Вдруг в зале начинается перешёптывание, один седовласый учёный осторожно подошёл к другому, они о чём-то договариваются, и вдруг Сева начинает нервничать. У меня сразу возникает мысль, что его кто-то сейчас постарается «прокатить».
Становится тише, заседание продолжается, выступают оппоненты, готовится голосование и вдруг слово просит абсолютно дряхлый академик. Шаркающей походкой он подходит к кафедре и совершенно занудным голосом говорит: «Уважаемые члены Учёного совета! Я ничего не понимаю в представленной научной работе». Делает паузу и продолжает: «И ПРЕДЛАГАЮ СЧИТАТЬ РАБОТУ ВЫДАЮЩЕЙСЯ!» И всё той же шаркающей походкой возвращается на своё место в зале.
Бедный Сева воздевает руки к небу, кажется, он готов броситься вдогонку за выступившим. В зале благопристойная тишина, но все проснулись и все довольны – хорошо повеселились. Голосование проходит единогласно!
Наши научные отношения с ОПМ никак не помогали выйти на Королёва, такая задача была нам с Эриком не по зубам. Сергей Павлович проявил инициативу сам. Трудно сказать, что его подтолкнуло к такому шагу, но в этом не было ничего удивительного – он любил и умел устанавливать самостоятельные отношения с людьми и фирмами, которые его интересовали. Никогда не было в нём барского величия, зато увлечённость делом позволяла ему вербовать своих верных соратников в любой части страны, отрасли науки или производства.
Королёв появился у нас практически неожиданно для всех, включая и шефов: приезжал на какое-то совещание, которое проходило у руководства НИИРЭ во Дворце Советов. Он решил воспользоваться случаем познакомиться, если повезёт и Старос окажется на месте. После разговора по местному телефону не прошло и получаса, как Королёв вошёл в кабинет Староса.
За это время Фил успел позвонить нескольким ближайшим сотрудникам и дать команду подготовить варианты показа. Благо всё это было многократно опробовано на гостях самого высокого ранга. Привёл Сергея Павловича директор НИИРЭ, Николай Васильевич Аверин, познакомил со Старосом и Бергом, да и ушёл – человек был опытный и деликатный. Встреча была недлинной, никого в кабинет не приглашали, звонки поступили только после отъезда гостя.
Шефов мы застали в состоянии ребяческого восторга, они были и рады, и воодушевлены. Похоже было, что и Королёв остался доволен встречей, потому что буквально через пару дней он связался с Шокиным, поделился своими впечатлениями от встречи и сказал, что хочет работать со Старосом и приглашает его с ответным визитом, чтобы обсудить конкретные варианты сотрудничества. Естественно, Старос заранее проинформировал Шокина о встрече и получил полное одобрение.
Вскоре нам позвонили по поручению Сергея Павловича его технические помощники и предложили начать знакомство на рабочем уровне, чтобы подготовить предложения по совместным работам. Практически одновременно мы с Эриком Фирдманом выехали в ОКБ-1, так называлась тогда фирма Королёва, а бригада системщиков приехала знакомиться с нашими разработками по машине УМ-2.
Мы с Эриком ужасно волновались перед этой поездкой – шутка ли, нас послали в самую важную да ещё и самую почитаемую фирму, чтобы как можно скорее начать живую работу величайшей государственной важности. Нам объяснили, как доехать: сначала электричкой с Ярославского вокзала до станции Подлипки, а дальше автобусом до города Калининграда Московского (ныне город Королёв), а в автобусе спросить, где тут пожарное депо, рядом фабрика-кухня, ну а напротив – незаметная проходная. Туда и надо.
До Калининграда доехали нормально. А вот пожарное депо, да ещё и рядом с фабрикой-кухней, кондуктор никак не могла припомнить. Как обычно, она обратилась к тётям, которые ехали не то на рынок, не то с рынка, но и те ничем не могли помочь. Вдруг одна из них радостно воскликнула: «Да ведь это напротив ракетного завода!» – и нас стали торопливо подталкивать к выходу. Подобные истории происходили во всех маленьких городах, куда мне приходилось приезжать на закрытые предприятия, и самое верное было – спрашивать какую-нибудь бабушку: уж она-то всё знает и всегда поможет.
