в другое место. Смертельная болезнь выкашивала целые полки, похоронные команды не успевали копать братские могилы. Вскоре количество солдат, заболевших малярией и дизентерией, достигло 172000, 33000 из них умерли. Того количества войск, которое Иосиф погубил в придунайских болотах, ему с лихвой хватило бы и на взятие Белграда, и на полный разгром турецкой армии. Те, кто не заболел, страдали от бездействия. Тем временем как губительный климат убивал все новые тысячи солдат, их здоровые товарищи сидели вокруг костров и резались в карты. В этническом смысле австрийская армия — так же как и сама австрийская империя — представляла собой нечто вроде лоскутного одеяла: ошалевшие от безделья солдаты вспоминали свои национальные распри, стычки на этой почве стали регулярным явлением. Венгры дрались с хорватами, ломбардцы со словенами, и все они дружно ненавидели своих австрийских офицеров. А император все медлил, ожидая обещанных ему русских подкреплений, которые так никогда и не появились [75]. Вскоре лагерь остался без хлеба: всю запасенную муку использовали, а новую нужно было везти по Дунаю из далекой Австрии [76]. Когда долгожданная мука прибыла, оказалось, что она сплошь кишит червями. Вслед за продовольственными складами опустела и армейская казна, солдаты перестали получать жалование, что сказывалось на их боевом духе далеко не лучшим образом.
Тем временем турки укрепили гарнизон Белграда 9000 свежих солдат, а турецкий губернатор города обещал платить по десять золотых дукатов за каждую принесенную ему австрийскую голову. Это стало известно и в австрийской армии; теперь, если кто-либо из солдат исчезал (он мог утонуть в Дунае или попросту сбежать домой, к семье), по лагерю прокатывалась очередная волна слухов о турецких зверствах. Солдаты потеряли веру в своих офицеров, офицеры все громче роптали на императора. В конечном итоге, Иосифу пришлось обратиться к старику Лаудону с просьбой взять командование на себя. «Дорогой фельдмаршал Лаудон, я отнюдь не приказываю вам принять на себя командование моей армией, но смиренно прошу вас сделать это во благо державы и из любви в вашему императору».
Лаудон принял предложение — не из пылкой любви к своему императору, а чтобы спасти австрийскую армию. 18 июля он прибыл в императорскую ставку и уже 19-го захватил крепость Дубица. Армия наконец зашевелилась. Начало было положено хорошее, однако генералы, исполнявшие приказания «der Alte», не отличались особой расторопностью и сообразительностью, что привело к ряду неудач. Наблюдались примеры истинного героизма. Так, при обороне замка Рама лейтенант Лопрески с 23 солдатами противостоял 4000 турок; в полном соответствии с легендой о Леониде и сорока спартанцах [77], все они погибли, не сложив оружия [78]. На перевале Боза 4000 австрийцев в пух и прах разнесли десятитысячный турецкий отряд. Однако такие случаи были, скорее, исключением, чем правилом, и не оказывали существенного влияния на общий ход военных действий.
Не в силах придумать что-нибудь лучшее, император обратился к церкви с просьбой провести по всей империи молебен следующего содержания:
«Боже Великий и Всесильный, Ты, чья рука карает всех Твоих врагов, защити нас всею силой Твоей. Упаси воинов Твоих от опасностей, навлеченных на них нехристями».
Судя по дальнейшему развитию событий, молитвы этих «нехристей» были более эффективными.
«О Аллах, о Ты, держащий во длани Твоей солнце и звезды и всю вселенную, Ты, пославший нам пророка Твоего, дабы обучил чад Твоих Истинной Вере, почему попущаешь ты врагам опустошать наши земли? Восстань, Всемогущий, и даруй рабам Твоим силу, дабы восславили милость Твою в Мекке».
Лаудон творил чудеса и захватил целый ряд второстепенных городов, однако на большее ему не хватало сил. Дивизия, которой командовал генерал Папилла, вступила в бой с 30000 турок и понесла тяжелейшие потери, а к 18 августа майору фон Штейну пришлось оставить стратегически важные позиции у Дубовы. После его отхода австрийцы были вынуждены отдать противнику долину Дуная вплоть до самого Белграда. Затем пришло сообщение, что семидесятитысячная турецкая армия под командованием великого визиря Юсуфа-паши продвигается к Видину, а другая, тридцатитысячная, возглавляемая сераскиром Румелии [79], приближается к Нишу. Австрийцам представлялся прекрасный случай завязать решающее сражение, для этого их главные силы, численностью около 100000 солдат, должны были занять позиции вдоль реки Темеш, в районе небольшого городка Карансебеша [80].
— Здесь мы непременно победим,— радостно воскликнул император,— ибо так решила история. Именно здесь принц Евгений одержал блестящую победу над турками, трудно придумать более подходящее место, чтобы разбить их еще раз.
Да, это будет «вторая битва при Карансебеше». И то, что там произойдет, не имеет параллелей в мировой военной истории. Инцидент, как нельзя лучше демонстрирующий полное разложение австрийской армии, «чья худшая часть была сколочена из представителей варварских племен, а лучшая не доверяла своим командирам» [81].
Это случилось в безлунную ночь 19 сентября 1788 года, когда авангард имперских гусар переправился по мосту через Темеш, неподалеку от Карансебеша. Достигнув противоположного берега реки, гусары обнаружили там не турецких головорезов, а табор бродячих валахов [82], которые встретили отважных воинов с превеликой радостью и тут же предложили им шнапс и девушек. После недолгой торговли цена была согласована, гусары спешились и предались буйному веселью. Несколькими часами позднее по тому же самому мосту через Темеш перешли несколько пехотных рот. Измученные солдатики тоже были не прочь промочить свои иссохшие глотки, однако к этому моменту гусары скупили у валахов все запасы шнапса. Чтобы защититься от незваных гостей, они быстренько установили вокруг своей бочки шнапса плотную охрану и послали пешую солдатню подальше. Изжаждавшиеся воины были крайне обескуражены.
Прогремел выстрел, прозвучал отчаянный вопль, один из солдат рухнул на землю. Затем гусары обнажили сабли и смело атаковали пехоту. В первый момент грохот выстрела испугал пехотинцев, однако они тут же оправились от потрясения и тоже принялись стрелять. Вскоре разгорелось самое настоящее сражение. Выстрелы звучали все чаще, появились первые убитые. Солдаты пошли в лобовую атаку, однако гусары не сдавали своих позиций. Тогда какие-то, не в меру сообразительные, пехотинцы решили прибегнуть к военной хитрости и закричали «Турки! Турки!» Перспектива близкого общения с противником совершенно не устраивала перепившихся гусар, они вскочили на коней и спешно улепетнули на свой берег. Однако в том же направлении хлынула и пехота, напуганная криками своих же хитроумных товарищей. Их полковник пытался прекратить панику, пытался остановить солдат криками «Halt stehen bleiben! Halt!» Все его старания пропали втуне, так как эти венгры, ломбардцы и словаки почти не понимали по-немецки. В их более чем ограниченном словаре не было такой команды, оптимистически настроенные командиры
