«Ему это показалось весьма забавным», — замечает Донован.
Но Донован просто не понял того, что Абель намеревался снять этот абзац из политических соображений, так как не хотел, чтобы его дело служило поводом для пропагандистских лозунгов о так называемом «свободном мире». Помня, что он имеет дело с буржуазным адвокатом, Абель не мог говорить с ним об этом прямо, а попытался применить юридическую аргументацию.
Между прочим, дальнейший ход дела показал, что Донован лучше Абеля оценивал значение «эмоциональных» факторов в американском судопроизводстве. Присяжные, как мы увидим, вынесли свой вердикт скорее на основании чисто эмоциональных впечатлений, чем на основе юридических доказательств. Абель же в этом споре был, несомненно, прав в том отношении, что американским судьям, как оказалось, было решительно наплевать и на «свободный мир», и на «собственный моральный кодекс», когда дело шло о расправе с советским разведчиком, попавшим в их руки.
В тот же день прокурор Томпкинс сказал Доновану, что в министерстве юстиции существует «расхождение во взглядах» на меру наказания Абелю, которую должно потребовать обвинение. «Одни считают, что интересы правительства больше выиграют, если Абель будет приговорен к пожизненному тюремному заключению: в этом случае остается надежда на то, что в один прекрасный день он заговорит. Другие глубоко убеждены, что обвинение должно просить смертной казни — не только в устрашение других советских разведчиков, но также в расчете на то, что Абель может не устоять, испытывая сильное нервное напряжение, поскольку перед глазами у него будет электрический стул, и начнет говорить».
Разговор с Томпкинсом обеспокоил Донована. Не то, чтобы ему стало очень жаль Абеля, хотя, судя по его отзывам о нем, вероятно, было и это, но казнь Абеля, по мнению Донована, не соответствовала интересам США и означала полный провал защиты. А это уже непосредственно затрагивало и интересы самого Донована, его престиж выдающегося юриста и адвоката.
Донован посоветовал Томпкинсу, чтобы министерство юстиции, прежде чем решать вопрос о том, какую меру наказания рекомендовать суду, проконсультировалось с государственным департаментом и Центральным разведывательным управлением.
Во время подготовки к процессу и в ходе его Абель содержался в федеральной тюрьме на Уэст — стрит.
Своим мужеством он быстро завоевал расположение заключенных. Несмотря на то, что он содержался в одиночке, ему все же удалось получать от них советы юридического характера. Заключенные передали Абелю точные выдержки из дел, которые могли бы послужить прецедентом по его делу, и изъявили готовность бесплатно обеспечить ему консультацию «тюремного юриста».
Между тем подготовка процесса шла полным ходом.
20 сентября защита получила список свидетелей обвинения. Из 69 человек, значащихся в списке, 32 были сотрудниками федерального бюро расследований.
Конечно, за шесть дней, оставшихся до начала процесса, было невозможно подробно ознакомиться со всеми свидетелями, но разрешения на встречу и предварительную беседу с Хейханненом защита все же добилась. Однако ничего существенного эта встреча не дала. В комнате, где адвокаты встретились с Хейханненом, было полно сотрудников ФБР, не сводивших с него глаз. Ответы были заранее тщательно отрепетированы. Испуганно поглядывая на окружавших его сотрудников ФБР, Хейханнен на все вопросы адвокатов отвечал как заученный урок: «До суда я с вами разговаривать не буду» или «Почему бы вам не задать этот вопрос Марку{Под этим именем Хейханнен знал Абеля.}. Он знает обо мне все». У Хейханнена тряслись руки, и весь вид его был крайне жалок.
Глядя на него, Донован вспоминал предателей, которых ему приходилось видеть, работая в разведке во время войны. Пьянство, душевное расстройство и самоубийства были частыми явлениями среди них. Видимо, я Хейханнен познавал сейчас, что жизнь предателя становится адом.
Несмотря на первоначальное решение судьи, начало процесса, с согласия прокурора, было перенесено на 3 октября.
Зал суда был переполнен. К дверям тянулась длинная очередь любопытных. Не в меру усердные охранники обыскивали посетителей, словно ожидали, что здесь будет не суд, а сражение.
Суд начал свою работу с рассмотрения ходатайства защиты о приобщении к делу материалов встречного иска Абеля об изъятии из дела всех вещественных доказательств из принадлежащего ему имущества, на которое был наложен арест.
