— Она все любит, за чем самой ходить не надо, — ответила Лера.
— Знаешь что? — спокойно сказала Вартуи. — Ты бы села за другой стол, а?
Лера отодвинула от себя тарелку. Встала из-за стола.
— Пойду пройдусь, а вы тут питайтесь на свободе…
— Почему она такая? — спросила Валя, глядя вслед Лере.
— Душа у нее болит. Потому на всех свою злость срывает.
— Так никто же не виноват, что у нее душа болит.
— Конечно, никто не виноват, — согласилась Вартуи. — Сама влюбилась, сама замуж решила выйти, никто не вынуждал…
— А он кто?
— Лекальщик, на трубопрокатном работает.
— Красивый?
— Мне такие не нравятся.
— И он бросил ее?
— Тут целая история, — сказала Вартуи. — В двух словах не расскажешь.
1
В детском доме она дружила больше с мальчишками. Признавалась:
— От девчонок только одни сплетни и больше ничего.
С себе говорила так:
— Я пошел… Я сказал… Я сделал…
Характер у нее был не из легких. Учителя в школе считали ее способной, но какой-то колючей, чересчур резкой.
Она была очень маленького роста, девочки посмеивались над ней, называли «карлицей», «ноготком», «коротышкой», она отвечала:
— Все равно я умнее всех вас…
Ее не любили, боялись острого языка, непримиримости, придирчивости. Она знала это, но нисколько не сокрушалась.
— Зато меня никому не проглотить. Каждый подавится…
Ей было четырнадцать лет, когда в детский дом явилась ее мать.
Директор вызвал Перу к себе. Войдя в кабинет, она встретилась лицом к лицу с незнакомой женщиной. Та бросилась к ней, с силой обняла, запричитала:
— Доченька! Вся в меня, как есть, вылитая! Родная, ненаглядная…
Лера старалась вырваться, но женщина крепко держала ее и причитала, не останавливаясь:
— Доченька моя! Наконец-то увидела тебя, кукушечка моя изумрудная…
Она была одета в красную кофту с широкими рукавами. На шее бусы, в ушах серьги, малиновые, ягодкой. Губы и брови сильно намазаны.
«Ну и ну! — подумала Лера. — Какая она мне мать? Не может этого быть!»
Директор, уже немолодой, с усталым лицом много видевшего на своем веку человека, глянул на Леру.
— Это твоя мать. Родная мать.
— Нет у меня матери, — сказала Лера.
Женщина всплеснула руками, и Лера облегченно отпрянула от нее.
— Как нет? — закричала женщина. — Это же я, твоя мама, а ты моя доченька ненаглядная…
Лера вызывающе вскинула голову:
— Ненаглядная? Что же вы о своей ненаглядной только сейчас вспомнили?
Директор сказал:
— Очень прошу вас, Галина Петровна, не кричите, у нас кричать не полагается.
Но Галина Петровна не умолкала:
— Лерочка, доченька, как же ты от меня отрекаешься? От своей матери!
— Это твоя мать, — сказал директор. — Ты мне веришь? Я тебе могу показать документы…
И Лера поверила. В детском доме директору привыкли верить.
Но в то же время сна никак не могла примириться с тем, что эта крикливая, безвкусно одетая женщина с неумело намалеванными глазами — ее мать.
Директор встал из-за стола.
— Я вас оставлю вдвоем.
Мать снова подошла к Лере, но Лера села на стул, и мать устроилась напротив нее.
— Доченька, — сказала мать. — Ты не ругай меня, ты только послушай…
— Я слушаю…
— Ты уже большая, должна понять. Я была тогда молоденькой, и я в доме отдыха работала…
— Ну и что?
Мать заплакала. По щекам потекли черные ручейки. Лера вынула из кармана носовой платок, молча протянула матери.
Мать вытерла лицо. Глаза ее, лишенные краски, поминутно моргали.
— Там был один отдыхающий… Ну и вот… Я думала, он женится, а он, сказывается, женатый был…
— Это что, мой отец?
— Ну да.
— Как его звали?
— Геной его звали Ты вся как есть в него, такая же складненькая…
— Ты же раньше сказала, что на тебя похожа?
— И на меня, — согласилась мать. — Ты и в него и в меня.
— А он знает обо мне?
— Нет, откуда же? Он уехал, а после, когда ты родилась, я отдала тебя в детский дом…
— И ни разу не приехала ко мне…
Мать закрыла лицо руками. Руки красные, на левой руке серебряный дутый браслет. Сквозь пальцы капают слезы, одна за другой.
— Тебе жаль меня, Лерочка? — спросила мать.
— Жаль, — подумав, ответила Лера.
