Роман Светлов
ВОЙНЫ АНТИЧНОГО МИРА
ПОХОДЫ ПИРРА
«Ганнибал утверждал, что опытом и талантом Пирр превосходит вообще всех полководцев, второе место отводил Сципиону, а третье — себе…»
«Лучше знамения нет, чем за Пиррово дело сражаться».
Плутарх Сравнительные жизнеописания. Пирр
Что обычно знают о царе Пирре? Правил в небольшом греческом царстве Эпир с 306 по 272 г. до н.э. (с перерывами). Воевал против римлян, причем победа в одном из сражений стоила ему таких потерь, что оказалась равносильна поражению: отсюда происходит знаменитая «пиррова победа». Иногда вспоминают, что погиб Пирр еще в цветущем возрасте в каком-то уличном бою.
Между тем Пирр был свидетелем грандиозных событий, и, в первую очередь, распада мировой державы Александра Македонского, сопровождавшегося беспощадной борьбой между его бывшими сподвижниками. Он принимал участие в битве при Ипсе, крупнейшей битве той эпохи (301 г.). Ему довелось видеть закат прекрасной, завоевавшей полмира македонской армии. Он дважды захватывал Македонию и возлагал на себя диадему Александра
В Италии Пирр стал первым греческим полководцем, сражавшимся — и небезуспешно! — против римских легионов. В Сицилии Пирр столкнулся с карфагенянами — и снова ему сопутствовали победы.
Жизнь Пирра протекала в разгар событий, определивших будущую историю Европы. Ему довелось столкнуться практически со всеми военными системами той эпохи: от македонских фалангитов и спартанских гоплитов до римских легионеров и ополчений южноиталийских горцев. Соответственно, описание военных кампаний Пирра приводит к созданию своего рода энциклопедии военного дела государств Средиземноморья IV–III вв. до и. э.
Из большинства сражений Пирр выходил победителем: как полководца его оценивали очень высоко и современники, и потомки. По общему мнению, в нем единственном возродились дух и воля Александра Великого; многие из его военных находок определили развитие военного искусства.
Судьба Пирра могла бы стать основой для драматического, полного неожиданных сюжетных поворотов романа. Недаром в античности зачитывались жизнеописаниями Пирра, из которых до нашего времени дошло только одно — в сборнике сравнительных жизнеописаний, чьим автором является Плутарх. Интересно, что пару Пирру у Плутарха составляет римский полководец и политический деятель Гай Марий, также оказавший огромное влияние на формирование римской имперской (в скором будущем) армии, семь раз избиравшийся консулом, но в конце жизни переживший крах всех своих надежд.
Пирр и Марий принадлежали к такому типу людей, который постоянно не удовлетворен своим сегодняшним положением. Каждый успех казался им всего лишь прологом к будущей великой славе. Плутарх говорит о них еще более строго: «У людей же неразумных и беспамятных все случившееся с ними уплывает вместе с течением времени, и, ничего не удержав, ничего не накопив, вечно лишенные благ, но полные надежд, они, смотря в будущее, не замечают настоящего».
С легкой руки Плутарха за Пирром установилась сомнительная слава царственного авантюриста. Но устремленность в будущее еще не означает власти в его характере авантюрной жилки. Мы хотим показать, что жизнь Пирра была связана со стремлением создать царство, соответствующее своему предназначению, в которое Пирр верил, великое царство, которое стало бы достойным наследством для его детей. Эпир, несмотря на воинственность своих обитателей, являлся политическими и экономическими задворками греческого мира, и правитель, ограничившийся властью над этой страной, принадлежал ко второстепенным монархам своей эпохи.
В своем желании мы не будем оригинальны. Еще в XIX столетии о Пирре писали как о настоящем государе, чьи амбициозные планы в силу ряда обстоятельств не удалось воплотить в жизнь. Авторы наиболее серьезных книг, написанных об Эпире и Пирре — Р. Скала, Г. Герцберг, Р. Шуберт, Г. Кросс, — именно так его и оценивали. Из всех ученых образу вечно стремящегося за журавлем в небе царя был близок, пожалуй, только И. Дройзен в своей «Истории эллинизма»[1].
