Ознакомительная версия.
Позже ночью в коровник кто-то вошел.
– Натан? – Голос мой прозвучал тоненько и жалобно.
Это была Сигга. Она принесла мою одежду и башмаки. Глаза ее припухли от слез.
– Натан не пустит тебя в дом, – сказала она.
Я медленно одевалась, едва шевеля закоченевшими от холода пальцами.
– А если я здесь умру?
Сигга повернулась, чтобы уйти, но я схватила ее за плечо.
– Поговори с ним, попробуй его образумить! На сей раз он действительно спятил.
Сигга глянула на меня, и в глазах ее появились слезы.
– Как же мне обрыдло здесь, – прошептала она.
Проснувшись утром, я не сразу смогла сообразить, где нахожусь. Затем в памяти всплыли события минувшей ночи, и тугой комок гнева подкатил к горлу, придав мне новые силы. Я прислонилась к корове, отогревая застывшие пальцы и кончик носа, и стала размышлять, что делать дальше. Я хотела уйти прежде, чем Натан выйдет задать корм скоту.
* * *
Тоути проснулся в полумраке бадстовы Брейдабоулстадура и увидел отца, который сидел, привалившись к стене, в изножье его кровати. Седая голова священника свесилась на грудь. Он спал.
– Пабби! – С губ Тоути сорвался лишь едва слышный шепот, и от попытки заговорить тотчас заныло горло.
Он попытался толкнуть отца ногой, чтобы разбудить, но все тело казалось невероятно тяжелым, точно налито свинцом.
– Пабби! – сделал он вторую попытку.
Преподобный Йоун шевельнулся и вдруг открыл глаза.
– Сынок! – Он вытер бороду и наклонился к Тоути. – Ты пришел в себя. Хвала Господу.
Тоути попытался поднять руку – и обнаружил, что она привязана к боку. Он был весь запеленат в одеяла.
– Тебя лихорадило, – пояснил отец. – Тебе нужно было хорошенько пропотеть.
Он приложил мозолистую ладонь ко лбу сына.
– Мне нужно в Корнсау, – пробормотал Тоути. Пересохший язык едва ворочался во рту. – Агнес…
Отец покачал головой.
– Ты из-за нее-то и заболел.
На лице Тоути промелькнуло беспокойство.
– Не могу вспомнить, какой сейчас месяц.
– Декабрь.
Тоути попытался сесть, но преподобный Йоун мягко прижал его голову к подушке:
– Забудь о ней, пока Господь не вернет тебе силы.
– Она совсем одна, – возразил Тоути, вновь пытаясь приподняться. Тело почти не повиновалось ему.
– И поделом, – отозвался отец. В тесноте скромной бадстовы его голос прозвучал неожиданно громко. Он удерживал сына за плечи, не давая привстать, и лицо его в сумраке казалось серым. – Она не стоит времени, которое ты на нее тратишь.
* * *
С минуту Маргрьет молчала. Молоко в ее кружке совсем остыло.
– Он вышвырнул тебя на снег?
Агнес кивнула, настороженно вглядываясь в нее. Маргрьет покачала головой.
– Ты же могла замерзнуть до смерти.
– Натан был не в себе. – Агнес плотнее запахнула наброшенный на плечи платок. – Он хотел, чтобы Сигга принадлежала ему. И в конце концов понял, что она предпочитает Фридрика.
Маргрьет фыркнула и кочергой затолкала в глубь очага откатившийся к краю горящий уголек.
– Что ж, тебе виднее. – Она украдкой глянула на Агнес, которая неотрывно смотрела в огонь. – Продолжай, – тихо проговорила Маргрьет.
Агнес вздохнула и расцепила руки.
– Я отправилась в Катадалюр, где жили родители Фридрика. Прежде я там не бывала, но знала, что хутор расположен по ту сторону горы, а день выдался достаточно ясный, чтобы я смогла добраться туда пешком, не попав в буран. Тем не менее путь занял у меня несколько часов, и к тому времени, когда я вошла в устье долины, где стоял Катадалюр, сознание мое уже помутилось от усталости. Мать Фридрика обнаружила меня на пороге своего дома – я стояла на коленях.
Катадалюр – ужасное место. Жалкие постройки покосились, крыша вот-вот провалится, и внутри хозяйский дом так же непригляден, как снаружи. Кизячный дым осел копотью на стенах кухни, бадстова больше смахивает на хлев. Когда я вошла туда, стайка ребятишек – все братья и сестры Фридрика – сбилась на одной кровати, прижимаясь друг к другу, чтобы хоть как-то согреться. Фридрик вместе с отцом и дядей сидел на другой кровати и точил ножи.
Первое, что вырвалось у него при виде меня, было: «Что он еще натворил?» Фридрик спросил, уж не решил ли Натан жениться на Сигге.
Я помотала головой и пояснила, что Натан вышвырнул меня из дому, что я провела ночь в коровнике. Фридрик не выказал ни капли сочувствия. Только спросил, чем я вызвала такую немилость, и я сказала, что повздорила с Натаном, потому что не могла выносить того, как он обращается с Сиггой.
