Так император решил еще больше возбудить настроение войск, уже и без того готовых ринуться в атаку. И слова Наполеона произвели впечатление.
Офицер итальянской гвардии Чезаре Ложье:
«Тысячекратные возгласы: „Да здравствует император!“ были ответом на это лаконичное приглашение. Все удивляются выразительности, простоте и мощной силе императорской прокламации, которая так хорошо соответствовала теперешним обстоятельствам. „Она достойна главы армии“, — слышались замечания».
Русский гусар
Офицер-квартирмейстер А. Н. Муравьев:
«Он [Наполеон. — Авт.] издал приказ по своей большой армии, которым возбуждал свое войско к решительному на нас нападению <…> Этот гениальный полководец везде был сам, лично и деятельно готовил свои войска к кровопролитному сражению. Мы, со своей стороны, были довольно покойны; наши главнокомандующие Барклай и Багратион объезжали и поверяли также свое расположение и переставляли, где нужно оказывалось, разные части своих войск. Но разительно было расположение духа обеих сторон: неприятель, возбуждаемый прокламациями своего вождя <…> упивался чем кто мог и кипел против нас яростью; наши же, напротив, также озлобленные на французов и готовые наказать их за нашествие на Отечество наше и разорение, ими причиняемое, воздерживались, однако, от излишества в пище и питье, которого было у нас много поблизости от Москвы, и молили Бога о подкреплении их мужества и сил и благословения в предстоявшей отчаянной битве».
Что касается Наполеона, то он расположился около Шевардинского редута и не покидал того места до четырех часов дня.
Наполеон на Бородинском поле (худ. В. Верещагин)
Полковник Марселен де Марбо:
«Погода была пасмурная, и холодный ветер поднимал клубы пыли. Император, страдавший от ужасной мигрени, находился на небольшом возвышении, где и провел большую часть дня, ходя взад-вперед пешком. Из этого места он мог видеть лишь часть поля битвы, а чтобы разглядеть его целиком, должен был подняться на соседний холм, что он и сделал дважды во время сражения. Императора упрекают в недостаточной активности, однако следует признать, что из центрального пункта, где он находился вместе со своими резервами, он мог получать все необходимые донесения о том, что происходило по всей линии. Если бы он был то на одном, то на другом фланге, перемещаясь между ними по столь пересеченной местности, адъютанты со срочными донесениями не смогли бы его увидеть и не знали бы, где его найти. Не следует, впрочем, забывать, что император был болен, и ледяной ветер, который непрерывно дул, мешал ему держаться в седле».
Окончательное расположение войск
Каково же было окончательное расположение войск?
Британский генерал Роберт Вильсон:
«Понятовский имел приказ двигаться по Старой Смоленской дороге и выйти в тыл левого фланга русских; Даву должен был атаковать левый фланг с фронта дивизиями Компана, Дессэ и Фриана, а корпуса Нея и Жюно — правое крыло и центр левого фланга от Шевардина до Алексинок. Вице-королю надлежало <…> сдерживать правый фланг русских и сосредоточиться на левом берегу Колочи, образуя тем самым левое крыло союзной армии.
Вся императорская гвардия оставалась в резерве справа от Фомкина.
Таким образом, для штурма редутов и укреплений, расположенных между Колочей и лесом у Старой Смоленской дороги, было собрано восемь корпусов».
Расположение войск перед началом сражения
Генерал Жан Рапп:
«Итальянцы и поляки стояли на флангах. Наполеон действовал против левого фланга неприятеля. Впрочем, никаких точных сведений мы не имели; женщины, дети, старики, скот — все исчезло; не оставалось никого, кто мог бы дать нам малейшие указания».
А что же русские?
Британский генерал Роберт Вильсон:
«Деревню Бородино, находившуюся впереди русских порядков, занимали гвардейские егеря.
На самом краю левого фланга вплоть до Московской дороги, в тысяче ярдов от Москвы-реки, стояли корпус Багговута и резерв, составленный из Первого кавалерийского корпуса и семи казачьих полков Платова. Слева от него располагался Остерман, упираясь своим левым флангом в холмы над Колочей. Далее был Дохтуров, защищавший большую батарею между Бородином и Горками. Раевский занимал промежуток между этой батареей и Семеновским. Воронцов и Бороздин обороняли флеши перед Семеновским, имея во второй линии дивизию Неверовского.
