Если Флике действительно следовал имевшимся в его распоряжении документам, а не сочинил всю эту историю о поручении РСХА, то становится непонятным, почему он включил в число руководителей «Красной капеллы» Грету Кукхоф. Она никогда не относилась к таковым. Ничего не сообщил Флике о парашютисте Франце (Хесслере), хотя советской разведке достоверно известно, что в гестапо хвастались захватом Франца как большой удачей зондеркоманды «Роте капелле». А Даллес, явно передергивая карту, сделал ни на чем не основанный вывод, что именно заброс русского агента в немецкий тыл означал конец «Красной капеллы».
Но вот парадокс! «Официальный историограф РСХА» и автор «документального» произведения не привел в своей книге ни одного допроса члена антифашистской подпольной организации! Скорее всего, его снабдило материалами какое-то второстепенное лицо из гитлеровской контрразведки, раз даже протоколы допросов не были ему переданы. Книжонка Флике ошибочна в своей основе, и ее автор вряд ли стремился к восстановлению правды — он решал прямо противоположную задачу.
Свою лепту в очернение членов берлинской организации антифашистского Сопротивления внес в послевоенные годы бывший прокурор на процессе по делу «Роте капелле» Манфред Редер. Осужденный за военные преступления, он отбывал наказание по решению Международного нюрнбергского трибунала. Но и в такой ситуации умудрялся творить свое гнусное дело.
Редер был стопроцентным нацистом, юристом по образованию, прошедшим по пути Третьего рейха от начала до его бесславного конца. С точки зрения фашистских заправил, это был благонамеренный и надежный национал-патриот.
Гюнтер Вайзенборн, член берлинской организации антифашистского Сопротивления, отзывался о нем после войны как об «одном из самых холодных и корректных дьяволов нацистской юстиции».
Во время оккупации Германией Польши Редер проводил карательные операции по уничтожению польского населения. В сентябре 1939 года при его участии в городе Быгдощ было уничтожено более десяти тысяч жителей. Польские власти занесли имя Редера в списки немецких военных преступников, но англоамериканцы не выдали его Польше, чтобы он понес ответственность за содеянные преступления.
Если перевернуть еще одну страницу биографии этого «кровавого дьявола», то можно узнать, что он сотрудничал с Вальтером Хуппенкотеном, агентом американской контрразведки, присвоившей ему и его напарнику клички Отелло и Фиделио. Видимо, кличка Отелло ассоциировалась с кровожадностью прокурора на процессе по делу «Красной капеллы». Как американский агент, Редер информировал новых хозяев о своих бывших руководителях и о членах антифашистского Сопротивления в Берлине.
По инициативе оставшихся в живых берлинских антифашистов — Адольфа Гримме, Гюнгера Вайзенборна и Греты Кукхоф — было возбуждено судебное разбирательство по обвинению Редера в преднамеренном убийстве двухсот антифашистов и невинно пострадавших людей. Слушание дела происходило в суде присяжных в городе Люнебурге (под Гамбургом). В ходе подготовки дела Редера к слушанию Грете Кукхоф стало известно, что американская сторона намеревалась использовать процесс для дальнейшей дискредитации «Красной капеллы» и ее участников. Грета Кукхоф узнала об этом из бесед с агентами ЦРУ, которые давно увивались вокруг нее, выдавая себя за американских левых. В позднее рассекреченных отчетах ЦРУ можно прочесть: «На основе контроля телефонных переговоров, а также общего поведения можно сделать вывод, что Кукхоф имеет тесные связи с советскими представителями и левыми радикалами в берлинских политических кругах и привлекалась для решения важных вопросов. Поскольку она обладает большими интеллектуальными способностями, можно предположить, что объект использует свое руководящее положение в Союзе жертв нацистского режима[46] как прикрытие важной разведывательной миссии. Этот вывод верен на пятьдесят процентов. Однако, вне всякого сомнения, Кукхоф может действовать как ценный агент. Ее ярко выраженный интеллект, большая эрудиция, немалый талант оратора и к тому же способность оставаться незаметной позволяют характеризовать ее как человека, идеально подходящего для выполнения разведывательных задач».