Именно тогда в разговор вмешалась мать Фридрика. Все это время она помалкивала, слушая нас, а теперь вдруг схватила сына за руку и заявила:
– Он хочет отнять у тебя жену!
Мне показалось, что Фридрик при этих словах украдкой глянул на нож, лежавший на кровати, и меня охватил страх.
Я предложила Фридрику поговорить со священником из Тьёрна или обратиться к старосте… но Тоурбьёрг, мать Фридрика, снова меня перебила. Она поднялась, крепко взяла Фридрика за плечи и, глядя ему в глаза, проговорила:
– Сигга не будет твоей, пока Натан жив.
Потом все они уселись и, по всей видимости, именно тогда, покуда я спала, решили убить Натана.
Маргрьет молчала. Огонь погас. Лишь один раскаленный уголек живо и ярко мерцал в серой толще золы. Снаружи все так же завывал ветер. Маргрьет медленно выдохнула, ощутив вдруг безмерную усталость.
– Наверное, нам стоит вернуться в постель.
Агнес повернулась к ней:
– Разве ты не хочешь дослушать до конца?
В Лаугаре, в Селиигсдале, Гудрун рано была на ногах, сейчас же после восхода солнца. Она пошла туда, где спали ее братья. Она разбудила Оспака. Он сразу же проснулся, а также и некоторые из других братьев. И когда Оспак узнал свою сестру, он спросил ее, что ей нужно и почему она так рано на ногах. Ей хочется знать, ответила Гудрун, что они будут делать в течение дня. Оспак ответил, что они думали провести этот день спокойно.
– Ведь сейчас мало работы, – пояснил он.
Гудрун сказала:
– Ваш нрав можно было бы назвать прекрасным, если бы вы были дочерьми какого-нибудь бонда, так что никому от вас не было бы ни пользы, ни вреда. Несмотря на все обиды и оскорбления, которые Кьяртан вам нанес, вы спокойно спите в то время, как он едет мимо вашего двора с одним-единственным провожатым. У таких людей память, как у свиней. Я теряю надежду, что вы когда-нибудь нападете на Кьяртана в его доме, раз вы не осмеливаетесь встретиться с ним сейчас, когда он проезжает мимо с одним или двумя людьми, а вы сидите дома и ограничиваетесь громкими словами, хотя вас так много.
Оспак отвечал, что она слишком взволнована, но что на ее слова трудно возразить, и сейчас же вскочил и стал одеваться, а вместе с ним все остальные братья. После этого они начали приготовления, чтобы устроить засаду Кьяртану.
Сага о Людях из Лососьей долины
КОГДА МЫ С ФРИДРИКОМ ПРИБЫЛИ в Идлугастадир, Натана там не было. Не представляю, что произошло бы, окажись он дома. Нам пришлось стучать добрых несколько минут, прежде чем Сигга открыла дверь и впустила нас в дом. Она держала на руках дочь Натана.
– Он велел прогнать тебя, если вздумаешь вернуться, – сказала она, но тем не менее нас впустила.
Я согласилась выпить кофе, который принесла нам Сигга.
– Где Натан? – спросила я.
– Из Гейтаскарда прислали работника с письмом. Ворму нездоровится. Натан уехал рано поутру.
– Как он?
Сигга глянула на меня.
– Не в духе.
– Он опять приставал к тебе? – Фридрик шарил на полке у кровати Натана. Сигга обеспокоенно наблюдала за тем, как он взял пару коробок и потряс, прислушиваясь.
– Что ты ищешь?
– Вознаграждение за хлопоты, – пробормотал Фридрик. И выглянул в окно, за которым белел снег. – Бьюсь об заклад, он зарыл все во дворе.
Я поглядела на Сиггу.
– Натан говорил что-нибудь обо мне?
Она покачала головой.
Я невесело, через силу усмехнулась:
– Ничего такого, что ты решилась бы повторить мне в лицо.
Фридрик смахнул снег с плеч и устроился рядом с Сиггой, усадив ее к себе на колени.
– Птичка моя, – проговорил он. – Моя милая женушка.
Сигга увернулась от его ласк и пересела на кровать.
– Не зови меня так, – сказала она.
Фридрик побагровел:
– Почему это? Ты же моя.
– Натан сказал мне, что передумал. Он не позволит мне стать твоей женой. – Речь Сигги перешла в судорожный всхлип. – Никогда.
– Будь он проклят!
Несмотря на общее безрадостное настроение, трудно было удержаться от улыбки, услышав этот надрывный возглас.
– Уверена, что Натан все же сменит гнев на милость, – сказала я.
Сигга вытерла глаза и покачала головой.
– Он говорит, что если кому-то и суждено взять меня в жены, так только ему.
Сердце мое упало, и я заметила, что Фридрик побледнел.
Ознакомительная версия.
