поперек дороги, прикрыв таким образом пушки. Затем…
Гронуар
Сержант Гронуар по-кошачьи бесшумно прокрался мимо безмятежно дремавших часовых прусского V корпуса и обнаружил идеальную цель – батарею орудий, разместившуюся на небольшой поляне. Пушки были развернуты на юг, рядом лежали зарядные ящики, а лошади были привязаны к колесам орудий и деревьям. У каждой пушки тлел фитильный пальник, а канониры либо спали, либо сидели у небольших костров, поглощая содержимое котелков и бутылок. Единственный часовой дремал, прислонившись к дереву в том месте, где неровная дорога подходила к дальнему краю поляны. За деревьями мерцали походные костры пехотинцев.
По сигналу Гронуара его маленький отряд (за исключением сопровождавшего проводника стрелка, который испытывал отвращение к своей миссии) выстроился в линию. Взмахнув саблей, Гронуар пришпорил коня, взревели трубы горнистов и громко заорали всадники. Те пруссаки, что успели встать на ноги, были порублены, а те, кто спал, – затоптаны конями. Некоторым удалось спастись бегством. Никто их не преследовал. Спешившись, гусары развернули орудия и дали залп в направлении походных костров вражеской пехоты. Отвязанные лошади, напуганные взрывами и воплями, ускакали прочь. Один из зарядных ящиков подкатили к ближайшему костру.
Пока несколько солдат подбрасывали в костер дрова, сапер-драгун обрубил спицы переднего колеса, сделав так, чтобы зарядный ящик невозможно было бы сдвинуть с места. Быстро вскочив на коня, француз вслед за проводником ускакал прочь. В течение нескольких минут они слышали грохот взрывавшихся боеприпасов и видели, как горящие куски дерева градом падали с вершин деревьев. Огонь перекинулся и на другие ящики, которые взорвались почти одновременно, издав чудовищный грохот. Наступила жуткая тишина, затем треск прусских барабанов возвестил о построении пехотных полков. Удиравшие артиллеристы лепетали что-то о полчищах французской кавалерии; обезумевшие лошади натыкались на боевые порядки пехоты. В конце концов солдаты двух прусских батальонов, с проклятиями пробиравшиеся через корни деревьев и камни, осторожно углубились в лес. Там они несколько раз открывали стрельбу по отбившимся лошадям и зловещим теням. Некоторые выстрелы были сделаны в неверном направлении и, естественно, вызвали ответный град пуль, выпущенных наугад. И без того обеспокоенные полковые и бригадные командиры приняли эту пальбу за настоящую перестрелку.
Одним словом, все силы ада преследовали пруссаков на Брюссельской дороге.
Сюрприз
Приказы Наполеона выполнялись беспрекословно. По его команде должна была открыть огонь артиллерия. Каждому орудию надлежало выпустить по шесть зарядов. К артиллерии должна была присоединиться и пехота, которой следовало, сделав шесть залпов, очистить дорогу от войск противника. Мерль также получил указание атаковать. Французы неизбежно должны были смешаться с пруссаками, но тут уж ничего нельзя было поделать. Лишь лунный свет мог позволить артиллеристам и пехотинцам отличить своих от чужих.
В погоню!
Начальник штаба прусской армии генерал-лейтенант граф Август фон Гнейзенау не был баловнем судьбы. Ветеран австрийской и британской армий родом из Саксонии был одним из тех офицеров-иностранцев, которые едва сводили концы с концами, получая на прусской службе нищенское жалованье. Умом, трудолюбием и отвагой он проложил себе путь наверх. В процессе службы в прусской армии он, как и многие другие иностранцы, стал в военном отношении большим пруссаком, нежели любой юнкер. Однако способности Гнейзенау к штабной работе перечеркнули его мечты командовать войсками в бою. Теперь, когда французы наконец были изгнаны из Женаппа, у него появилась возможность осуществить свою мечту – ненавистный враг бежал после полного разгрома и нужно было настичь его. Он отдал приказ генерал-майору фон Пирху выдвинуть II корпус в направлении Меллери с целью оказать помощь генерал-лейтенанту Йоганну Тильманну, III корпус которого восточнее Уавра неоднократно попадал в затруднительное положение. Затем Гнейзенау, игнорируя свои обязанности начальника штаба, собрал около 4000 кавалеристов, 15-й стрелковый полк и несколько отставших от своих подразделений пехотных рот и лично возглавил погоню за противником. Таким образом, в штабе не осталось ни одного достаточно компетентного старшего офицера. Но что поделаешь, слава манила Гнейзенау [83].
Скачка по залитой лунным светом дороге захватывала дух. Вопящие от ужаса беглецы падали под ударами прусских сабель, молили о пощаде и в слепом страхе разбегались по обочинам дороги. Однако возникли и непредвиденные препятствия. Ощетинившись штыками, наиболее стойкие части французских полков сомкнули ряды вокруг своих знамен, древки которых венчали орлы. Эти солдаты держались вместе, поскольку знали, что нарушить строй означает проявить бесчестие и погибнуть. Пруссаки скакали дальше, рассчитывая найти более легкую добычу. Они обрушились на оставшиеся без прикрытия пушки и зарядные ящики, возницы которых нещадно хлестали своих лошадей в тщетных попытках спастись. Группы всадников настигали их и пронзали пиками. Йена наконец была отмщена. Приговор был справедлив – кучи трупов и море крови. Кто знает, быть может, он настигнет и самого Бонапарта? В этом случае чудовищу, которое так унизило Пруссию, не будет пощады, только, как сказал старина Блюхер, «неоспоримое Божье правосудие».
Гнейзенау проскакал мимо фермы, расположенной у пересечения дорог. Вот уже и Катр-Бра! Еще через милю и беглецы, и их преследователи вынуждены были остановиться. Раздался треск ружейного залпа, и раненые кавалеристы попадали с лошадей. «Повозки перегородили дорогу!»- крикнули ему. Похоже, что кое-кто из французов решил попытаться возобновить сопротивление.
«Глупцы! – Гнейзенау повернулся к адъютанту, скакавшему рядом с ним. – Пехоту вперед! Мы…»
Последовал сильнейший удар, и генералу показалось, что на него обрушилось само небо.
Кавалерия, даже самые закаленные в боях полки, может без труда превратиться в неуправляемое стадо, особенно после наступления темноты. В это время суток ни один грамотный командир не станет использовать ее ни в арьергарде, ни в авангарде. А кавалерию Блюхера, значительная часть которой состояла из подразделений Ландвера и недавно переформированных частей, никак нельзя было назвать закаленной в боях.
В огне и взрывах внезапно обрушившегося ружейного и артиллерийского огня, который велся почти в упор, обезумели и лошади, и люди. Отряд Гнейзенау устремился назад, в направлении Женаппа, затаптывая несчастных пехотинцев, которые сопровождали кавалерию. Бойцы полков, которые находились в авангарде, буквально прорубали саблями путь сквозь менее пострадавшие задние ряды. Пленные французы освободились, а те группы отставших солдат французской армии, что находились в лесу и на фермах, расположенных вдоль дороги, пришли в себя и открыли огонь по несчастной колонне пруссаков. Французские канониры с остервенением палили из своих пушек. Ядра 12-фунтовых орудий рикошетом отскакивали от твердой поверхности Брюссельской дороги, а 6-фунтовые пушки изрыгали картечь. После того как было сделано шесть залпов, на дорогу выбежала французская пехота, уничтожая тех, кто еще остался в живых. Раненый и придавленный лошадью Гнейзенау был взят в плен.
Между тем за пределами Нивельской дороги, на