Однако аура трагического авантюриста сопровождает образ Пирра — по крайней мере в популярных книгах и в учебниках но истории. Возможно, это связано вот с каким обстоятельством. Хотя всеми признается военное искусство Пирра и его влияние на всемирную историю, в чем оно выражалось, обычно не разбирают. Анализ же кампаний Пирра — в Македонии, Италии, Сицилии, Пелопоннесе — вообще крайне поверхностен. Малое количество информации, которую предоставляют нам источники, превращает работы о Пирре, касающиеся военного дела, в историографические трактаты. Показательно, что даже такой классик военной истории, как Ганс Дельбрюк, утверждал: «Для истории военного искусства из этих рассказов (рассказов о Пирре Плутарха, Дионисия, Павсаиия и т. д.) ничего нельзя извлечь». О битве при Аускуле он раздраженно замечает, что «сведения о сражении… шатки и противоречивы», а «сообщения о сражении при Беневенте не имеют для нас никакой ценности». В замечательной работе П. Конноли «Greece and Rome at War» (изданной несколько лет назад и на русском языке) Пирр попросту взят за скобки…
Именно поэтому, вероятно, и обращают внимание не на достижения Пирра, в том числе в области военного искусства, а на его драматическую судьбу.
Мы вынуждены признать, что и в нашей книге слова «видимо», «возможно», «судя по всему» будут встречаться часто. К сожалению, история войн Пирра с Римом, сделавшая эпирского паря знаменитым, дошла до современного исследователя в переложении эпохи, когда над миром правил Рим. Писатели того времени всячески восхваляли римское прошлое, затушевывая поражения и многие неприглядные факты. Более того, древние вообще были склонны к морализаторству и к созданию афоризмов по любому поводу. Вот и получается, что история Пирра состоит из красивых поз и фраз, подобных «Еще одна такая победа и я погиб!» или «Римляне будут воевать с Пирром даже если он обратит в бегство тысячу консулов…». Вместо документальной хроники писатели того времени показывают нам классическое театральное представление.
В результате в некоторых случаях описание вооруженных сил будет занимать у нас больше места, чем анализ самих операций. Иначе голый пересказ источников заставит читателей утерять нить событий, внутреннюю их логику. В этом — порок многих работ о великих полководцах. Не зная, как воевали солдаты того времени, по каким «уставам» командовали офицеры, какие стандарты войны были приняты тогда, мы не сможем понять не только Пирра, но даже Александра Великого и Ганнибала, чьи подвиги древние историки изображали куда более подробно.
Однако, если нам удастся восстановить военный (и политический!) контекст того времени, многое будет прояснено и имя Пирра займет достойное место в череде великих полководцев, рожденных Элладой.
В связи с этим наша работа не будет ограничиваться изображением кампаний, в которых принимал участие Пирр. Мы постараемся дать максимально широкий срез эпохи начала эллинизма: как в военном, так и в политическом плане. В то время Средиземноморье стремительно превращалось в единое целое; события в одном его регионе получали удивительное порой отражение в другом. Греческий мир перестал быть замкнутым — и вместе с тем мгновенно перестала быть замкнутой история Эпира. Уже дед Пирра воюет в Италии с луканами, пролагая путь своему потомку, уже отец его возводит на македонский престол царей… Впрочем, обо всем по порядку.
Эпир и Македония. Мифологическая история рода Пирридов. — Роль Эпира в греческой истории до эпохи Александра Великого. — Смерть Александра Македонского. — Олимпиада в Эпире. — Борьба между «конфедератами» и «государственниками». — Регенты при малолетнем Александре IV и Филиппе-Арридее. — Столкновение Полисперхонта и Кассандра. — Вмешательство Эпира. — Поход Эакида в 317 г. до н.э. — Кампания осени-зимы 317–316 гг. до н.э. — Смерть Олимпиады и судьба македонского царского дома. — Свержение отца Пирра.
Эпир и Македония — как бы два плеча протянувшегося с севера на юг Пиндского хребта, омываемого водами Ионического и Эгейского морей. Восточное, македонское, «плечо» у хребта больше: горы образуют несколько исполинских ступеней, постепенно понижаясь к морю. Здесь есть место для обширных равнин, издревле обжитых людьми, здесь текут полноводные реки, одна из которых — Стримон — является северным пределом распространения греческого племени и греческих диалектов.