Несмотря на столь блестящую характеристику, Грета Кукхоф не использовалась внешней разведкой в качестве агента. Это было верно до войны, еще в большей степени — в послевоенный период. Но справедливо, что ее контакты с советским посольством носили довольно тесный характер. На приемах в советском посольстве она была желанным и почетным гостем. Будучи не первой молодости, она все чаще испытывала проблемы со здоровьем, у нее было нарушено кровообращение. Встретив хорошо знакомого советского дипломата, Грета Кукхоф обычно усаживалась в кресло и просила:
— Базиль, что-то у меня мерзнут руки. Согрей, пожалуйста.
Дипломат брал руки Кукхоф со вздутыми венами и склеротическими прожилками и отогревал их ладонями.
— Базиль, скажи мне, почему Москва не поверила нашим предупреждениям о войне и не подготовилась к отпору?
Советский дипломат задумчиво смотрел на Кукхоф.
— Грета Георгиевна, — обратился он к ней на русский манер, — это далеко не так, уж поверьте, хотя все подробности мне, к сожалению, неизвестны.
Кукхоф с любезной улыбкой выслушивала советского представителя, но было видно, что она оставалась при своем мнении. Во время одного из посещений посольства СССР Кукхоф рассказала о намечаемом американцами спектакле с делом Редера, которое хотят повернуть против «Красной капеллы». Она спросила, нельзя ли организовать запрос польских властей с просьбой о выдаче Редера как военного преступника? В Польше можно было рассчитывать на объективное рассмотрение дела военного преступника Редера. Но что-то в этом плане не сработало, и о его содержании стало известно не только американцам, но и Редеру. Учитывая, что западные спецслужбы прослушивали ее телефон, можно догадаться, как произошла утечка важной информации.
В компрометации членов «Красной капеллы» был заинтересован лично директор ЦРУ Аллен Даллес. Свыше тысячи страниц разведывательных материалов ЦРУ свидетельствует о ярко выраженном интересе западных спецслужб к организации берлинских антифашистов. Американская разведка рассчитывала побольше узнать о методах работы советской разведки с берлинскими антифашистами и при случае завербовать их.
Трудно было ожидать, что люнебургский процесс будет беспристрастным и воздаст по заслугам палачу Редеру. Так оно и случилось. Во время судебного разбирательства обвинения против Редера повернулись таким образом, что его деятельность стали рассматривать как «результат проступков и поведения противников режима, означавшего предательство интересов страны». Когда подобные мысли сродни высказываниям нацистских судей прозвучали в Люнебурге, трудно было не задаться вопросом: где и в какой стране это происходит? Стоило, однако, посмотреть в зал суда, на свидетелей защиты Редера, большинство из которых составляли бывшие нацисты и гестаповцы, как вопрос отпадал сам собой. Задним числом люнебургский процесс оправдал приговор Гитлера антифашистам и отказывался признать очевидное: принуждение к даче показаний, нарушение судопроизводства и вынесение неправосудного приговора гитлеровским трибуналом. Адвокаты Редера и судьи истолковали позицию бывшего нацистского прокурора как действия по спасению «христианской Европы» от коммунизма еще на самом начальном этапе зарождения «холодной войны».
Люнебургское дело в отношении Редера было прекращено в 1951 году по инициативе прокурора Финка с формулировкой, заслуживающей того, чтобы ее воспроизвели. Пытки, издевательства, подтасовки и прямые провокации против немецких антифашистов, жертв зондеркоманды «Роте капелле», представляли, по его определению, «объективное судопроизводство».
Вместе с тем круги, поднятые люнебургским процессом, еще долго продолжали расходиться в германском обществе и на мировой арене. Ответный удар Редер и стоящие за ним силы нанесли прежде всего по Адольфу Гримме. По мнению бывшего генпрокурора люфтваффе, он был главным инициатором люнебургского процесса и за это должен был поплатиться. Гримме занимал видное положение — генеральный директор радиокомпании Северо-Западной Германии, его компрометация рикошетом ударила бы по многим «сообщникам» и имела значительный резонанс. К тому же Даллес еще ранее неблагоприятно отозвался о Гримме. Судебная тяжба, затеянная в свою очередь Редером, была воспринята Гримме болезненно. Ему перевалило на седьмой десяток, он стал раздражителен и боязлив. В сентябре 1953 года, когда его особенно одолели сомнения, он явился к Грете Кукхоф, чтобы поделиться с ней переживаниями. Кукхоф угостила его кофе, усадила в кресло, сама устроилась напротив.
