— До свидания.
Рука у него была мягкая, как пастила…
Шагая к центру, Храмов мысленно восстанавливал секунда за секундой свой краткий, но так неожиданно закончившийся визит в редакцию. Скоропалительность, с которой Анисим Михайлович сделал свое предложение, его удивляла. Но, может, так вообще принято в журналистской и литературной среде?
Не менее удивительным было разительное несоответствие внешности этого человека и его имени. Анисим… Храмову представлялось, что обладатель такого имени должен, во-первых, жить в деревне, а во-вторых, быть дюжим, ражим мужиком. Или, наоборот, затюканным, облезлым мужичонкой. Это, конечно, из области фантазии, но, во всяком случае, Храмову так подсказывало воображение: Анисимов он до сих пор в жизни не встречал…
Вечером он с неведомым доселе удовольствием принялся за работу. В папке оказались две статьи и рассказ. Бумага необыкновенно белая и плотная, шрифт на машинке явно не наш — заметно мельче, и рисунок букв другой. Анисим — так стал звать про себя Храмов скорого на решения заведующего литературным отделом — дал ему второй экземпляр, из-под копирки. Ну, да, понятно: если он, Храмов, только зря измарает этот экземпляр, у Анисима останется для работы первый.
Сначала Храмов прочел все насквозь. Перевод был плохой. Собственно, не перевод, а подстрочник, калька. Непохоже, чтобы переводил русский. Статьи посвящены Америке.
Затем он приступил к правке, сверяясь с английским оригиналом. Правил все-таки карандашом, чтобы после обвести чернилами.
В школе за сочинения он неизменно получал пятерки, ошибок не допускал. Значит, кое-какая культура языка у него есть. А сейчас он видел перед глазами вывернутые наизнанку, скособоченные, искалеченные фразы. Эта работа представлялась ему работой костоправа, починяющего вывихнутые руки и ноги.
Через неделю он принес Анисиму выправленные рукописи. Тот посмотрел страниц пять и объявил:
— По-моему, недурно. Кажется, у нас с вами дело пойдет. Кстати, и рассказ ваш неплох.
Храмов рос в собственных глазах. Со злорадством вспомнил забракованную диссертацию.
— Будете печатать? — спросил он.
— Заслали в набор. Посмотрим. Вы запишите, пожалуйста, мой домашний телефон и адрес.
Храмов записал.
— Скажем… скажем, встретимся через два дня. После восьми.
Через два дня Храмов в девять часов вечера звонил в квартиру дома на Беговой улице. Дверь еще не открылась, а он уже обонял какие-то вкусные запахи, сочившиеся из этой квартиры.
Анисим был в жемчужного цвета шелковом халате до пола, под халатом рубаха с галстуком. Видно, пришел совсем недавно.
— Прошу. Снимайте пальто.
Посреди большой светлой комнаты стоял круглый стол, на котором были разбросаны журналы, ярко раскрашенные консервные банки, три трубки с длинными прямыми мундштуками.
— Располагайтесь, Евгений, — сказал Анисим, показывая на кресло. — Курите?
— Нет.
— Сейчас сварим кофе. Прошу, будьте как дома.
Анисим ногтем открыл крышечку одной из банок, набил трубку, закурил и пошел на кухню. Храмов понял, что так вкусно пахнет: табак и кофе. Но что это за табак? Он никогда не видел его в такой упаковке… Храмов не удержался, взял открытую банку, понюхал. За этим и застал его Анисим, вошедший с двумя чашками кофе. Храмов смутился. Но Анисим, поставив передним чашку и лукаво поглядев поверх очков, легко снял неловкость:
— Что, хочется закурить?
— Это, по-моему, можно и есть.
— Не устроить ли вам жевательный табак?
— Ну что вы, не надо!
Анисим показал ему трубкой на чашку, сам сделал несколько глотков.
— Могу я вас звать просто Женей?
— Конечно.
— Я ведь намного старше… Да… Так вот, Женя, работа ваша меня вполне устраивает. Будем продолжать. А пока… — Анисим обернулся, взял с тахты конверт и положил его перед Храмовым. — Здесь четыре тысячи рублей.
— Но, Анисим Михайлович, я же работал непрофессионально! — воскликнул Храмов.
— Очень даже профессионально. И я вам сейчас же дам еще порцию для правки.
— Но это слишком много — четыре тысячи, — уже спокойнее сказал Храмов, накрывая конверт рукой.
— Такие у нас расценки. Берите. Это честные деньги.
Храмов не заставил себя уговаривать дольше, положил конверт во внутренний карман.
— Вы не интересуетесь, для кого работали? — спросил Анисим.
— Если не секрет.