Поскольку арест на имущество был наложен в Манхэттене, то и иск первоначально был предъявлен также в суде Южного округа Нью — Йорка (напомним, что уголовное дело Абеля находилось в производстве суда Восточного округа).
Это был гражданский иск, который, по замыслу защиты, должен был рассматриваться независимо от уголовного дела. В основе иска лежал все тот же вопрос нарушении установленных законом правил обыска и ареста. Доказать такое нарушение, казалось бы, не составляло труда, и защита надеялась, выиграв этот иск, избежать и уголовного процесса над Абелем.
Однако, как и следовало ожидать, этот скорее наивный, чем хитрый, «ход» провалился. Американская юстиция вовсе не собиралась выпускать Абеля из своих лап. Суд Южного округа (судья Сильвестр Дж. Райен) признал правильным ходатайство защиты о том, чтобы вопрос о наложении ареста на имущество Абеля рассматривался в порядке гражданского иска, отдельно от уголовного дела. Но, «принимая во внимание все обстоятельства», Райен отклонил ходатайство о рассмотрении этого иска в Южном округе, разрешив возбудить его вновь в суде Восточного округа. Но времени на это уже не было. И защите теперь ничего не оставалось, как просить судью Байерса приобщить к уголовному делу все документы по этому иску.
Доказывая незаконность ареста и обыска у Абеля, защита указывала, что Федеральному бюро расследований с самого начала было известно, кто такой Абель, и что служба иммиграции своими действиями просто прикрывала ФБР. Абель содержался в иммиграционном лагере все то время, пока ФБР пыталось склонить его к «сотрудничеству» с американской контрразведкой. Если бы эта попытка удалась, то не было бы и никакого процесса.
Донован не видел в этом никакого нарушения закона и считал, что такие действия вполне соответствовали «национальным интересам США» и входили в компетенцию контрразведки. Но поскольку вербовка сорвалась, то и завершать дело следовало административным путем (например, выдворить Абеля из США как нежелательного иностранца), а не оформлять задним числом в уголовном порядке.
— Перед министерством юстиции, — говорил Донован, — 21 июня стояла альтернатива: арестовать ли Абеля как уголовного преступника и предать суду или как иностранца, нарушившего правила въезда и проживания в США. Избрав последний вариант, оно лишило себя права на привлечение его к уголовной ответственности, ибо доказательства, изъятые при обыске, не были оформлены в законном порядке.
Суд посвятил рассмотрению этого вопроса три дня.
«Наша величайшая трудность, — пишет Донован, — бесспорно, состояла в том, что речь шла не об обычном гражданине, арестованном у себя дома. Дело касалось полковника Рудольфа Ивановича Абеля. И все же правовой вопрос был абсолютно одинаковым — по конституции Абель обладал точно такими же правами, что и я».
Но судья Байерс наглядно доказал, что рассуждения Донована о равенстве всех перед законом — в условиях США просто анахронизм или святая наивность. Он охарактеризовал весь спор об аресте и обыске как «малосущественный» и сказал, что может «разделаться с ним очень быстро». И разделался. Несмотря на то, что допрошенные судом свидетели — сотрудники ФБР и службы иммиграции полностью подтвердили обстоятельства ареста и обыска, Байерс отклонил ходатайство защиты, мотивируя свое решение тем, что министерство ЮСТИЦИИ «обязано соблюдать прежде всего интересы Соединенных Штатов» и что он не видит серьезных причин, почему два государственных учреждения Соединенных Штатов не могли бы сотрудничать в подобном деле.
Вынося такое решение, Байерс, во — первых, противопоставил американский закон «интересам США», во — вторых, ловко увильнул от решения вопроса по существу — законно или незаконно были добыты доказательства против Абеля. Ведь защита вовсе и не думала возражать против сотрудничества двух государственных учреждений, но утверждала только одно, что это сотрудничество должно проходить в рамках закона.
Решение судьи, по мнению Донована, было, по крайней мере, «простым и ясным», хотя защита и считала его неправильным с точки зрения существующих законов. Покончив с ходатайством защиты, судья Байерс приступил к подбору присяжных заседателей.
Тщетно было бы искать среди вызванных в суд кандидатов в присяжные заседатели хотя бы одного рабочего или прогрессивно настроенного интеллигента. Все это были вполне «благонамеренные» с точки зрения буржуазного правосудия люди: крупные и мелкие бизнесмены, клерки, целиком зависящие от своих хозяев, благочестивые домохозяйки.
