Ознакомительная версия.
Для России ситуация осложняется еще и тем, что наш основной, европейский рынок, на который направляется большая часть российских нефтяных и газовых потоков, сделал однозначный выбор в пользу чистой энергии и движение в этом направлении будет происходить на нем быстрее, чем в среднем в мире. Переориентация экспортных поставок на азиатские рынки требует значительных капитальных инвестиций в транспортную инфраструктуру, при этом оправданность таких вложений также неочевидна. И Китай, и Индия ускоренными темпами развивают возобновляемую энергетику, и не факт, что к моменту создания необходимых транспортных мощностей они будут нужны. Точнее, никто не откажется от покупки сырья, но вот какой ценой?
В связи с этим колоссальные инвестиции в разработку новых все более сложных и капиталоемких месторождений, предполагаемые нефтяными и газовыми компаниями, связаны с повышенными рисками. Особенно это опасно в нашем случае. Высокая доля государственного бизнеса в сырьевом и финансовом секторе России, использование средств Фонда национального благосостояния для финансирования нефтегазовых проектов фактически способствует тому, что данные риски ложатся не на «акционеров» и менеджеров сырьевых монополий, а «размазываются» по всему обществу.
Аппетиты менеджеров от нефтянки весьма высоки, приятно работать с большими бюджетами, особенно когда деньги чужие. Глава Роснефти, И. Сечин, говорит об «объективном факте – новая нефть дается трудно и требует как инноваций, так и крупных инвестиций, а значит, и адекватных цен»[309]. В том и состоит проблема будущего сырьевых рынков, что необходимые все более крупные инвестиции для добычи нефти и газа со все более высокой себестоимостью могут и не оправдаться «адекватной», сиречь высокой, ценой. В таком случае мы получим повторение ситуации второй половины 1980-х гг., когда «ускорение» обернулось кладбищами недостроенных (ненужных) объектов капитального строительства. Надеюсь, я достаточно подробно раскрыл существующие на рынках тенденции, чтобы убедить читателей в ненулевой вероятности подобного развития событий. Соответственно, хотелось бы, чтобы государственная политика учитывала также и неблагоприятный для сырьевых отраслей вариант динамики энергетического рынка.
Нефтегазовый сектор важен для России не только в плане экспортных валютных поступлений, но и по той причине, что на нефтегазовую отрасль завязана существенная доля отечественной промышленности. Количество рабочих мест в сырьевых и смежных отраслях исчисляется миллионами. Разумеется, дальнейшее развитие разведки, добычи и соответствующих технологий важно для страны. В то же время при крупных новых вложениях государственного бизнеса в сырьевых отраслях следовало бы более прозрачно очерчивать круг ответственных за принимаемые решения.
Кроме того, крупным российским нефтегазовым компаниям, пожалуй, пришло время задуматься о диверсификации бизнеса, если не о будущем перепрофилировании. Посмотрите на китайский гигант Sinopec, который «уже готовится к временам, когда продажа топлива станет “не ключевой” деятельностью», а сеть его заправочных станций и находящихся при них магазинов будет торговать в большей степени потребительскими товарами, нежели топливом[310].
Неопределенность будущего рынка углеводородов обостряет давно наболевшие вопросы смены модели экономического развития, ухода от сырьевой зависимости российской экономики. Мы много говорим о замещении импорта, но пока импортозамещением успешнее занимаются «наши партнеры», медленно, но верно избавляясь от потребности в российских углеводородах. Почему у них это получается?
Лидерами в возобновляемой энергетике являются индустриально развитые страны, имеющие четкую промышленную политику, прозрачные меры финансовой поддержки производителей (и потребителей), активно и обильно финансирующие научные исследования как прикладного, так и фундаментального характера. Именно данные черты являются причинами их технологических преимуществ, в том числе перед Россией. Они позволяют предпринимателям зарабатывать в сегменте возобновляемой энергетики все больше и больше, получая выгоду не только от роста сегмента альтернативной энергетики в своих странах. Колоссальными темпами растет также экспорт, причем как готовой продукции (ветряные турбины, фотоэлектрические панели), где все больше усиливаются позиции Китая, производящего львиную долю мировой фотоэлектрики, так и инжиниринговых решений (заводов и электростанций) «под ключ». Например, огромный рынок Индии, стремящейся за короткий срок провести крупнейшие изменения в энергетике и существенно увеличить долю ВИЭ, активно осваивается американским и китайским бизнесом. Современное оборудование нового завода по производству солнечных модулей отечественной компании «Хевел» в Новочебоксарске было разработано и произведено, увы, также не российскими специалистами.