Подготовительный этап занял около двух месяцев, во всяком случае, так мне сейчас кажется. За это время в Ленинграде наши коллеги подробно обсудили вопросы стыковки с бортовым оборудованием, точнее, возможности по сопряжению, которые мы могли предложить, познакомили с состоянием работ по УМ-2 и включили представителей ОКБ-1 во все бригады по проведению испытаний, также, как и представителей ОКБ Туполева. Руководил этой бригадой очень энергичный человек, фамилию которого хорошо запомнили все мои коллеги. Это был Исидор Перцовский. Помню также, что его всегда можно было узнать по Ордену Отечественной войны первой степени, который, в отличие от тогдашних обычаев, он всегда носил на груди и очень им дорожил и гордился.
У меня и у Эрика эти два месяца прошли в непрерывных поездках, в знакомстве со многими выдающимися специалистами как в самом ОКБ-1, так и в фирмах, с которыми оно тесно сотрудничало. От нас это потребовало полной мобилизации собственных мозгов и тех знаний, которые мы сумели вынести ещё из институтов, в которых нас совсем неплохо подготовили. Очень помогло общение со Старосом по вопросам систем автоматического регулирования – после каждой короткой командировки мы вместе с ним обсуждали всё, что нам удавалось понять. Сразу же нам показали макет первого обитаемого космического корабля «Восток», который использовался как тренажёр при подготовке к первому полёту Гагарина и его дублёра. Мне даже удалось посидеть в этом корабле, в кресле, в котором долгие часы тренировок просидел Гагарин.
Помню, с каким трудом меня загружали в этот корабль и в это кресло – очевидно, рост мой для тогдашних полётов совершенно не подходил. Я был удивлён практически полным отсутствием какой- либо аппаратуры в кабине – всего лишь маленький радиоприёмник и кнопка на ручке, которая позволяла как-то реагировать на команды и сигналы, которые подавались космонавту с земли. Было ясно, что интерес к установке на новых кораблях бортовой вычислительной машины серьёзно определялся не только тем, что Америка уже объявила в тот момент о создании машины «Джемини» для космических аппаратов, но и в том, что третье поколение обитаемых спутников должно уже было стать поколением ПИЛОТИРУЕМЫХ кораблей.
Показали нам сборочные цеха, в том числе те, в которых монтировалось электронное и электрооборудование.
Они по своим кондициям были похожи на участки сборки электронных компонент. Единственное, что привлекло наше внимание, была индивидуальная маркировка всего инструмента, — пинцетов, скальпелей и прочей мелочи – и система проверки их наличия. Нам пояснили, что в практике работы были случаи, когда какой-нибудь инструмент оставался внутри смонтированного блока или устройства; к счастью, на орбиту никогда не улетал, а вот на испытательных стендах всё бывало. Эту практику «королёвцы» позаимствовали у хирургов: там тоже были случаи, что инструмент оставался после завершения полостных операций не на хирургическом столике, а внутри пациента.
Знакомили нас и с космонавтами, с теми, которые уже побывали в космосе. Это были, порой, случайные встречи, порой, кто-то из них участвовал в совещаниях, где формулировались постановки задач для наших машин.
Запомнилась встреча с одним из них, кажется, с врачом по образованию, Егоровым, — в буфете во время обеденного перерыва. Как принято, там стояла небольшая очередь за кофе и сосисками. Мы вдруг увидел и, как этот космонавт спокойно встаёт в общую очередь и ждёт. Тогда ведь любой человек, побывавший в космосе, становился не только национальным героем, но и кумиром всех людей Земли, и вот он – стоит за нами в очереди за сосисками! Окружающие стали предлагать ему подойти без очереди, но он категорически отказался. Он был у себя дома. А вокруг – люди, которые для космонавтов были такими же кумирами, как они сами, — для всех простых и непростых людей.
Руководить нашим совместным проектом Королёв поручил одному из своих любимцев – Светославу Сергеевичу Лаврову, блестящему математику, программисту и необычайно скромному и деликатному человеку. Все, кто с ним работал, за глаза называли его коротко – Свет, а шеф так же называл его и в глаза. Думаю, что он и придумал такое уютное сокращение. Может быть, его мягкость и профессиональный скептицизм не всегда шли на пользу нашему проекту, но человеком Свет был замечательным и умным. Через много лет, в начале 80-х годов, мы часто общались с ним в Ленинграде, где он, уже Член-корреспондент Академии Наук СССР, руководил Институтом астрономии Ленинградского Университета. С большой теплотой вспоминаю эти встречи.
Некоторые совещания, куда нас приглашали, проводили ближайшие соратники Королёва – Борис Евсеевич Черток и Борис Викторович Раушенбах. Приходилось нам встречаться и с офицерами военного института, который был соавтором ОКБ-1 по космической тематике. С ними у нас тоже установились тесные деловые отношения.
