– У Младшенького нет возраста! – воскликнул Гэри, появляясь в дверях. – Младшенький – это Младшенький. Когда вы с ним познакомитесь, вы сразу будете очарованы. Все вокруг любят его и ценят. Он единственный в мире!
Он стоял перед ними. Нос его немного обгорел на солнце. Глаза казались темнее, чем обычно, на губах играла лихая флибустьерская улыбка. В волосах и на вороте застряли травинки.
– Где это ты валялся? – спросила Елена.
– В парке.
– Один?
– Нет, мы были всей командой.
– Всей командой? О Господи! Гэри, ты ли это, ты же не любишь быть в компании.
– Ну приходится! Мы повторяли отрывок ноктюрна.
– В парке? Вот странное дело.
Гэри пожал плечами и попытался перевести разговор в другое русло.
– Погода была хорошая, мы вышли из школы и расположились на лужайке. У нас с собой были ноты. Вот и все. Нужен один интервал! Один интервал! Это потрясающе!
Елена посмотрела на него. В его воодушевлении словно слышалась какая-то лишняя нота. Фальшивая нота. Нота фальшивого энтузиазма, которая заинтриговала Елену. Она вновь начала гнуть свою линию:
– А почему ты не катаешь свою команду на моей красивой машине? Ее надо выгуливать, иначе она сломается, а ты уже сколько времени не садился за руль?
– Потому что я как-то не люблю выставляться. Вы же знаете, это не моя стихия. Я вывожу ее только потому, что вы меня просите об этом…
– И потом вас слишком много, чтобы вы все туда поместились, правильно, Гэри?
Гэри покраснел, это не смог скрыть даже загар. Он попытался встретиться взглядом с Еленой.
А может быть, с ней можно обо всем поговорить?
Может быть, ей когда-нибудь случалось любить двух человек одновременно?
Рэй уже представлял ее себе: белокурую, очаровательную, улыбающуюся на большой афише с надписью: «Салон “Тиф-Тиф”: высокое качество, низкие цены! Стрижка за пятнадцать евро». Она будет висеть в Сен-Шалане на каждом углу. На улицах, на перекрестках, на боках автобусов. Они все будут пускать слюни и хотеть ее, а он будет говорить себя: «Это ведь я ее трахаю! Это ведь я тот счастливчик, который наваливается на нее сверху!»
Еще буквально вчера вечером она обвилась вокруг него, вобрала в себя его член, о сладкое безумие! Он умолял ее не спешить, чтобы длилось, длилось счастье… Но долго не выдержал. И кончил. Вот сучка! Вот божественная сучка!
А, ерунда.
На афише она будет выглядеть как сама невинность, совершеннейшая недотрога. Светленькая, чистенькая, хорошенькая. Мисс Тиф-Тиф. Эмблема парикмахерского салона.
Они не будут стеснены в средствах. Мэрия поддержит и дотацию выдаст, нет сомнения. Надо же поддерживать бизнес, да? Рекламная кампания и… и… обложка рекламного журнала «Тиф-Тиф», который будет издаваться каждый месяц тиражом тысяча экземпляров и бесплатно распространяться по округе.
«Тиф-Тиф» – единственный парикмахерский салон в городе и окрестных деревнях. Мадам Робер, хозяйка, была одной из его многочисленных любовниц. Но она платит оброк, как и остальные! Не хватало еще кумовство разводить! У нее три сотрудницы, все весьма аппетитные особы. Он всех попробовал. Ему даже не пришлось их принуждать, сами попрыгали в постель, как миленькие! «Ты хорошо их воспитала», – сказал он мадам Робер, потрепав ее за подбородок. Она очень даже ничего еще в свои шестьдесят. Высокие скулы, плоский живот, крепкие ягодицы. При каждом визите он запускает ей руку между ног и проверяет: пока все в порядке! Она краснеет. Он туда заходит время от времени проветриться с ней. Хорошая случка создает хороших друзей, ведь так?
– Ты берешь у меня Виолетту как лицо фирмы, так сказать «набалдашник на носу гондолы», и я на полгода избавляю тебя от уплаты отступных, договорились?
Она согласилась. Но добавила:
– Вряд ли ей понравится быть набалдашником на носу гондолы.
– Ну как, гондолы как в Венеции, я Ринго, она Шейла!
Он счел свою шутку очень удачной.
Можно себе представить, с каким воодушевлением он позвонил в дверь Виолетты тем же вечером.
Она открыла ему дверь с сигаретой во рту.
Он недовольно воскликнул:
– Сколько раз я просил тебя не курить, котенок!
Он возмущенно хлопнул себя по бокам, огорчившись, что приходится все время повторять одно и то же.
– За собой следи, – сказала она. – Давай уже заходи, пошевеливайся, сквозняк же.
Он прошел в прихожую, снял кожаную куртку, аккуратно повесил ее на спинку кресла, распустил пояс, снял носки, он любил чувствовать себя комфортно. Ухватил Виолетту за запястье, привлек к себе, прижал крепко-крепко. Она скривилась, высвободилась, потирая затылок.