Ей и в самом деле было жаль эту женщину, которая нежданно-негаданно оказалась ее матерью.
Но еще больше она жалела себя. Когда-то мечталось: вот наступит такой день, найдутся ее родители. Все ребята в детском доме мечтали найти родителей.
Лере представлялась ее мать: тоненькая, белокурая, похожая на артистку Любовь Орлову из кинофильма «Цирк». Мать отыщет ее, и она, Лера, скажет: «Наконец-то…» И все будут завидовать ей, потому что нашлась ее мать да еще такая симпатичная…
А на самом деле все получилось иначе. Плечистая, в красной кофте, с подкрашенными глазами, женщина никак не походила на тот образ, что жил в воображении Леры…
Мать, глядя на Леру, то принималась снова плакать, то молча, судорожно комкала Лерин платок в руках. Она тоже вспоминала… Ее ли вина, что ей хотелось хотя бы немного счастья? Тот, отец Леры, которого звали Геной, уехал и даже не написал ни разу. Что о нем говорить: подлецом оказался. Но и другой, появившийся вслед за ним, был не лучше. И третий тоже. И четвертый. Иных она позабыла. Но все почему-то казались на одно лицо. И слова у них были одинаковые. Они приезжали в дом отдыха кто на десять, кто на пятнадцать дней. И каждый раз думалось: «Это он, настоящий, ее судьба, суженый…» Но кончался срок, одни уезжали, приезжали другие. Снова казалось: вот он, самый верный, единственный. И опять ошибалась. Она знала, многие посмеивались над ней, иная сердобольная подруга пыталась увещевать ее: «Сколько так можно, Галя? Пора бы свою семью завести». Она отвечала с вызовом: «Очень надо! Ходи за ним, обстирывай, а он все одно не оценит…» «И что же, — спрашивали ее, — так лучше?» «Ясное дело, лучше. Я сама себе хозяйка. С кем захочу, с тем' и буду, а носки и рубашки пусть ему законная стирает».
И смеялась, задорно встряхивая травленными перманентом волосами.
На самом же деле никто не знал, как хотелось стирать носки и рубашки ему, единственному, ни с кем не деленному, и готовить для него щи, и пироги печь, и чтобы он говорил: «Против тебя никто не сравняется! Ты самая изо всех лучшая!»
Но эти свои мысли она никому не высказывала и продолжала жить весело, быстро заводя легкие, необременительные связи, которые так же быстро кончались, и говорила всем: «Мне хорошо. Никто надо мной не указчик, никому не желаю подчиняться…»
Между тем как-то незаметно промчались годы.
Всякое случалось — и в больнице лежала, и с одной стройки на другую переезжала, и на рыболовецком сейнере плавала, буфетчицей знакомый рыбак устроил, и уборщицей в парикмахерской работала… А теперь вот маляром на стройке, через год сулят комнату дать.
Растолстела, погрузнела. Что ни день, новые морщинки на лице, и встречи, которых так много бывало в молодости, случаются все реже. Тогда она вспомнила о Лере: ведь у нее есть дочь, стало быть, какая-никакая семья. И надо остановиться, забрать дочь из детдома и жить вместе, по-людски, так, как полагается.
В детском доме ребята все, как один, завидовали Лера.
— Счастливая наша пигалица: мать нашла!..
Ей устроили торжественные проводы. Дело было на Новый год. В зале поставили елку, она переливалась цветными лампочками, серебряная пушистая канитель обвивала ветви.
Лера с матерью сидели в зале, а на сцене выступали участники художественной самодеятельности.
Мать горделиво посматривала на ребят, положив руку на плечо Леры. Ногти на руке покрыты ярким лаком, на безымянном пальце колечко с сиреневым камешком. Глаза почти не намазаны, губы тоже — чуть тронуты помадой: это Лера упросила не мазаться.
Мать согласилась, но сказала:
— Без подмазки я прямо как голая…
— Тебе так лучше, — уверила Лера.
Она старалась изо всех сил привыкнуть к матери. Уговаривала себя: «Это же моя мама, родная мама…»
Вечером после представления Лера ушла вместе с матерью. Ушла насовсем.
Раньше думалось: вот уйдет она из детдома и разом все и всех позабудет, как не было ничего. А на деле оказалось не так. Покидая навсегда детский дом, она уже наперед знала, что будет скучать по девчонкам, дразнившим ее за маленький рост, по мальчишкам, с которыми дружила, даже по директору с его глуховатым голосом и усталым лицом.
Они долго ехали с матерью на трамвае, наконец, добрались до окраины города.
— Вот и наш дом, — показала мать.
Дом был пятиэтажный, стандартный. И кругом все дома были такие же, неотличимые друг от друга.
