Ознакомительная версия.
Но кое-кому удалось провести первые дни в Крыму вполне комфортно. Французский 20-й линейный, заняв одну из близлежащих богатых деревень (Storoe)[179], практически не ощутил на себе ненастье.{909}
Конечно, английская армия и французская армия были по своей сути совершенно разными явлениями. Единственное, что их реально объединяло, это то, что они вышли из одной эпохи — наполеоновских войн. Но если британцы продолжали оставаться такими же, как и во время герцога Веллингтона, то французы к 1854 г. сумели сохранить лучшие республиканские традиции. Французский солдат и офицер периода наполеоновских войн были рождены революцией, ее духом свободы и новыми социальными условиями. Высокому качеству этого солдата, офицера способствовало установление особых человеческих отношений между солдатской массой и высшим командованием (в глазах солдат Наполеон — маленький капрал), что было не менее революционным шагом, чем использование каких бы то ни было технических новшеств. В России такого рода отношения устанавливались Суворовым, Ушаковым, Нахимовым, позднее Скобелевым и др., но в рамках совершенно иных социальных условий; к тому же все эти военные лидеры небыли верховными. И если у французов под страхом смертной казни офицеру запрещалось бить солдата, строжайше соблюдался завет Наполеона, что «избитый солдат лишен чести…», то я думаю, нет смысла даже делать ссылку на первоисточник, когда дело касается русской и английской армий. В одной армии по спинам солдат гуляли шпицрутены, в другой — плетки.
Для французов в начальный период кампании английские коллеги — не более чем объект насмешек. Потому французские офицеры в своих воспоминаниях не столь сентиментальны по отношению к союзникам и не упускают случая, чтобы не отметить хроническую, по их мнению, склонность британских солдат к мародерству
«Так как в округе нет никакого врага, некоторое количество солдат, особенно английских, этим пользуется и идет в соседние деревни грабить и даже разрушать некоторые лачуги, добывая дрова, необходимые, чтобы вскипятить котелок».{910}
Конечно, и англичане не остаются в долгу и их эпитеты такие же ядовитые. Хиггинсон, вспоминая первые дни после высадки, говорит, что первое, чем занялись французы на русской земле, были «…привычные для них грабежи».{911}
Очень интересно охарактеризовал английских солдат и во время высадки, и во время кампании адъютант генерала Боске капитан Фей. Его комментарий объективен и не содержит оскорбительных выпадов в адрес британцев. Он только лишний раз подчеркнул, что английский и французский менталитеты — различные. Причину столь невероятных страданий, которые выпали на долю союзников по коалиции в первые дни пребывания в России, он видел прежде всего в диаметрально противоположных привычках английских и французских солдат. В действительности рацион британцев был не меньшим, а скорее даже большим, чем у французов. Но первые в значительной степени индивидуалисты и не представляют, как можно жить, готовить пищу в условиях коллектива. Французские солдаты, наоборот, склонны к коллективизму и потому держатся группами, в которых у каждого свои обязанности. Например, принадлежности для приготовления пищи, устройства лагеря, запасы дров, продуктов распределены между всеми поровну. Это позволяет им в самых некомфортных условиях создать максимальный уют. Едва остановившись, француз тут же варит кофе — напиток, позволявший в условиях походной жизни поддерживать силы. Во время сражения на Альме солдаты умудрились пить его даже в ходе наступления на русские позиции. Столь же быстро французы разбивали лагерь. Англичанам подобное неизвестно, потому в ходе войны, особенно холодной зимой 1854–1855 гг. им пришлось очень тяжело. Взаимовыручка и взаимопомощь настолько привычны для французских солдат, насколько незнакомы английским.{912}
Один пример наиболее яркий. Французские солдаты, равно как и их коллеги из других армий, столкнулись в первые часы пребывания в Крыму с проблемой отсутствия пресной воды в достаточном количестве. Ее не хватало для элементарного — солдаты не могли сварить суп и были, таким образом, лишены горячей пищи. Англичане в этой ситуации не принимали никаких мер и просто ели всё, что есть и как есть: соленое, холодное. Французы приняли решение во что бы то ни стало найти достаточное число пресной воды. Один из находчивых шассеров 5-го батальона (очевидно, ветеран африканской кампании) дивизии Форе выкопал глубокую яму и сконструировал простейшее устройство для сбора и первичной очистки воды. В результате французская армия не нуждалась в пресной воде.
