Ознакомительная версия.
В своем расследовании С. Цыганкова приводит один весьма любопытный документ, датированный 15 декабря 1950 года. В частности, она фиксирует: «Отмечено, что на острове уже на 20 ноября 1950 года — 904 человека. Размещены в центральном поселке и 2 филиалах. Количество рабочих, служащих и иждивенцев — 580. В документе говорится: «Продовольственные товары в достаточном количестве, за исключением картофеля, имеющегося на Валааме в составе 78 тонн, на 1 приходится 12 кг в месяц, но при условии, если рабочим и служащим продаваться не будет.
Медико-санитарное обслуживание по-прежнему очень плохое. Нет трех главных кабинетов, нет врача для туберкулезных больных. Только один врач-терапевт. Население не обеспечено помощью, что опасно в период закрытия навигации. Работают лишь два фельдшера и две медсестры, деловые качества которых не удовлетворяют, это на фронтовиков, многие из которых нуждаются в постоянной медицинской помощи. Кроме того, на остров перевезли и туберкулезных больных, которым не оказывалась никакая помощь. Санитарное состояние удовлетворительное, много недочетов — грязь в общежитиях, несвоевременная помывка обеспечиваемых в бане, отсутствие дезкамеры и другие. В этом документе отмечено, что на острове одна баня с пропускной способностью 185 человек в сутки, одна пекарня на всех, 7 складов и один магазин».
Значительно хуже с инвентарем. В справке говорится, что «дом инвалидов должен иметь 3 смены постельного и нательного белья. Фактически же в наличии полторы комплекта, не хватает носков, нательного белья. Поэтому решено завезти 1080 метров ткани, чтобы пошить постельное и нательное белье. Не хватает тумбочек, стульев, столов и кроватей. Но денег на это нет. Обещали, что приобретут инвентарь в следующем году». То есть первый год на острове инвалиды войны жили в очень плохих условиях. Практически не было связи. На территории работали только 2 динамика, вопросы доставки почты во время бездорожья тоже не были решены. Что касается освещения, то с ним также были проблемы. Как сообщается в документе от 15 декабря 1950 года, «электростанция мощностью 40 киловатт требует ремонта. Недостаточно керосина. При выходе электростанции из строя создается очень напряженное положение». Это значит, что люди просто сидели без света.
Сложно было и с работой. В постановлении коллегии Министерства социального обеспечения Карело-Финской ССР от 28 июля 1950 г. «О трудоустройстве участников Великой Отечественной войны» отмечено, что трудоустроено всего 50 инвалидов. Хотя, безусловно, далеко не все могли трудиться, но многие в состоянии были заниматься хоть какой-то работой».
Один из жителей Валаама поведал А. Добровольскому о житье инвалидов на острове следующее: «В поселке нашем живут бабки, которые почти все эти годы в интернате обслугой проработали, от них слышал, что порой под тысячу человек числилось. Безрукие, на костылях… Но самое страшное — «самовары»… Абсолютно беспомощные. Надо кормить с ложечки, одевать-раздевать, на ведерко, которое взамен горшка приспособлено, сажать регулярно. А если их тут не один десяток, за всеми-то разве уследишь? Само собой, кто-то, на ведерке этом не удержавшись, на пол свалится, а кто-то и вовсе по нужде докричаться до няньки не успеет… Вот и получается: «самовары», в собственном дерьме перепачканные, запах по комнатам соответствующий…
«Расписание дня даже для инвалидов-ампутантов предусматривало прогулку на свежем воздухе. По словам рассказчика-аборигена, сперва медперсонал грузил валаамских «самоваров» на обычные дощатые носилки, тащил на лужайку перед домом и там перекладывал «гулять» на расстеленный брезент или сено. А потом подоспело чье-то изобретение: интернат обзавелся большими плетеными корзинами, в них санитарки сажали калек (порой даже по двое) и несли во двор. В этих корзинах люди-обрубки и сидели часами (иногда их подвешивали к толстым нижним ветвям деревьев, на манер этаких огромных гнезд), дышали свежим воздухом. Но порою воздух на северном острове под вечер становился уж слишком свеж, а няньки, занятые другими делами, никак не реагировали на призывы своих подопечных о помощи. Случалось, и вовсе забывали на ночь снять какое-нибудь из «гнезд» и вернуть их обитателей в жилые помещения, тогда дело вполне могло кончиться даже смертью от переохлаждения».
