их личным достоинствам и вежливости.
Блюхер, по-видимому, имеет первенство между пруссаками; но думают, что генерал Гнейзенау, славный своими дарованиями по должности генерал-квартирмейстера, имеет настоящее влияние. Предполагают, что своим влиянием он обязан тайным обществам, а особливо так называемому «Обществу порядка в вере и чести». Это общество составилось по похвальному и патриотическому желанию восстать против французской власти. Оно сохранялось в тайне, что было необходимо, когда иностранцы владели прусскими крепостями, но теперь тайна бесполезна. Почти все армейские офицеры принадлежат к этому обществу и оно более всего нравится немцам. Говорят, что правительство начало подозревать оное, но в нем нет никакой опасности, пока им будет управлять верный Блюхер.
Что касается наших войск, то они заслуживают всеобщее удивление исправностью своего вооружения. Хорошее состояние лошадей, людей и их одежды награждает в глазах знатока недостаток суетных украшений.
Странная одежда наших хайлендеров изумляет всех французов. О том, к какому классу людей относят их, можно судить по словам, которые я слышал от одной французской дамы, когда мимо нее проходили горные жители: «Я видела диких американцев!» Любопытно видеть наших шотландцев, когда они на бульварах справляют свои покупки. Солдат, держа между большим и указательным пальцем шестипенсовую монету так крепко, как в кузнечных тисках, показывает требуемое количество товара, а француз, обильный жестами и болтанием, уменьшает оное по возможности, – и они стоят в таком положении до тех пор, пока не поймут друг друга и не условятся в настоящей цене. Все солдаты без исключения, англичане и иностранцы, ведут себя с величайшей учтивостью. Редко увидишь их пьяными, хотя они имеют к этому множество случаев. Между тем союзники взяли больше осторожности на случай какого-либо движения, преднамеренного или нечаянного. Многочисленный отряд пруссаков поставлен на Новом Королевском мосту с двумя пушками, заряженными картечью; лошади оседланы, фитили зажжены и люди при первом повелении готовы действовать. Вот что случилось однажды: прусский офицер осматривал свой пост; в это время несколько человек из черни заспорили с солдатом, державшим его лошадь; она, испугавшись, вырвалась. Подошедший офицер был обруган чернью. Солдат побежал искать помощи и тотчас возвратился с тридцатью товарищами, которые бросились на толпу с пиками, как бы намереваясь всякого умертвить, но с великим искусством били только древками. Они взяли из толпы пять или шесть человек самых буйных и отвели их к барону Муфлингу, несмотря на требование арестованных отвести их в полицию или к французскому судье. В настоящем положении столицы комендант захотел лучше наказать их военным судом: для каждого постлали связку соломы, положили и исправляли a la militaire уздами гусарских лошадей. Вид этого исправления удивительно подействовал на чернь, так что никто не захотел в другой раз попробовать прусской расправы. Эта мера показалась без сомнения странной англичанам; но дело в том, что, может быть, жизнь многих сограждан спасена за счет спин этих бедняков; ибо там, где много горючих веществ, должно тушить каждую искру. В одном кантоне побито несколько прусских солдат, сей кантон должен будет внести большую контрибуцию, если виновные не отыщутся. Пале-Рояль, где должно было каждый день опасаться подобных явлений, охраняется ротой народной гвардии, ротой английских войск и третьей ротой пруссаков.
По какой-то учтивости союзников, гвардию государей составляют поочередно войска каждого народа. Так, например, англичане стоят у российского императора, русские у императора австрийского, а шотландцы у короля прусского. Этим они стараются показать французам и войску, как искренен союз государей в общем деле Европы. Важный пост Монмартрский в теперешнем своем состоянии может назваться крепостью Парижа. Он вверен англичанам, которые исполняют свою должность с точностью и постоянством; даже иностранные офицеры не могут посещать оного без сопровождения англичанина. На высоте поставлено 200 пушек. Там находят по временам множество оружия и укреплений, засыпанных землей; все открытое присуждено нам – и я думаю, что двести пушек соединятся со ста пятьюдесятью, взятыми при Ватерлоо. При сем замечу довольно странное обстоятельство: замок Венсан, находящийся в трех милях от Парижа и окруженный со всех сторон союзными армиями, будучи не сильнее лондонской Белой башни [131], кажется, не хочет сдаться. Комендант не принимает к себе ни роялистов, ни союзников, будучи ободрен безнаказанностью, происходящей от презрения или от желания государей щадить людей французского короля.
Я не заметил, чтобы солдаты союзников старались быть вместе; но они весьма учтивы в своих встречах. Музей, открытый для всех, представляет теперь подвижную картину всех народов Европы в военном платье. Вы видите высокого венгра, загорелого итальянца, белокурого пруссака, плосколицего татарина, англичан, ирландцев, горцев, которые, втроем или вчетвером, обходят огромные залы и любуются чудесами, в них находящимися. Самые дикие, кажется, смягчаются и с почтением принимают участие в этом странном смешении, которое сильно поражает взоры зрителя.
Большая часть замечаний их должна быть любопытна; я собрал некоторые. «А! Джек! – говорил английский драгун своему товарищу, показывая на картину Сальватора, представляющую сражение, – посмотри-ка на кирасы – уже успели нарисовать и сражение при Ватерлоо». – «Тише, что ты за невежа, – отвечал ему товарищ, – это не сражение при Ватерлоо; разве не видишь, что все лошади с длинными хвостами!»
Я спросил у одного монтаньяра, внимательно смотревшего на Венеру Медицейскую: «Какова кажется она тебе, камрад?» – «Ваша честь разве из Инвернеса? – вскричал он сперва, потом прибавил: Говорили мне, что эта статуя удивительна, но я покажу вам гораздо лучше», – и честолюбивый сержант, бывший сам малого роста, подвел меня к колоссальной, в восемь футов величиной, женщине. Нельзя спорить против суждения художников, но я думаю, что красота Венеры вовсе не видна для профанов.
Там, где монархи предводительствуют победоносными войсками, военные экзерциции делаются со всевозможным блеском: в Париже теперь производятся смотры ежедневно, с семи часов утра до десяти или одиннадцати. Смотр английской конницы возбудил всеобщее удивление, несмотря на пыль, часто затемнявшую ее движения. Один раз между русскими и пруссаками было примерное сражение. Император российский командовал прусской армией, а король прусский, в мундире полковника русской гвардии, управлял россиянами. В другой раз пруссаки повторяли сражение при Исси, движения французской армии, атаку и защиту этой деревни 2 июня. При одном из таких смотров русские, под предводительством императора, производили атаку в одну линию, по просьбе английского генерала. Вы знаете, что англичане в генеральном нападении линией почитают себя искуснее всех других народов, по причине необыкновенной твердости и хладнокровия солдат, между тем как нападение колоннами присвоено французами и прочими иностранцами: как бы то ни было, русские выдержали линию с чрезвычайным порядком и на значительном расстоянии, а именно в полумильном переходе. В военном