– Ну ты даешь! Полегче, полегче! Я же не резиновая!
– Ох, котенок! Ну почему ты такая строптивая!
Это она научила его вчера новому слову. Должна радоваться, что он его запомнил и употребил к месту. Но она даже не заметила.
– У меня для тебя сюрприз. Тебе точно понравится. Ты бросишься мне на шею…
Тут он похотливо улыбнулся:
– …и еще кое-куда!
Виолетта затянулась сигаретой и пристально, без всякого снисхождения во взоре посмотрела на него. Она уже столько времени гниет в этой дыре, уже давно пора чему-то произойти. На настоящий момент она получает одни обещания. Она ждет настоящий фильм, главную роль, знаменитого режиссера.
Рэй уселся в кресло, взял ее на колени, запустил руку ей под рубашку и торжественно объявил хорошую новость: она будет позировать для рекламной кампании салона «Тиф-Тиф». Ее портрет будет на стенах всех улиц и площадей Сен-Шалана и всех его окрестностей. И она будет на обложке рекламных изданий салона.
– И еще такой лозунг: «“Тиф-Тиф” – высокое качество, низкие цены». У меня все схвачено! Они здесь все идеями небогаты. Ты представляешь, мой котенок? Ты будешь звездой! Я видел Фабриса, редактора «Свободной Республики», он готов сделать с тобой интервью. Он уверяет меня, что эту статью перепечатают все издания. И местное радио, и вся компания! Ты будешь знаменитой, котенок!
– А что с фильмом? – ледяным тоном спросила она, выпуская ему дым в лицо.
Он моргнул, скривился от отвращения.
– Какой фильм?
– Фильм. В центральном районе. Префект. Моя роль. Ты что, все забыл?
– Все в свое время. Не нервничай. Начнем с «Тиф-Тифа», а потом затем большой проект.
Она соскочила с колен и принялась расхаживать туда-сюда по комнате.
– Ничего никогда не будет, если я буду заниматься всякой чепухой! Я актриса, а не клуша, рекламирующая второразрядную парикмахерскую.
– Но это в качестве трамплина для дальнейшего успеха, котенок!
Виолетта взорвалась.
– Трамплин? Сгнившая доска, это да. Я просто рухну с нее в грязь! Продавать стрижки за пятнадцать евро в «Тиф-Тифе», о каком успехе ты говоришь? «Оскара» мне за это, да немедленно! Как я об этом не подумала? Вот гнусность-то, а! Все эти годы я занималась актерским мастерством, учила роли, ходила на кастинги, умоляла моего агента, чтобы он повыше написал меня на афише, и даже не подумала, что, оказывается, для славы нужно всего только стать мисс Тиф-Тиф! Какая гадость!
Она вопила, даже ударилась пару раз лбом об стенку, потом в ярости уставилась на него.
– Но ведь многие начинают в рекламе, в этом нет ничего постыдного! – виновато произнес он.
– Да, если они никому неизвестны и им двадцать лет! И если реклама национального масштаба. Это еще могут простить!
– О тебе заговорят…
– В бесплатном журнальчике и на грязных стенах этого прогнившего насквозь городка! Анджелина Джоли глаз не сомкнет от зависти, как это узнает!
– Ну ты все преувеличиваешь, котенок!
– И перестань называть меня котенок! Ты нарочно, что ли, это делаешь? Мне тридцать пять лет, мне нужно торопиться! У меня нет времени ошиваться среди деревенщин! И жить с главой всех деревенщин по имени Раймон Валенти. Так ведь тебя мама называет, да? Раймон. Красиво! Шикарно! Заметь, она ведь права, ты и есть это самое: Раймон.
Рэй потемнел лицом от гнева. Напрягся, сидя в кресле.
Виолетта же развязно продолжала:
– А знаешь почему, Сухостой?
Рэй аж подскочил. Он правильно расслышал? Она только что назвала его Сухостоем.
– Потому что я актриса. Ак-три-са.
Вот дерьмо! Она назвала его Сухостоем.
Он потер щеку, чтобы убедиться, что он действительно здесь, что он проглотил это и даже не пикнул. В голове у него сверкнула молния. Белая ярость залила глаза. Ему невыносимо захотелось ударить ее. Ему часто хотелось ударить ее. Но воспоминание о боа-констрикторе его удерживало. Сухостой… Он слишком добр к ней, спускает ей с рук все ее выходки. Надо положить этому конец. Станет половой тряпкой, как и остальные. Сухостой! В его глазах появился нехороший блеск. Ух, как он отколотит ее, сломает челюсть, она будет ползать у него в ногах, молить простить ее, а он отпихнет ее ногой. Вот так с девками надо обращаться! И когда его яйца запросят пощады, он выплеснется в другую девку, уж кандидаток-то пруд пруди. Только пальцами щелкни, в очередь выстроятся… и тут он внезапно подумал: «Да, но ни одна из них не умеет делать боа-констриктор».
