Завершением программы «8—8» должны были стать четыре чудовищных корабля, которые впервые в истории военного кораблестроения предполагалось вооружить 18,1 -дюймовой (460 мм) артиллерией. Схема размещения орудий предполагалась классическая: в четырех двухорудийных башнях по две на носу и корме. Разработка новых пушек началась еще в 1916 г., однако первый, с большим трудом созданный образец 18,9-дюймового орудия разорвало в клочья при испытаниях. Неудача заставила японцев понизить калибр до 18, 1 дюйма. Отсутствие орудия и его четких характеристик привело к тому, что весь проект «линейных крейсеров № 13—16», названия им так никогда и не дали, существовал лишь в эскизах. Несмотря на огромные размеры этих левиафанов: длина 280 м, водоизмещение 48 000 т, принципиально от своих более ранних собратьев они не отличались. К моменту их проектирования основные конструкторские решения и архитектура японского капитального корабля окончательно сформировались. Номерные корабли были такими же «скоростными линкорами», как и класс «Овари» с единственным существенным отличием — полностью нефтяным отоплением котлов. На всех предыдущих кораблях оно было совмещенным — нефть и уголь.
Таблица 2. Некоторые тактико-технические характеристики кораблей программы «8—8»[45]Итак, Японская империя приняла американский вызов, причем ответ был более чем симметричным. Токио так же, как и Вашингтон, сделал заявку на господство в бассейне Тихого океана. Слухи о планах японцев, дошедшие до Американского континента, сильно встревожили государственный аппарат США. Отделу разведки военно-морского флота было немедленно поручено добыть характеристики новых японских кораблей.
Несмотря на всю сложность получения информации — повальную засекреченность на японских проектных бюро и верфях, сложности с вербовкой агентуры и ряда других факторов, штабу ВМС США удалось получить более или менее достоверную информацию. Не считая практически завершенной первой пары «Нага-то» — «Митсу», чьи параметры были в целом известны, картина получалась следующей:
Таблица 3. Данные американской разведки о кораблях программы «8—в»[46]Как видно из таблиц 2 и 3, американцы получили не совсем точные данные, они отличались в ту или иную сторону, однако давали довольно объективное представление о том, с чем предстоит столкнуться флоту в конце 20-х гг. Ситуация усугублялась тем, что противопоставить было практически нечего. Расчеты Морского министерства показывали, что к 1927 г. существующий перевес исчезнет, а чтобы поддерживать необходимый баланс сил, американские верфи должны спускать на воду по два линкора в год — чудовищная скорость гонки вооружений. Однако на пути амбициозных планов военных встал Конгресс, на Капитолийском холме «зарубили» смету еще 12 линкоров и 16 крейсеров.
Естественно, выдержать долгосрочную гонку Япония просто не могла. Экономические возможности североамериканского гиганта
и Страны восходящего солнца были просто несравнимы. Америка строила свои линкоры, не особенно замечая этого, а Япония в 1921 г. тратила на военно-морские нужды 1/3 годового бюджета. Безудержное строительство стальных гигантов просто разоряло Империю. Программа же «8—8» по примерным расчетам обошлась бы императорской казне в 400 млн. долл. в год, что равнялось ни много ни мало, а половине бюджета. Соединенные же штаты выбрасывали по 400 млн. на флот уже в 1920 г. и, повторимся, могли позволить себе не замечать столь колоссальных сумм[47]. Таким образом, рано или поздно США догнали бы Японию в количестве кораблей, значительно хуже дело обстояло с качеством...
Дело в том, что строительство линкора — задача сложная не только в финансовом плане. Поясню на понятных современному читателю примерах: только один залп такого корабля стоит больше, чем многоподъездная девятиэтажка. Проблема заключалась еще и в том, что линкор был самой сложной машиной, созданной человеком к началу 20-х гг. Это был плавучий город с населением около двух тысяч человек, своими электростанциями, заводами, водопроводами и, наконец, канализацией. Создавать подобные чудеса инженерной мысли могли лишь немногие технологически продвинутые державы, которых во все времена было не более десятка. Мощная американская промышленность могла строить подобных левиафанов длиной в четверть километра, она могла строить их больше и быстрее, чем японская, а вот мощнее — нет. И дело тут не в отсталости, американцы на порядок превосходили Японию в технологиях, а в стратегии, если угодно — в геополитике.
