— А железнодорожник жил в Брно или в Вене?
— Не знаю. Его никто не знал по имени. Известно, что он говорил по-чешски, но это не имеет значения, ведь в Вене по-чешски говорят многие. Мне удалось лишь с Достоверностью установить, что он принадлежал к группе капитана Бартака.
— О Бартаке я слышала. О нем рассказывают целые истории. Будто он не менее двадцати раз убегал из гестаповских ловушек, сам уничтожил немало немецких бандитов, просто легендарная личность.
— Обычно в легендах преувеличивают. Он родился в здешних местах, знал тут каждый пригорок. Это правда, что гестаповцам капитан задавал жару. Но потом, когда историки стали разбираться в его делах, выявилось немало значительных противоречий.
— После войны он был депутатом парламента от национально-социалистической партии.
— Да, да. И до февраля 1948 года пользовался депутатской неприкосновенностью. После февраля предпочел скрыться за границу.
— А вы говорили с кем-нибудь из жителей деревни Ланжовице? Там его до сих пор помнят.
— Еще бы, он им немало помог, когда был депутатом. Он ведь родом оттуда. Но мне хочется сказать о другом. Бартак прибыл из Англии во время войны, имея задачу объединить разрозненные группы Сопротивления под своим командованием. Вначале ему удалось это осуществить. Однако затем возникло странное обстоятельство: стоило ему где-нибудь появиться, как тут же вслед за ним увязывалось гестапо и устраивало погром партизанам. Действительно, он принял участие почти в тридцати стычках, и во всех случаях ему, словно призраку, удавалось скрыться. Однажды он один спасся из окруженной гестаповцами деревни…
— Вскоре после войны Бартак написал книгу, я читала ее. В ней он рассказывает, как убегал от гестапо вместе со своим радистом. Почему вы ополчились так на него?
— Меня интересовал не только Бартак. Я хотел прежде всего выявить различие между восточным и западным движением Сопротивления. Кажется, мне это удалось сделать.
— Тогда почему вас огорчает, что вы не узнали про этого железнодорожника?
— Все дело в капитане Бартаке. Я уже сказал, что его деятельность носила противоречивый характер. Например, известно, что после 1948 года он действовал против нас из-за рубежа. В музее Комитета национальной безопасности имеются документы о некоторых событиях, в которых он был замешан. Мне удалось их детально изучить. Помимо этого товарищи достали мне выдержки из судебных дел. Бартак оказался изменником. А тот железнодорожник был в 1944 году его человеком. Он сопровождал двух подпольщиков, после чего их след пропал. Вы понимаете? Таким образом, получается, что Бартак действовал по указаниям нацистов…
— Понятно. Вы хотели найти живого свидетеля и убедиться в своей правоте.
— Да, найти Крауса или кого-то из членов его семьи. Но прежде всего найти железнодорожника.
Только тут Ярда заметил Власту. Она молча сидела возле печки с большой коробкой из-под маргарина на коленях. Пани Квета разрезала последний подосиновик.
— Может быть, я сумею вам помочь. У нас остались где-то бумаги Крауса и его родных. Не найдется Ли там что-нибудь полезное? Ты, Власта, не знаешь, куда мы их задевали?
— Скорей всего, они в подвале, — ответила девушка, подавая матери коробку. Пани Квета постелила тонкую бумагу и уложила пироги.
— Возьмете это для своих ребят в роте. Я знаю, они не откажутся отведать. Вам только придется ехать аккуратно, чтобы не растрясти.
— Большое спасибо, — поблагодарил Ярда и встал, собираясь уходить. — Не сердитесь на меня за то, что я так разболтался.
— А вы не хотите заглянуть в погреб? Возможно, найдем там бумаги.
— С удовольствием. Кстати, не скажете мне, сколько лет этому дому?
— Он построен, видимо, в 1840 году. Эта дата обозначена в погребе. Здесь проживали когда-то двое старост и княжеский управляющий в отставке. К усадьбе относились виноградники и участок леса. Под домом находится винный погреб. Зайдем?
Ярду одолевало любопытство: загадочные события далеких времен всегда волновали его воображение. Они спустились по стертым каменным ступенькам вниз. Кровля погреба нависала в виде дугообразных сводов. Стены были из тесаного камня. Прямо над ступеньками в верхней части свода можно было увидеть выложенные из камня цифры „1840“. Погреб был сухой, хороню проветренный, на удивление просторный. Тут имелось множество разных ниш, помещений с реечными Дверцами и со старыми темными дверями в железной обивке. Сразу за ступеньками была картофельная яма. По другую сторону, в длинной широкой нише, стояли на полке консервные банки, маринованные грибы и зелень, цветочные луковицы. Дальше помещалось отделение для овощей, потом возвышалась куча всякого инструмента, ожидающего ремонта, и обломки деревенской мебели.