Дальше я буду говорить о кошмарном марше к Альме, стоившем британцам едва ли не стольких же потерь, как само сражение на Альме. Их добивала жажда, усугубленная слабостью от болезней. Но совершенно рядом всё было по другому. Ни один из французских источников не говорит ни о чем подобном среди солдат маршала Сент-Арно. Такого и не могло быть: фляги солдат императора Наполеона были полны пресной воды, на каждом привале солдаты пили горячий кофе, а на длительном быстро готовили горячую пищу. Для французов заповедь маршала Сульта «Войсковая часть перед едой и после еды представляет две разные войсковые части» была незыблемой.
История не сохранила имени этого находчивого солдата, который так удачно послужил своим товарищам. Известно, что маршал Сент-Арно выдал ему премию в 100 франков, а колодцы были по приказу отрыты каждым подразделением французского контингента.{913}
Добавим для объективности к оценке Феем своих солдат и их оценку русскими. А так как лучшую, чем у генерала A.M. Зайончковского, найти трудно, потому и возьмем ее за основу.
«Оценивая вооруженные силы Франции, следует упомянуть, что армия ее славилась строгой исполнительностью и примерной дисциплиной, которая была основана на сознательном отношении к службе как офицеров, так и нижних чинов, считавших позором нарушать требования дисциплины. Всё обучение солдат с первых дней службы велось в этом духе.
Одушевленная сильным национальным духом, французская армия обладала и хорошими, и дурными сторонами своего народа. Она жаждала славы, деятельности и борьбы; будучи мужественной и отважной, она выказывала часто чудеса храбрости. Природная подвижность и выдающаяся интеллигентность отдельных лиц делали войска неутомимыми, выносливыми и способными переносить всякие лишения.
При развитом самолюбии, уверенности в себе и тщеславии французов в войсках проявлялось постоянно общее стремление к движению вперед. Каждый жаждал победы и никто не сомневался в успехе. Французский солдат был самостоятелен, ловок в бою, а на походе и биваке отличался умением применяться к обстановке и практичностью. Война была нормальным явлением для французской армии, и короткие промежутки мира не давали ей возможности усваивать сопряжение с ним пагубной привычки».{914}
Конечно, это только одна сторона медали. Другая была более грустной. Фей скромно умалчивает, что первыми пленными, захваченными русскими казаками на крымской земле, стали именно французские любители легкой наживы. И это было тоже в духе армии Франции. Пока одни занимались приготовлением пищи и разбивкой лагеря, другие, самые шустрые гавроши, шныряли по окрестностям в поисках чего-нибудь такого, что могло сделать скромный солдатский обед, ужин или завтрак более калорийным. Как правило, вблизи стоянок французских войск очень быстро прекращалось всякое кудахтанье, кряканье и хрюканье домашней живности. Актуальная до нашего времени солдатская аксиома «Если у тебя достаточно патронов, пропитание всегда добудешь» была для французской пехоты стилем жизни. Начальство знало об этом, но не всегда реагировало. Чаще командиры предпочитали делать вид, что ничего не происходит.
Эту хроническую любовь французской легкой пехоты к мародерству, ставшую легендарной, констатировали уже после Альминского сражения британские солдаты и офицеры. Очевидно, психология солдат и офицеров союзных войск не сильно отличалась от психологии банального колонизатора, ступившего на оккупированную землю, где всё, по их мнению, потенциально уже принадлежало им. Постепенно джентльмены превращались в конкистадоров. Вначале Раглан пытался сохранить лицо цивилизованного колонизатора. Объезжая ближе к вечеру расположение войск, он застал в одном из немногих уцелевших населенных пунктов небольшой деревне Тагили возмутившую его картину. Она была просто уникальной. Местные татары, увидев в составе союзного контингента турецких солдат, приняли их с радостью, как единоверцев. Но не тут-то было.
Местным аборигенам было не понятно, почему люди, принятые ими за единоверцев, не ведут себя с надлежащим почтением. Им было невдомек, что солдаты, одетые в стилизованную под восток униформу, это французские зуавы, которые, не обращая внимания на вопли мужчин и женщин, которых они просто разогнали, ударились в банальный разбой.
Ознакомительная версия.
