Общие потери на японских кораблях, включая подошедшие позже бронепалубные крейсера «Нанива» и «Такачихо», составили 47 убитых и умерших от ран и около 90 раненых. И вот эти потери вполне можно сравнить с японскими потерями при Шантунге: 70 убитых, 156 раненых. Но это на всей эскадре Того, по которой стреляли русские броненосцы, в общем сравнимые с японскими по защищенности и боевой мощи. У Камимура же даже формально было трехкратное преимущество в тяжелой артиллерии на один бортовой залп.
И вдобавок по крейсерам Камимура утром 1 августа 1904 года стреляли люди, не прикрытые броней орудийных башен, а с открытой палубьд под градом осколков и просто пока не разорвавшихся снарядов. Нельзя не признать, что боевая подготовка на Владивостокских крейсерах едва ли не превышала таковую на Порт Артурекой эскадре!
Прелюдия Цусимы, при объективной ее оценке, прошла с несомненным превосходством не только тактического мастерства одного русского адмирала над тремя адмиралами японскими, но и с очевидным превосходством просто русского умения воевать в почти безнадежной ситуации.
Что еще интересно, число убитых на четырех японских броненосных крейсерах утром 1 августа почти в два с половиной раза превышает, как увидим ниже, число убитых на шести броненосных крейсерах Камимура в Цусимском бою. А число раненых практически совпадает. Любопытно, однако.
В бою 1 августа японские броненосные крейсера получили более 40 попаданий. Так, «Идзумо» поразили более 20 русских снарядов. В 6 часов 17 минут, когда противоборствующие стороны разделяло около 9 км, русский 203-мм снаряд чуть не решил судьбу японского флагмана, пробив броню носовой башни ГК. Но, увы, не взорвался.
Зато крейсер младшего флагмана адмирала Мису «Ивате» получил самые тяжелые повреждения из всех, какие понесли японские броненосные крейсера за всю войну. Примерно в 7 часов 8-дюймовый снаряд «Рюрика», выпущенный с дистанции 5 км, пробил крышу каземата 152-мм орудия № 1, расположенного на уровне верхней палубы. Попав в стеллаж с боезапасом, находившийся рядом, он вызвал его детонацию. В результате мощного взрыва каземат был полностью уничтожен: броневые плиты отвалились от борта, мгновенно погибли 32 человека, причем 14 из них пропали бесследно. Еще 7 умерли вскоре после боя. Двое из 16 раненых, доставленных на берег, умерли в госпитале. Помимо перечисленных, медицинская помощь потребовалась еще 23 членам экипажа. После боя «Ивате» долго стоял в доке. А вот при Цусиме на «Ивате» убитых не было, а раненых — только 15. Это также наводит на размышления. А ведь попадания в «Ивате» в бою 14 мая были неоднократные. В этом у нас будет случай убедиться[116].
Сражениями 28 июля и 1 августа 1904 года фактически закончились боевые столкновения 1-й эскадры флота Тихого океана и ее Отдельного отряда крейсеров с Соединенным флотом. И имеет смысл подвести общие итоги боевых действий на море в 1904 году нашей Тихоокеанской эскадры и Соединенного флота.
Итог этот при любом отношении к рассматриваемым событиям стратегически для нас неутешителен. Порт-Артурская эскадра окончательно самоустранилась от активных действий, а Владивостокским крейсерам в лице «России» и «Громобоя» рекомендовано было тихо поджидать 2-ю эскадру. Русский флот на Тихом океане практически перестал существовать.
И если Отдельный отряд все же сохранил свою боеспособность до конца войны, то к эскадре Порт-Артура вполне применим печальный упрек, сделанный потомками русских моряков к полувековому юбилею той войны:
«В гаванях Порт-Артура погибли только корпуса кораблей, эскадра же погибла 28-го июля в бою у Шантунга»{114}.
И возникает законный вопрос. Почему? Что, русские моряки действительно только героически погибать умели? Ведь стратегическое поражение следует по идее за рядом тактических неудач. Неужели уровень русского военно-морского искусства был настолько ниже японского, а никто из русских адмиралов, кроме Макарова, не мог противостать Соединенному флоту и его вождю адмиралу Того Хейхатиро? И стоило ли, действительно, в таком случае 2-ю эскадру посылать?
Между тем анализ всех боевых столкновений нашего флота с флотом японским на предмет выявления искомого тактического мастерства свидетельствует, пусть и звучит это парадоксально и непривычно, совершенно об обратном.