Гренадеры принца Карла Мекленбургского оставались в резерве за Семеновским, а позади них стояла кирасирская дивизия в качестве резерва левого фланга.
Расположение войск перед сражением
Дивизии Коновницына и Строганова под командою Тучкова с тысячью ополченцев должны были оборонять Утицу и не дать неприятелю подойти к Псареву, что угрожало бы линии сообщения армии с Можайском.
Императорская гвардия располагалась позади центра и составляла резерв вместе с приданной ей кирасирской дивизией Депрерадовича.
Артиллерийский резерв находился в Псареве.
Кавалерия охраняла промежутки между линиями и колоннами пехоты.
Приданные различным корпусам казаки, располагались на флангах, а егеря по фронту, вдоль оврагов и зарослей кустарника.
Барклай командовал правым флангом, Багратион — левым, а Беннигсен — центром».
В половине шестого утра 26 августа (7 сентября) 1812 года солнце начало рассеивать туман. И тут же со стороны захваченного Шевардинского редута раздался одинокий выстрел, звук которого пронесся и замер среди общей тишины. Прошло несколько минут. Потом раздался второй, за ним третий выстрел, и вскоре огонь охватил все видимое поле сражения.
Стрельба началась, но очень скоро стало ясно, что огонь наполеоновских батарей, стоявших на позиции у деревни Шевардино, не достигает нужного результата, и орудия приказано было передвинуть вперед.
После этого огонь повели сразу сотни орудий. И все они обстреливали позиции русского левого фланга и центра.
Генерал Л. Л. Беннигсен:
«С высот, занятых неприятелем, на которые им было поспешно поставлено большое число орудий, он мог обстреливать, вдоль и поперек, всю нашу линию до самого центра, то есть до батареи генерала Раевского, которую, согласно диспозиции Наполеона, атаковал вскоре вице-король Итальянский под защитой сильного огня, по меньшей мере, 200 орудий».
Когда наполеоновские колонны пришли в движение, батарея, которую защищали войска генерала Н. Н. Раевского, открыла встречный огонь.
В дальнейшем количество орудий, участвующих в сражении, только возрастало.
Полковник Луи-Франсуа Лежён:
«Триста наших пушек немедленно открыли пальбу по такому же приблизительно числу русских орудий, ядра которых с не поддающимся описанию шумом и свистом бороздили наши ряды. К несчастью, в этот роковой момент начала сражения наши резервы, даже кавалерии, стояли на слишком близкой позиции и, из гордости или, скорее, чтобы не подать повода к фальшивой тревоге, не захотели отступить хотя бы на несколько сотен шагов, где бы могли укрыться и избежать бесполезных потерь. Мы были свидетелями, как тысячи храбрых всадников и крайне нужных нам лошадей гибли без всякой пользы для армии».
Генерал Э. Ф. Сен-При:
«Французы направили все свои силы на свой правый фланг и расположили на Шевардинской высоте более ста орудий, в числе которых было много 12-фунтовых. Артиллерийский огонь был очень силен, и, хотя у нас на левом фланге было только пятьдесят орудий, им отвечали энергично».
12-фунтовые пушки могли стрелять ядрами и картечью на 2500–2800 метров, и это было очень сильное оружие, особенно в руках опытных французских артиллеристов.
М. Б. Барклай-де-Толли (худ. Ф. Вендрамини)
Адъютант Барклая В. И. Левенштерн:
«На восходе солнца поднялся сильный туман. Генерал Барклай в полной парадной форме, при орденах и в шляпе с черным пером стоял со своим штабом на батарее позади деревни Бородина. В тот момент, когда он обернулся ко мне, чтобы получить сведения о боевых снарядах, которые должны были доставить ему из Москвы, позади его была ранена ядром лошадь генерал-лейтенанта князя Бориса Голицына.
Князь, смущенный своим падением, подошел к генералу Барклаю и донес ему об этом; Барклай, не оборачиваясь, отвечал с величайшим хладнокровием:
— Прикажите подать другую лошадь.
Будучи сильно контужен, князь удалился. Он только что приехал из Петербурга и пока не имел еще случая командовать отдельной частью. Генерал Барклай окинул в это время своим орлиным взором всю линию.