— Есть одно американское издание на русском языке. Вам его читать, наверное, не приходилось.
— Наверняка не приходилось.
— Хотите выпить чего-нибудь?
— В принципе я не пью. Разве что каплю вина.
Анисим пошел на кухню, а Храмов огляделся. Его поразил стоявший в углу на столике огромный плоский приемник, чернеющий эбонитом и сверкающий никелем. Анисим принес два стакана и бутылку с золотым вином. Когда пробка была открыта, запахло апельсином. Анисим налил по половине и, подавая пример, отпил глоток. И заговорил:
— Видите ли, Женя, я не только заведую отделом литературы, я еще и редактор этого американского издания на русском языке.
Храмов ждал продолжения.
— Американцы — наши друзья. Я занимаю у них должность совершенно официально, с ведома советских властей. Следовательно, вам, дружок, нечего опасаться. А меня вы просто выручите, потому что литредактор, работавший до вас, внезапно уехал из Москвы. Вы не будете в обиде, уверяю. — Он сделал еще глоток.
— Я не опасаюсь.
— И правильно делаете. Вы член партии?
— Нет.
— Тем лучше, — обронил Анисим, а Храмов отметил про себя, что это вроде бы нелогично. Но Анисим, кажется, угадал его мысли,
— Я говорю, тем лучше, потому что вам ни с кем ни о чем не надо советоваться. Но вас не удивляет, что я так быстро проникся к вам доверием?
— Если откровенно — удивляет.
Анисим чиркнул спичкой, раскурил трубку, спросил, не глядя на Храмова:
— Я не произвожу впечатления компанейского парня, не правда ли?
Храмов улыбнулся.
— Нисколько.
— Но со своими я свой. Вы, по-моему, тоже не очень-то компанейский.
— Пожалуй.
— Вот видите, значит, мы с вами — свои. И я это сразу понял. И никакого шаманства. Поживете с мое — тоже научитесь. Еще налить? Или кофе?
— Спасибо, ничего не надо.
Анисим достал из портфеля, стоявшего возле тахты, папку с рукописью.
— Вот еще порция, здесь тридцать семь страниц. Срок — пять дней.
— Хорошо.
— У вас дома есть телефон?
— Есть.
Записав номер, Анисим посмотрел на часы и встал.
— Возможно, я вам позвоню и раньше. Надо вас показать начальству. Я-то русский редактор, а есть и заокеанский. Никаких анкет не потребуется, простое знакомство.
Одеваясь в коридоре, Храмов обратил внимание на дверь, ведущую в другую комнату. На ней была наклеена большая, с метр в высоту и с полметра в ширину, фотография, изображавшая голову осьминога. Его глазки смотрели очень выразительно.
Анисим подарил Храмову на прощание обворожительную улыбку и дал пожать свою пухлую руку.
Выйдя на холод, Храмов явственно ощутил исходящий от одежды кофейно-табачно-апельсиновый запах — так он пропитался весь у Анисима.
Удивительная личность, думал он. Вещи, окружающие этого человека, создают какую-то пряную атмосферу исключительности, недоступности. Прекрасная атмосфера!
Храмов впервые в жизни готов был признать над собою превосходство другого, уже признавал. Ему даже хотелось подражать Анисиму.
Да, но такое подражание, вероятно, стоит немалых денег? Что ж, он их заработает, Издание выходит официально. И сам Анисим открыто, официально работает редактором, одновременно заведуя отделом в крупнейшей редакции. Чего же здесь предосудительного?
Удаль чувствовал Храмов. Он взял такси, тоже впервые в жизни.
Дома он сосчитал деньги. Сорок сотенных, совершенно новеньких, гремевших в пальцах, как фольга. Жаль сгибать пополам и тратить такие жаль…
Анисим позвонил через день, под вечер. Голос звучал приподнято:
— Привет, Женя! Вы можете быть свободны завтра в четыре часа?
— Да, в любое время.
— Если быть совсем точным, мы должны встретиться без четверти четыре на Смоленской.
— Я готов.
— Знаете гастрономический магазин на углу Арбата и Смоленской?
— Не бывал, но знаю.
— Там несколько входов. Вы входите с угла. Слева от дверей — отдел соков. Будьте там.
— Хорошо.
— Без четверти четыре.
…Храмов не любил опаздывать, поэтому Анисим, явившийся без десяти четыре, застал его там, где условились. У Анисима был тяжелый портфель. Храмов свой оставил дома, поэтому предложил:
— Дайте я понесу.
— Спасибо, дружок, — охотно согласился тот.
Они перешли на другую сторону улицы и пошли по Арбату, но тут же свернули направо, на улицу Веснина.