Немудрено, что права инвалидов войны на острове все годы существования дома-интерната, нарушались. Как подчеркивает С. Цыганкова, «ветераны жили в общих палатах, без воды и удобств, по пять-шесть человек, инвалиды без ног не могли самостоятельно спуститься со второго этажа на улицу. Никто из обитателей дома для инвалидов не ездил в санатории или другие лечебные учреждения, соответственно, не пользовался транспортными льготами. Никто из обеспечиваемых не получил и положенной по закону машины «Запорожец» или хотя бы компенсации за нее. Все эти льготы проходили мимо фронтовиков, проживавших в валаамском доме для инвалидов».
Е. Кузнецов, работавший на острове экскурсоводом, в своей «Валаамской тетради» доносит до нас еще некоторые моменты из их жизни: «…Обворовывали их все кому не лень. Дело доходило до того, что на обед в столовую многие ходили с пол-литровыми стеклянными банками (для супа). Мисок алюминиевых не хватало! Я видел это своими глазами… А когда мы с ребятами, получив зарплату, приходили в поселок и покупали бутылок десять водки и ящик пива, что тут начиналось! На колясках, «каталках «(доска с четырьмя шарикоподшипниковыми «колесами, порой такими досками служили даже старые иконы!), на костылях радостно спешили они на поляну у Знаменской часовни… И начинался пир… А с каким упорством, с какой жаждой праздника (все, что отвлекало от беспросветной повседневности, и было праздником) они «поспешали» к туристическому причалу за шесть километров от поселка. Посмотреть на красивых, сытых, нарядных людей…»
Он же свидетельствует: «Мои коллеги не брезговали спаивать инвалидов. Вот тут (он показывал на место рядом с монастырем) была танцплощадка (очевидно, сам факт наличия танцплощадки для инвалидов его не смущал). Наливали они им, и те, подвыпив, начинали раскачиваться в такт звучащей музыке, выкрикивая полусвязно песни и как бы танцуя».
Со слов директора Валаамского природного музея-заповедника В. Высоцкого, «все захоронения на кладбище практически утрачены. На сегодняшний день визуально они не просматриваются. Нет точных указаний о месте захоронения того или иного инвалида». Но что и говорить, если на деревянном подобии памятника не писали даже фамилии фронтовика, только номер.
В 1984 году дом для инвалидов войны и труда переехал в село Видлица Олонецкого района. И только спустя годы в интернате решили восстановить фамилии ветеранов войны. Стали изучать архивы. В результате лишь у одного обитателя интерната была обнаружена красноармейская книжка. У остальных инвалидов никаких документов, в том числе наградных, не сохранилось. О том, что там жили участники войны, теперь можно судить только по годам рождения и медицинским записям о болезнях. И в основном это сильные контузии, слепота, отсутствие нижних и верхних конечностей. Пока в интернате восстановили всего 47 фамилий…
Например, у Михаила Петровича Холодного (1920) были атрофированы нижние конечности. Командир взвода разведки, младший лейтенант, призванный в августе 41-го, был тяжело ранен и награжден медалью «За отвагу», хотя командование представляло офицера к ордену: «Во время разведки боем в составе 128-го отдельного лыжного батальона был тяжело ранен 24 февраля 1944 года, достоин правительственной награды, ордена Отечественной войны второй степени».
Еще более трагична судьба Григория Андреевича Волошина, который умирал дважды, но только через два десятилетия после второй смерти вернулся из небытия…
Летчик 813-го истребительного авиационного полка младший лейтенант Волошин воевал с октября 1944 года. За время боевых действий в Восточной Пруссии с 12 по 16 января 45-го успел произвести 3 боевых вылета. Вот как его характеризовало командование: «За время пребывания на фронте показал себя настойчивым и требовательным к себе в вопросах летной работы. Летное дело любил, летал хорошо и отлично. Матчасть самолета и его вооружения знал хорошо, грамотно ее эксплуатировал и умело применял в боевой работе».
16 января 1945 г. Волошин в составе 8 самолетов Ла-5 вылетел на боевое задание по прикрытию наземных войск на поле боя. В районе линии фронта группа вступили в бой с 30 истребителями противника ФВ-190. В ходе боя, будучи ведомым, спасая жизнь своего командира, Волошин таранил «фокке-вульф», который от удара рассыпался в воздухе, а сам погиб… В наградном листе на младшего лейтенанта Волошина, подписанном 10 февраля 1945 года командиром 813-го истребительного авиаполка майором Турагиным, указывается: «Горя ненавистью к врагу, ВОЛОШИН шел на лобовое сближение с противником, чтобы наверняка его разить, и, видя, что противник не принимает боя и уходит со снижением, тов. ВОЛОШИН, не считаясь со своей жизнью, пошел на таран противника и своим самолетом сразил его.
Ознакомительная версия.