Как ни крути, а размер линейного корабля определял его живучесть — площадь и толщину бронирования, его скорость — количество и мощность механизмов силовой установки, его мощь — количество и калибр орудий. И именно в размере была ахиллесова пята американского линейного флота — шлюзы Панамского канала, шириной 35 м, не позволяли конструкторам до бесконечности увеличивать размеры корабля. «Легсингтон» с его 43 000 т стандартного водоизмещения практически полностью исчерпал отпущенный лимит. В то время как строившиеся японские монстры, в особенности номерные корабли серии «8—8», его значительно превышали. Не было необходимости в Кассандре, чтобы предсказать, что в дальнейшем ситуация будет лишь ухудшаться. Теперь уже Америке предстояло найти выход — либо продолжать гонку вооружений и создать два совершенно независимых флота (один для Тихого, а другой для Атлантического океана), но такого напряжения не выдержит ни одна экономика. Либо искать несимметричный ответ.
И если Вильсон всеми правдами стремился увеличить военную мощь США, то его противник на выборах 1920 г. Гардинг уверял своих избирателей, что «не будет продолжать внешнюю политику Вильсона, а будет проводить действительную политику мира»[48]. Не то чтобы кандидат просто стремился уменьшить расходы страны на вооружения или был пацифистом, он и в мыслях подобного не имел. Господство на море было необходимо американской экономике, обеспечение морских перевозок было столь же актуально для Гардинга, как и для Вильсона, однако он намного лучше своего противника «интервенционалиста» чувствовал сложившуюся внутри страны обстановку, ощущал настроения избирателей. А американский избиратель был недоволен результатами Первой мировой войны, американское общественное мнение считало свою страну обделенной. И вновь, в соответствии с политическим завещанием своего первого президента Дж. Вашингтона, Америка решила не лезть в Европу, решила уйти в изоляцию от внешнего мира и ограничиться Западным полушарием. О феномене американского изоляционизма мы поговорим подробно ниже, а сейчас отметим лишь то, что американский избиратель не хотел активной внешней политики.
Выиграв президентскую гонку 1921 г., не в последнюю очередь благодаря изоляционистским лозунгам, Гардинг предстал перед проблемой обеспечения превосходства на море. Продолжать гонку вооружений он не мог, во-первых, против было общественное мнение и Конгресс, а во-вторых, мероприятие это было крайне дорогостоящие даже для США. Не было особого желания в Овальном кабинете и доводить противоречия по морским вопросам с Великобританией и Японией до состояния военных действий. Президент и новый глава внешнеполитического ведомства Чарльз Юз[49] нашли новую формулу: «Наиболее мудрой политикой США должно быть стремление добиться превосходства на море в результате сокращения вооружений»[50]. То есть США было необходимо собрать международную конференцию, на которой сократить уровень вооружений других держав таким образом, чтобы обеспечить себе превосходство.
Момент был выбран довольно удачно, американский Госдеп был неплохо информирован о сложностях других великих держав, поэтому надежда на то, что подобная конференция завершится с результатом, выгодным для Америки, была велика. Ситуация складывалась таким образом, что правящие круги Англии не могли не учитывать своего бессилия. Страна, находившаяся в таком трудном финансовом положении, просто не могла выдержать конкуренции. Британская империя выпускала из рук свое былое превосходство на море. Лондон был загнан в тупик, доминионы отказывались платить за двухдержавный стандарт, а других источников денег просто не было. Даунинг-стрит было проще поступиться старыми принципами. Удовлетворить притязания американцев, но сохранить явное превосходство над остальными конкурентами.
Не намного лучше дела обстояли в Японии. В 1921 г. императорские армия и флот пожирали половину бюджета страны. Правительство тщетно латало дыры в финансовом одеяле, повышая налоги и сворачивая без того куцые социальные программы. Жизненный уровень населения неуклонно падал, что в свою очередь грозило социальным взрывом. Новый виток гонки морских вооружений, а именно программа «8—8», грозила вконец разорить страну. В феврале 1921 г. член японского парламента И. Озаки внес предложение о начале переговоров с Великобританией и Соединенными Штатами о сокращении морских вооружений. Естественно, большинство депутатов — 285 — выступили «против», «за» высказались лишь 38 человек[51]. Однако это был симптом, симптом того, что традиционно милитаризированное японское общество не выдерживало заданного темпа.