Разбор боя у Шантунга показал нам, что при беспристрастном подходе нельзя не только говорить о каком-либо тактическом поражении русской эскадры, но, скорее — о таковом эскадры японской. За то, что эскадренный бой вообще окончился вничью, адмирал Того по гроб жизни в храме бога войны Хатимана свечки должен ставить. В память адмирала Витгефта, эту ничью на блюдечке командующему Соединенным флотом преподнесшему.
Причем, если можно так выразиться, дважды преподнесшему. Во-первых, своим поразительным бездействием в последней фазе боя, а во-вторых, и, может быть, это было главным, специфической подготовкой своих командиров и флагманов к грядущему сражению. Не собери он этого пресловутого, рекомендованного по науке, совещания перед боем с указанием многозначных способов уклонения от выполнения боевого приказа, каковым, за неимением иного стал:
«ГОСУДАРЬ повелевает нам идти во Владивосток. Помните, каждый должен исполнить свой долг».
Так вот, подними он просто этот сигнал перед выходом в бой, без предварительных совещаний, то даже после его гибели командирам было бы трудно отказаться от выполнения монаршей воли, которая подразумевала прорыв, а значит продолжение схватки. И вот тут-то Того на практически обезоруженном флагмане мог действительно не выдержать.
Неудивительно, что бой 28 июля иные считают вообще победой Порт-Артурской эскадры.
Про бой же 1 августа 1904 года, с точки зрения наличия военно-морских талантов у одного русского и трех японских адмиралов, и вовсе говорить не приходится. Сами только что прочли.
Но вот что удивительно. Бой Порт-Артурской эскадры утром 27 января 1904 года, после удалой ночной атаки японских миноносцев, тоже очень напоминает плохо скрытое поражение японского флота. В предыдущей книге уже говорилось о стремительном отступлении Того в южном направлении. Но сейчас, после ознакомления с дополнительными материалами: воспоминаниями, а фактически дневниковыми записями участников этого боя, — картина вообще вырисовывается удивительная. Да вот, пожалуйста, сами ознакомьтесь и составьте мнение. Личное.
Бой 27 января 1904 года
«Ослабленная накануне ночью на два сильнейших броненосца и на один крейсер 1 ранга, выведенных из строя японскими миноносцами излюбленным ими предательским приемом объявления войны, эскадра 27 января… продолжала стоять под парами, вполне готовая к бою, на Артурском рейде»{115}.
«Искать неприятеля не пришлось: в начале 9-го часа он появился на горизонте, и эскадра Тихого океана увидела японцев»{116}.
Рассказ о том, как разворачивались далее события первой половины этого дня, начнем с воспоминаний нашего доброго знакомого Сергея Ивановича Лутонина.
Вижу весь японский флот
«Когда стало уже совершенно светло, милях в 15 показались четыре быстроходных японских крейсера типа “Касаги”, они шли от W на О средним ходом, очевидно, высматривая, что делается на нашей эскадре и какие результаты ночной атаки.
Поднят сигнал на “Петропавловске” — сняться с якоря, мы снимаемся, строимся в кильватерную колонну вторыми, “Петропавловск” дает ход как бы на перегонку курса крейсеров. Те подпустили нас кабельтовых на 70, сосчитали число броненосцев, дали полный ход и быстро скрылись на Ost. Очевидно, нас хотели выманить дальше из Артура, но адмирал, видя, что догнать крейсера нельзя, повернул обратно, и мы стали на якорь на рейде.
На Золотой горе сигнал: “Наместник приглашает адмирала прибыть при первой возможности”, — адмирал съезжает на катер, в море послали на разведку “Боярин”. В это время прибыл на “Полтаву” только что назначенный офицер — лейтенант Рощаковский, и его пришлось сразу же посадить в 12-дм башню, которую он видел в первый раз в свою жизнь.
В 11 часов утра от Ost показался быстро несущийся в Артур “Боярин”. На нем сигнал: “вижу 6 неприятельских судов”, затем 8, потом — “вижу весь японский флот”. Вслед за этим на Ost показались многочисленные дымки, и на горизонте быстро вырастал идущий полным ходом на нас весь японский флот…
Адмирала на “Петропавловске” не было, он еще не вернулся, медлить было нельзя, и флаг-капитан (капитан 1-го ранга Андрей Августович Эбергард. — Б.Г.) поднял сигнал: “флоту сняться с якоря, «Севастополю» быть головным”. Мы спешно стали поднимать якоря, но с Золотой горы семафором было передано приказание: “флоту остаться на якоре, ждать прибытия адмирала”.
