VII
Прошка спал очень беспокойно. Он часто стонал, переворачивался то на живот, то на спину, сжимался в комок, потом, видно, у него отекали руки, и он разбрасывал их, устраиваясь поудобнее. Прошка всегда плохо спал в море, лунный свет будоражил его, навевая тревожные сны.
Снился Прошке Зеленый. Как лодки в прилив не могут никак пристать к берегу. И как поднимаются они потом, звеня, к луне по белой лунной дороге, плывут, плывут наверх и растворяются в тумане…
Каип по-прежнему бодрствовал у штурвала. К старику вернулось душевное равновесие.
Долго баржа плыла в полумраке, а теперь вышла на лунную дорогу.
Дорога эта, местами белая, местами матовая, местами серая с зелеными пятнами, начиналась у далеких берегов, шла через все море к Песчаному, освещала лица спящих возле лодок у причала, затем снова сползала в море и белым мостом перебрасывалась на остров Зеленый, уходя потом и оттуда через тысячи островов на другой берег, в степь и в города, связывая всех живущих на земле вечным братством…
Теперь и Каип плыл по этой дороге.
Вначале неуверенные, руки его вскоре привыкли к штурвалу. Старик был спокоен, зная, что к утру придет баржа к Песчаному и Прошка сможет встретиться с родными.
А как он сам, Каип? Что он будет делать потом, вернувшись на Песчаный? Где возьмет лодку, чтобы снова плыть к Зеленому?
А может, предки слишком рано позвали его? Может, он еще не прожил сполна дни, которые отпущены ему?
Да, похоже на то, что чем больше на пути Каипа препятствий, тем больше он мужает и крепнет, чтобы преодолеть их.
Прошка уже выбился из сил, а он, старик, может работать без устали до самого утра — борясь с жизнью, смерть пока что отступает… Желание стоять на ногах и не падать еще сильно в старике, но ведь все это не вечно.
Значит, надо продолжать. Пока есть воля, не растрачивая ее, плыть к берегам Зеленого. Завтра же. Если не удастся достать лодку, попытаться самому, вплавь.
Ладно, сейчас надо меньше думать об этом. Сейчас Каип должен привести баржу на Песчаный. Путина может начаться в любой час. И, если не успеют перемолоть соль, неприятности ждут всех. Не станут разбирать, кто прав, кто виноват, позеленевшую, вздутую от жары рыбу закопают в песок, и только голодные собаки будут бродить по поселку, волоча за собой рыбьи кишки.
Каип вздохнул и вновь предался воспоминаниям — невеселым и неторопливым.
«Я поселился совсем рядом, на Песчаном. И, чтобы не быть здесь чужаком, пришлось жениться на девушке, которую привели мне старики. Для всех я был веселым, беспечным парнем. Много и беспричинно смеялся, распевая песни в море, боролся на песке со своими сверстниками, частенько дрался в кулачном бою.
В Акчи на ярмарке купил себе большую лисью шапку и желтые сапоги и прогуливался в них по берегу, обмениваясь шутками с нашими островными красавицами. Люди не зло смеялись над моими выходками: повзрослеет — образумится, станет, как и все, умножать свой род, будет хорошим рыбаком и работником…
С тех пор ни разу не пришлось мне съездить на Зеленый. Семья, заботы, сын родился… И время началось очень сложное, бурное, надо было разбираться не только в себе, но и в окружающих…
Исчезали с островов всякие ростовщики-благодетели, перекупщики, а с ними и обман, бедность — острова побратались, труд сблизил людей, и те, кто раньше чуждался друг друга, объединились в одну большую рыбацкую артель…
Ермолай уговорил меня переплыть с ним море, чтобы отомстить насильникам ‘-г Каримбаю и его дружкам. Сам бы я никогда не решился на такой шаг, ибо знал по горькому опыту, что месть — это не самое лучшее, чем можно ответить на зло. Знал я теперь и другое: каждый человек сам рано или поздно, размышляя, приходит к очищению. А если и не успеет в этом мире, очистит его другой, новый мир, к которому он уйдет…
Когда мы приплыли в Акчи, оказалось, что отец Карим бая, заводчик, убит теми, кого он притеснял, а сам Каримбай сослан на безлюдный остров. Пришло и для него время поразмышлять!..»
Лунная дорога постепенно растворилась, опускаясь на дно моря, рассветало.
Теперь оставалось миновать еще один островок, а оттуда до Песчаного рукой подать.
Островок этот, сонный и прохладный, неожиданно появился слева. И Каип вдруг подумал, что нужно сойти здесь, чтобы раздобыть лодку у родственника.
— Прошка, — позвал он.
Прошка, уже одолевший крепкий сон и теперь лишь дремавший, быстро поднялся.
