Напомним здесь анекдот об Омаре, приказавшем сжечь знаменитую Александрийскую библиотеку: на вопрос, что делать с книгами — Омар отвечал: «если в этих книгах сказано то-же, что и в коране, то оне не нужны, ибо в коране все есть, если же в них сказано не то, что в коране — то оне вредны, а потому... сжечь их».
В первые века мусульманства именно так и должен был смотреть каждый истый мусульманин на все не коранное.
Коран — враг нововведений, враг исследования, враг движения вперед в деле науки. Все басни, сказки и чудеса, завещанные пророком, принимаются до сих пор как непреложная истина. Самый ученый мусульманин будет трактовать о семи-этажных небесах и подкрепит свои доводы ничем иным как кораном.
Что человек может, с помощью Аллаха, пролезть сквозь паутину, не прорвав ее, и что луну можно рассечь саблей — это не подлежит сомнению. Если вы напомните, что не всякое чудо удается и, что например, гора не всегда идет, по приказанию, на встречу, мусульманин возразит самым торжественным тоном, что в подобном случае пророк совершил еще большее чудо: он сам пошел к упрямой горе!
Самый сильный и естественный враг всех допотопных теорий и легенд о первых днях земного шара, — сам земной шар. Это раскрытая книга. Трещины горных кряжей, обрывы, пещеры — вот ее листы. Читать может всякий, посвященный в тайну письмен природы. Ключ к этому дают: окаменелости, напластования, отступления водопадов и т. п.
Отсюда разлад: геология насчитывает целые триллионы лет для образования известных пластов, а мусульмане, хранители еврейских преданий, записанных сорок веков назад, отстаивают свои семь дней и восьмое тысячелетие.
Казалось бы, что согласить все противоречия нетрудно: стоит только вспомнить, что для Предвечного нет ни времени, ни пространства; а потому наш мелкий счет на дни, месяцы и годы совершенно не пригоден по отношению к Нему: то, что мы называем днем, — в эпоху мироздания обнимало миллионы лет.
Магомет, усвоивший, как известно, еврейские предания, ввел в коран много и своих собственных изобретений. Нам нет надобности распространяться о видениях эпилектика (известно, что Магомет страдал падучею болезнью), но мы не прочь выписать, например, такое место: «о верующие! убивайте неверных всюду, где бы их ни встретили, если они откажутся принять мусульманство. Сражайтесь за ислам — религию Бога. Он осыплет вас за то милостями и пошлет вам счастье. Не ты убиваешь неверного, а Бог. Когда пускаешь стрелу — не ты пускаешь, а Бог!»
И так: проповедь огня и меча... смерть неверным...
Казалось бы, что чем меньше таких книг попадет в руки, невежественной и склонной к увлечениям, массы — тем лучше. Однако-же, правительство Екатерины II отнеслось к делу иначе: решено было, в видах охранения чистоты мусульманства, ввести в России печатание мусульманских книг и устранить, таким образом, ошибки переписчиков. Печать у мусульман считалась грехом и книги обыкновенно переписывались, отчего, во-первых, вкрадывались описки, а во-вторых, книги стоили дорого. Мы победили предубеждение своих татар сначала тем, что такова царская воля, а затем дешевизною казенных изданий.
На первый раз в 1797 году напечатано было в Петербурге только 3,600 экз. корана, но в начале нынешнего столетия, типография перенесена была в Казань и дела пошли блистательно. Для примера возьмем хоть период с 1853 по 1859 год, период, захватывающий и «священную войну» Турции с Россией. В это семилетие, как бы в помощь прокламациям турецкого султана, казанская типография выпустила в обращение до 326,000 книг. В том числе: корана 82.300 экз., гафтиэка (извлечение из корана) 165.900; шераит-эль-имана, или катехизиса 77.500. Катехизис этот продается по 2 коп. за книжку, но есть и такие брошюрки, которые продаются по 1/2 копейки {92}!
Нет сомнения, что если-бы такое же усердие было приложено и к распространению христианских книг, то... но возвратимся к мусульманству.
