дикими привычками и неукротимыми страстями? может ли отважный мародер полюбить спокойные занятия мирного трудолюбия? не станут ли они, напротив, ходить по миру, умирать с голоду или воровать до тех пор, как какое-нибудь несчастное обстоятельство снова не доставит им знамя и вождя?. Не без тайного удовольствия освободились мы от наших спутников, мимо которых я ехал ночью через лес не очень в радостном расположении; ибо они были весьма похожи на людей, кои охотно кричат честному человеку: «Стой!» Впрочем, мы не можем пожаловаться ни на какого вора, кроме ужасного грабительства трактирщиков, на которых, однако же, мы не имеем права сердиться; ибо всякий благоразумный путешественник, подъехав к трактиру, должен торговаться прежде, нежели расположится занять какой-либо покой.
На каждой станции должно снова торговаться с хозяином или хозяйкой, и разве по нерадению или ошибке передашь лишнее. Едва ли нужно упоминать, что более всего запрашивают в самых дурных трактирах; однако несмотря на сию привычку набавлять цену на все для путешественников, надобно отдать справедливость строгой честности французов: наша поклажа и деньги были всегда в целости. Я забыл однажды в трактире свой маленький портфель, в котором было немного денег и которого наружность могла подать подозрение, что в нем заключалось что-либо драгоценное; трактирщик, нашедши его, подбежал к нашей коляске и отдал мне портфель прежде, нежели я заметил свою потерю, между тем как ему ни чего не стоило солгать, особенно в то время, когда дом его наполнен был солдатами всех наций, которых присутствие могло служить для него достаточным извинением. Это обстоятельство внушило мне доброе мнение о честности французов, которые, кроме своего ремесла, не позволяют себе никаких обманов.
Путь, ведущий из Брюсселя в Париж, в обыкновенном своем положении не представляет ничего такого, чтобы могло особенно занять путешественника. Большие дороги, начатые Суллой и оконченные его преемниками, обнаруживают великолепие, которое дотоле было неизвестно. Чрезвычайная ширина их доказывает дешевизну земли в ту эпоху, когда они были проложены; но середина мостовой весьма хорошо отделана, и езда по оной легка и безопасна даже в дурную погоду, между тем как в хорошую можно ехать с удовольствием подле широкого рва, простирающегося по обеим сторонам дороги. Она обыкновенно обсажена тройным рядом вязов и даже фруктовых деревьев.
Но большей частью живописных местоположений путешественник во Франции не наслаждается по тем же самым причинам, по которым дороги в ней столь прекрасны и удобны; ибо они почти все сделаны по повелению правительства, которое имеет право пролагать путь прямо от одного пункта до другого, и, следовательно, почти все лежат в прямом направлении, столь скучном для путешественника: напрасно ищет он постепенного раскрытия прекрасных видов, сменяющих друг друга вдоль разнообразной дороги, которой извилины змеятся вокруг хлебного поля и виноградников и избегают прямизны как бы из уважения к какому-нибудь старому помещику, или из снисхождения к семейственной любви и согласию, – даже к предрассудкам и капризам владельца. Я не люблю стоической добродетели Брута, когда он старается проложить большую дорогу, и я на его месте судил бы снисходительнее о стране, где публика гораздо более уважала частные владения, нежели заботилась о том, чтобы большие дороги проведены были прямо для какой бы то ни было причины.
Впрочем, путешественник, проезжающий дорогу, по которой я ехал, мало будет сожалеть о сей прямизне. Реки текут лениво и берега их не имеют ничего занимательного. В городах встречается иногда церковь, достойная любопытства, но никогда другое какое-либо замечательное строение: однообразие архитектуры XV века – времени, в которое большая часть сих храмов была построена – скоро утомляет внимание любопытствующего.
Укрепления городов сделаны по правилам новейшей фортификации, следовательно, более прочны, нежели живописны; что касается феодальных замков, которые придают столько прелести местоположениям в Шотландии и Англии, я не видал ни одного из них. Кажется, что политическое намерение Людовика XI – сделать дворянство совершенно зависимым от короны посредством приглашения оного к своему двору, намерение, сильно отозвавшееся впоследствии, особенно при Людовике XIV, в ниспровержении древних благородных фамилий, имело столь полный успех, что в сей части Франции изгладило все следы пребывания деревенских дворян, которые пользовались властью и уважением, основанными на любви покровительствуемых ими крестьян. Не осталось даже и развалин от древних укрепленных жилищ; деревенские же дома, изредка встречаемые путешественником, сходны с теми, которые построены в Англии в царствование королевы Анны. Рвы, их окружающие, находятся в запустении, стены разломаны, и все вообще имеет вид беспорядка, расстроившего собственность, которой владетель отсутствовал несколько лет.
Свирепые революционные патриоты объявляли войну замкам, а покровительство хижинам. Но они мало находили замков, достойных разорения, и еще менее хижин, требующих покровительства. Земледелец французский, откупщик или крестьянин, не любит жить в фермах, но селится в деревне: сие обстоятельство, которое в отношении к деревенской экономии не вовсе бесполезно, много вредит красивости местоположений. Уединенная ферма сама по себе есть уже предмет довольно занимательный: она всегда возбуждает в душе размышления о домашней зависимости, посредством коей простые, но добродетельные крестьяне тесно соединены с богатым и трудолюбивым фермером, имеющим над ними власть подобную патриархальной, влияние которой никогда не прерывается, потому что подчиненность в этом случае зависит от доброй воли обеих сторон. Напротив того, большая деревня, состоящая из многих фермеров и малых владельцев, которые нанимают работников за глаза и без разбора из самого бедного класса жителей, гораздо более подвержена ссорам и несогласиям, возмущающим многолюдное общество.
Обыкновение не обгораживать обрабатываемые поля составляет другой недостаток в красивости французских местоположений. Земля рачительно возделана и, по-видимому, ни один уголок не остается в запустении, но отсутствие заборов и плетней представляет взору, привыкшему к богатству Англии, странное зрелище опустошения и лености, между тем как в самом деле нет ни того, ни другого. Там, где нет огорождений, нет и домашних животных, которые в природе придают сельским ландшафтам столько же прелести, как в живописи и поэзии, и потому откармливаемый во Франции скот содержится на задних дворах при каждой мызе или большой ферме и выпускается на паству в местах отдаленных и открытых для всякого.
Проезжая северную Францию, более всего скучаешь однообразием деревенских домов и угодий. Редко взор утомленного путника останавливается на деревьях, растущих отдельно на открытой земле. Сами рощи во Франции расположены не очень красиво, хотя чрезвычайно обширны; ибо доставляют жителям достаточное количество дров. Деревья редко рассаживают группами, а еще реже составляют из них плетни, разве вдоль больших дорог. Густой лес никогда не заменит приятного разнообразия отдельных рощиц, в коих аллеи пересекают одна другую в различных направлениях.
Отсутствие заборов