Таким образом, первоочередным ответом на вызовы, которые возобновляемая энергетика бросает российской сырьевой экономике, является отнюдь не ускоренное развитие сегмента ВИЭ. Наука, промышленные технологии и производства – единственная основа, на которой Россия сможет экономически развиваться в дальнейшем. Развитие, например, машиностроения, в том числе станкостроения, дает колоссальный мультипликативный эффект. На одно место в машиностроении может создаваться до семи рабочих мест[311]. Наконец, нельзя недооценивать роль сложного, технологичного и наукоемкого производства в совершенствовании социальной структуры общества – в создании образованного, творческого, по-настоящему креативного слоя граждан.
В настоящее время, увы, российская экономическая модель во многом основывается на перераспределении богатства, созданного еще в советский период. Основные используемые месторождения ископаемого топлива разведаны и освоены еще во времена СССР. В то же время большинство важнейших несырьевых отраслей фактически похоронено (качать нефть на подготовленных предками месторождениях проще, чем заниматься инженерно-конструкторской работой). Зависимость от импорта в станкостроении, тяжелом машиностроении, радиоэлектронике, фармацевтике и т. п. составляет 80–90 %. В тех же сырьевых отраслях технологичные способы бурения (наклонного и горизонтального) в значительной мере зависят от используемого импортного оборудования. Причем разрушена не только высокотехнологичная, но и обычная индустриальная база. Страна, обладавшая ведущей гидроэнергетикой в мире, не способна сегодня производить турбины для малых ГЭС[312].
Следует отметить, что, несмотря на значительные сырьевые запасы, развитие нефтегазовой отрасли и крупной традиционной энергетики, в СССР активно разрабатывались альтернативные способы электрической генерации. Более того, в разные годы Советский Союз входил в число мировых лидеров как ветро-, так и солнечной электроэнергетики, не только осознавая необходимость технологического участия в основных мировых инновационных разработках, но и решая свои локальные задачи энергоснабжения. Достаточно вспомнить открытую в 1988 г. крымскую солнечную электростанцию, которая уже упоминалась, – передовой на тот момент инженерный объект мощностью 5 МВт, когда совокупные мировые мощности солнечной энергетики составляли всего 21 МВт; принятую в 1987 г. госпрограмму «Экологическая чистая энергетика»; Постановление Совмина СССР «Об ускоренном развитии ветроэнергетической техники в 1988–1995 гг.», которое предусматривало ввод в действие 57 000 (!) ветряных турбин и соответствующие капитальные вложения в развитие производственной базы.
Причиной сложившейся на сегодняшний день неблагоприятной ситуации в экономике во многом является отсутствие больших целей и смыслов, которые должны задаваться элитой и «овладевать массами». Господствующая идея «брать от жизни все», обогащаться здесь и сейчас в сочетании с обезьянничаньем и оглядками на Запад не способствует развитию научно-технических разработок, так же как и упомянутый слоган «энергетическая сверхдержава», обладающий нулевой мотивирующей ценностью, вызывающий не гордость, а недоумение. Похоже, что формирование национально ориентированной элиты началось в России только сейчас, украинский кризис, приведший к разочарованию в «западных партнерах», ускорил этот процесс.
Мировой опыт развития возобновляемой энергетики с абсолютной четкостью показывает, что технологически и промышленно развитые государства, независимо от их места в глобальных индексах и рейтингах свободы – и страны, как принято считать, с развитой и свободной рыночной экономикой, и «менее свободный, более тоталитарный» Китай – используют крайне жесткие модели государственного долгосрочного планирования с постановкой конкретных, измеряемых конечных целей и широчайшим набором законодательно установленных мер и инструментов, призванных обеспечить достижение этих целей. Россия явно выбивается из этого стройного ряда, видимо получив иммунитет от планирования в экономике, отторгающий даже крайне важные его инструменты.
Ознакомительная версия.
