но почему? Вы же сами хотели...
— Вот именно, — отрубил Ефимов. — Хотел. Сам. Сам.
— Мы только попробуем помочь.
— Знаем мы эту помощь. Материал у меня заберете, а потом, как Шваркин, пропечатаете...
Старичок вновь начал наливаться праведным гневом на неизвестного Шваркина.
— А кто такой Шваркин? — не выдержала Лариса.
Оказалось, что Шваркин — доцент из областного пединститута. Когда он еще был молодым аспирантом, то дружил с Ефимовым. Материалы по истории зауральского подполья за двумя подписями регулярно появлялись на страницах областной печати. Однако когда Шваркин стал обладателем научного звания, он стал публиковаться только за своей подписью.
— Но пишет он статьи сам? — осторожно осведомилась Лариса.
— Сам-то сам, — взорвался старичок, — но материалы-то мои!
— Ну, например?
— Например, что стачка заводских рабочих в девятьсот пятом году продолжалась двадцать три дня. Это я установил по архивам, а он — пишет.
— Так что же он другое может писать? — удивилась гостья. — Если стачка была двадцать три дня, так он не может же написать двадцать пять дней или двадцать.
— Все равно не имеет права, — не утихомиривался старик.
— Это неправильно, — решительно возразила Лариса. — Вы сделали открытие, приоритет ваш, никто его, наверное, и не оспаривает, но раз уж вы ввели в оборот новые исторические данные, ими могут пользоваться все.