— О, уже Серный, — сказал он с некоторым смущением, ругая себя за то, что проспал весь путь и не заменил старика. И, видя, что баржа чуть отклонилась от курса и плывет к Серному, спросил с недоумением:
— Вы решили набрать воды, дядя Каип?
— Нет, я останусь здесь… Вон уже и Песчаный виден.
Остров на горизонте был действительно Песчаный.
— Лодку сдай отцу. Скажи, что я… — Каип хотел добавить, что сожалеет о случившемся, но решил, что Ермолай так и поймет.
— Значит, уходите? — переспросил Прошка, огорчившись.
А зачем Каип уходит, так и не решился спросить — посчитал неприличным.
Родственник, о котором вспомнил Каип, был председатель артели Аралов.
Домик председателя ничем не выделялся среди рыбацких построек — наполовину осел и ушел в песок, худые стены выветрились, а крыша из водорослей давно сгнила и торчала комьями, будто ворошили ее вилами.
В свободные дни хотели рыбаки починить председателю дом, перестелить крышу и уже выловили в море водоросли, но Аралов все отмахивался: как-нибудь потом, после путины…
В Серном знали, что Аралов давно уже помышляет бросить все и уйти на покой, знали и боялись этого. Посоветовать ему что-либо стеснялись, но тихо и негласно делали все так, чтобы не давать ему повода для ухода.
Родом же Аралов был с Песчаного, но редко бывал там, посылал заместителя. Там, на Песчаном, было к нему другое, недоброе отношение.
Обычно, когда Аралов появлялся на островах, рыбаки — впереди начальники пониже Аралова рангом, бригадиры, рыбнадзоры, передовики, а сзади все остальные — сопровождали председателя, показывая ему поселок и свои достижения, лодки и сети. На Песчаном же все до единого продолжали сидеть на берегу, разговаривая на отвлеченные темы, и Аралов в одиночестве бродил по острову, осматривая хозяйство, прыгал через саксауловые ограды, отбивался от голодных псов и, все осмотрев, подсчитав, молча садился на катер и отплывал.
Землякам на Песчаном было как-то неловко от мысли, что Аралов — сам рыбак, отец и дед его рыбаки, Аралов, которого они женили, научили плавать в море и отличать леща от осетрины, этот самый Аралов — не рогатый, не семи пядей во лбу — поставлен над ними начальствовать.
И вообще, рассуждали на Песчаном, нужен ли им Аралов? Рыбаки сами, когда нужно, натягивают сети, гонятся за кося-коя и ловят рыбы столько, сколько дает им море, ни на рыбешку больше или меньше, ведь как же иначе, это их дело, а кто увильнет от дела, тому самому худо будет, не Аралову. Голодать председатель не станет.
Конечно же, будь председателем другой, не Аралов, и на Песчаном ходили бы за ним по пятам, заглядывая в лицо, не улыбнется ли начальство, чтобы и им улыбнуться, и не захохочет ли оно над собственной шуткой, чтобы и они тут же захохотали.
Ведь помнят же все Сапарова, бывшего председателя. Тот не терпел ни на чьем лице ухмылочки, топал ногой, гордец, тут же уползал к себе в хижину.
…Аралов был председателем множества островов, крупных и мелких, безымянных. И, чтобы даже бегло осмотреть все хозяйство, требовалась целая неделя.
И месяца не проходило, а летчики уже снова радировали ему — на территории артели вылез из воды новый островок, бывший риф или подводная скала.
Надо было отправиться туда, объездить островок, измерить его, проследить, куда ушло теперь течение и какова глубина моря возле берегов, подумать о будущем устройстве суши.
Соответственно менялись теперь и рыбьи маршруты, направление косяков — надо было сидеть и все это подсчитывать, меняя планы годовых уловов.
…Каип, так и не уснувший в доме председателя, сидел на крыльце и смотрел, как шел в темноте, спотыкаясь, усталый Аралов.
— Ты кто, старик? — спросил Аралов у незнакомца, сидевшего мирно у его дома.
— Каип я. Двоюродный брат твоей матери.
— Заходи в дом!
Боясь, как бы Аралов не завалился спать на все утро и весь день, Каип заволновался.
— Мне нужна лодка, аксакал, — сказал он просто, чтобы не вызвать подозрений.
— Что? — помрачнел Аралов. И захохотал, крича в дом: — Слышала, жена, нашему родственнику понадобилась лодка!
— А ты дай ему, — сказала жена, выйдя из дома, полусонная, ворчливая.
— Сговорились! Родственнику не дам ни лодки, ни рыбы! — Аралов ввалился в дом и, бросившись на кровать, посопел, поворочался с боку на бок и уснул.