Другая мера для охранения чистоты мусульманского учения заключалась в запрещении отправлять обязанности муллы лицам, не достаточно подготовленным. Степень подготовки определялась экзаменом в оренбургском магометанском духовном собрании и, выдержавший испытание, получал указ областного правления. Отсюда и пошло название «указный мулла». Хотя указные муллы и уличались, по временам, в зловредности действий {93}, тем не менее монополию их усердно охраняла наша местная администрация. Когда в пятидесятых годах нынешнего столетия до Оренбурга дошел слух, что среди наших киргиз ведется сильная пропаганда мусульманства бухарскими муллами, то коменданту форта № 1 (ныне Казалинск) предписано было ловить этих мулл по аулам и задавать им острастку... Комендант объявил киргизам, что за каждого, представленного к нему муллу он будет платить по 3 р. — Началась охота и киргизы пригнали к коменданту сразу целый табун.
Муллам сделано было должное внушение, чрез казаков, и обещано удвоить порцию внушения, если они попадутся в другой раз. Комендант однако-же увидел, что его фонды не выдержат сравнения с усердием киргизов и понизил плату до полтинника за муллу. Усердие все-таки не охладело, и киргизы, таким образом, скоро избавились от стеснительных намазов, от длинных нравоучений и, главное, от дани незванным проповедникам.
Теперь ловля мулл хотя и не практикуется, но официальное распоряжение об этом не отменено и потому все дело зависит от взгляда уездного начальника: явится какой-нибудь Деоклитиан и киргизам снова откроется источник дохода!
Такое поведение киргиз весьма понятно: они, в сущности, вовсе не мусульмане — скажу больше: они не держатся никакой религии.
Понятное дело, что для нас выгоднее сохранить первобытного человека в его первобытном виде, чем отдать его в жертву растлевающему и мертвящему исламизму.
«Если даже наши указные муллы, из под самых рук русской администрации, в ее глазах, учат народ вовсе не в духе веротерпимости, если ужь и они подают иногда поводы к беспорядкам, чего же ожидать от выходцев из Бухары?
Наши указные муллы, однако-же, не довольствуются своей паствой и весьма деятельно ведут пропаганду даже между крещеными татарами, чувашами и черемиссами. По одним только официальным сведениям таких «крещеных» отпало в мусульманство в 1862 г. в одном Чистопольском уезде (Казанской губернии) более 3.000 чел. В 1866 г. во всей губернии отпало до 10.000. Отпадают целые деревни.
При наборе 1855 года множество рекрут татар бежало из партии в Бухару и Ташкент, так как сражаться с единоверцами им нельзя... После войны началось переселение крымцев в Турцию, вслед за ними потянулись и казанцы... Словом, услуги указных мулл довольно двусмысленны.
Мы, однако, не остановились на книгах и муллах — мы настроили и мечетей. Правда: это дело вышло не так удачно, потому что приходилось не раз охранять выстроенные нами мечети от посягательств самих мусульман...
Известен, например, случай разрушения построенной нами мечети (на Кавказе) из-за того, что русские мастера белили стены кистями, а кисти были щетинные, ну а щетина свиная! Кто-то шепнул, что мечеть с умыслом осквернена {94}...
В Иркутске у казенной мусульманской мечети тоже весьма долго стояли русские часовые. В Омске тоже. Самые постройки отличаются ненужною роскошью. Так и видна в них инженерная замашка «изводить деньги».
Оренбургская мечеть, построенная на башкирские деньги, почти всегда заперта. Я ни разу не мог попасть внутрь этого роскошного здания, а посещал Оренбург 8 раз! Русский часовой караулит зараз и губернаторский дом и мечеть.
От простых российских мусульман мы ничего и не ждем особенного, но от мусульман чиновных, конечно, можно бы было требовать чего-нибудь и более безукоризненности произношения: «ля ильля иль алла»...
Мы знаем, однако-же, что некоторые переводчики из татар, в разговорах с азиятскими послами, иначе не называют русских как идолопоклонниками, образа называют бут — идол, а не сурет — портрет, церкви наши называют бут-хана — капище, а не урус-мечет — русский храм. — Известно также, что офицер из мусульман, занимавший пост начальника самаркандского отдела, ходил в мечеть в халате и чалме...
Не редкость услыхать соболезнования о том, что туземцы не дорожат своими мечетями и продают их, вместе с садами, русским, или что в Ура-тюбе мечеть обращена в русскую церковь, а в Самарканде в клуб...
Все эти разговоры, однако-же, ни к чему не ведут: мечеть у мусульман едва ли почитается особенною святыней, разве ужь в ней покоится какой-нибудь «аулия» — святой. Туземцы не только делают в своих мечетях склады хлеба, но иногда пользуются ими и просто как лучшим помещением в селении для какого-нибудь пиршества.