Пани Урбанкова повернулась к шкафу с размалеванными дверцами.
— Должно быть, тут. — Она подергала дверцу. — Вот беда, ключи муж забрал с собой в Брно, хочет их почистить. Ну, ничего. Вы у нас не в последний раз. Пойдемте, сейчас мы найдем кое-что поинтереснее. Она открыла другие двери и щелкнула выключателем. Свет озарил продолговатое сводчатое помещение, заполненное бочками и бочонками. Позади, возле каменной стены, стоял массивный дубовый стол с лавкой и резными стульями. Над столом висела полка с кружками, резиновыми шлангами, кувшинами и порядочным количеством бутылок.
Пани Квета обтерла стаканчик, нагнулась к ближайшему бочонку и набрала немного болотистого напитка.
— Только символически, чтобы не было неприятностей, — протянула она стаканчик гостю.
Ярда попробовал. Он не считал себя знатоком, но такого вкусного вина не пил ни разу.
— Белое бургундское, — со знанием дела сообщила хозяйка. — Возьмите с собою бутылочку. А когда придете в воскресенье, посидим тут немного.
Пани достала запыленную бутылку.
— Это двухлетнее вино, самое лучшее у нас. Супруг каждый год покупает один-два бочонка, но всегда немного остается.
— Мне представляется, что мы находимся в старинном замке.
— Похоже. Нам не хватает только ямы смертников и домового. Роль холопки выполняю я, — робко посетовала на свою судьбу хозяйка.
Когда они выбирались из погреба, Ярда заметил, что их сопровождает собака. Наверху нави Квета снова пригласила Ярду к столу. И тут этот непостижимый пес повел себя самым неожиданным образом. Он подсел к Ярде и положил голову ему на колени.
— Признал уже вас, — отметила пани радостным тоном, — дайте ему кусочек.
Ярда отломил кусок пирога и осторожно поднес его собаке. Та обнюхала, аккуратно взяла в зубы, проглотила кусок и облизалась. Пес еще раз облизнулся и сунул морду Ярде в колени. Тот догадался и отломил еще. Ярда надеялся, что пес наконец оставит его в покое. Но собака, оттолкнувшись задними лапами от пола, в мгновение ока очутилась у него на коленях. Ярда почесал ее за одним, а потом за другим ухом.
— Отдайте ему остатки пирога, иначе он от вас не отстанет, — с улыбкой посоветовала хозяйка.
— Мне пора идти, — поднялся Ярда.
— Останьтесь на ужин, все равно опоздаете!
— Спасибо за приглашение, мне пора. До свидания, пани Урбанкова.
Она подала Ярде рюкзак и попрощалась. Мотоцикл стоял под навесом. Ярда открыл ворота и попытался завести мотор. Но он глухо затарахтел и замолк. Вот проклятье! Проверил бак — бензина было достаточно. Загвоздка была в чем-то ином. Только бы не электропроводка, в ней он совсем не разбирался. Ярда осмотрел мотоцикл с левой, а потом с правой стороны, снова попытался завести мотор. Безуспешно.
— Я вижу, пан офицер, что мотоцикл не хочет вам подчиняться, — услышал он сзади себя ехидный голос, но не обернулся. Черт подери, бросает в миролюбивого гостя букет цветов и вдобавок еще высмеивает его.
— Пустите-ка меня, — оттолкнула его Власта в сторону. — Так на вечерней поверке вас могут и недосчитаться. — Она нажала курительной трубкой на свечу, и мотор заработал.
— Пожалуйста, счастливого пути!
Ярда включил скорость и вылетел из ворот на манер гонщика Агостини, промчался через площадь и успокоился лишь на лесной дороге.
Эта девица, думал он, подстроила все специально!
5
Капитан не прерывал Ярду, пока тот не закончил свой рассказ.
— Квета вчера изложила все это несколько иначе. Ну да ладно. Она женщина, могла не все понять. Значит, ты говоришь, что к Краусу ходил связной — железнодорожник, который мог бы объяснить, как обстояло дело с Бартаком. Так ведь?
— Да, но что это дает? Бартак живет неизвестно где.
— Именно в этом все дело, парень. В пятидесятые годы он не раз морочил нам голову, ведь знает здесь каждый кустик. Вот если бы удалось доказать, что во время войны Бартак работал на обе стороны, это было бы здорово!
— Но Крауса уже нет в живых, а других свидетелей здесь не найдешь.
