Ознакомительная версия.
Все это лично читал товарищ Сталин. Но насколько известно, никто не смог раздобыть для него текст директивы за №44142/41 по дезинформации противника, утвержденный в ставке фюрера 15 февраля 1941 г. и подписанный начальником штаба Верховного главнокомандования вооруженных сил Кейтелем. Там черным по белому было написано: «1. Несмотря на значительное ослабление приготовлений к операции “Морской лев”..., необходимо делать все возможное для тою, чтобы внутри вооруженных сил сохранил, впечатление, что подготовка к высадке в Англию ведется в совершенно новой форме и что подготовленные ранее для этой цели войска отводятся в тыл до определенного момента. Необходимо как можно дольше держать в заблуждении относительно действительных планов даже те войска, которые предназначены для действий непосредственно на Востоке. (...)
4. Чем больше будет скопление сил на Востоке, тем более необходимо делать все для того, чтобы поддерживать в общественном мнении неопределенность относительно наших планов. С этой целью Главное командование Сухопутных войск совместно с Управлением разведки и контрразведки Верховного главнокомандования вооруженных сил должно подготовить все необходимое для внезапного «оцепления» определенных районов на побережье проливов Ла-Манш и Па-де-Кале, и в Норвегии.
(Сигнал для начала действий — условное слово “Альбион".) При этом не столь важно провести оцепление полностью и вводить в действие крупные силы, сколько произвести сенсацию соответствующими мероприятиями. Проведением этой демонстрации, а также других мероприятий, как-то: установка технического имущества, которое неприятельская разведка может принять за неизвестные до сих пор «ракетные батареи», преследуется одна цель — создать видимость предстоящих «сюрпризов» против английского острова...»
«И все же, если оценивать операции немецкой разведки по дезинформированию нас весной 1941 г., то нужно сказать, что вклад абвера и службы безопасности (СД) был не таким уж значительным. Гораздо выигрышнее в этом деле выглядит специальное разведывательное бюро Риббентропа, то есть та часть разведывательного аппарата, которая замыкалась на МИД Германии, — считал П.А. Судоплатов. — Здесь немцы достигли значительно большего результата. Но зато немецкая военная разведка — абвер — эффективно действовала в приграничной и прифронтовой полосе, где развернулись в начале войны неудачные для нас сражения. Под видом дезертиров из германской армии к нам в приграничные районы почти беспрепятственно забрасывалась немецкая агентура. Чуть ли не косяком она шла в Западную Украину (...)
Весной и в начале июня 1941 г. абвер, следует признать, свою задачу по разведке прифронтовой полосы в целом выполнил. Он обладал данными, которые поставляли агенты-маршрутники и местное население. Немцы были осведомлены о расположении наших войск, о дислокации аэродромов, местонахождении нефтебаз благодаря хорошо налаженной работе аэрофоторазведки, радиослужб и визуальной разведки». При этом любопытно что никто в службе госбезопасности СССР серьезно не изучал реальное соотношение сил на советско-германской границе. Вот почему сила удара германской армии во многом оказалась неожиданной!
2 мая 1941 г. посол Германии в Москве Шуленбург доносил в МИД Германии:
«Я и высшие чиновники моего посольства постоянно боремся со слухами о неминуемом немецко-русском военном конфликте, так как ясно, что эти слухи создают препятствия для продолжающегося мирного развития германо-советских отношений. Пожалуйста, имейте в виду, что попытки опровергнуть эти слухи здесь, в Москве, остаются неэффективными поневоле, если эти слухи беспрепятственно поступают из Германии и если каждый пребывающий в Москву или проезжающий через Москву не только привозит эти слухи, но может даже подтвердить их ссылкой на факты».
Тем не менее в середине мая 1941 г. советская контрразведка зафиксировала факты подготовки германского посольства к отъезду. А в июне сам Шуленбург руководил уничтожением в посольстве в Москве всех секретных бумаг.
Не менее подозрительным было и поведение сотрудников германского консульства в Ленинграде. Днем они резали на мелкие части множество бумаг и документов, а по ночам жгли их в котельной, предварительно облив керосином. Жены сотрудников консульства в эти летние дни всячески торопили портных с выполнением работ или просто просили вернуть свой материал.
Только в советском посольстве в Берлине даже в субботний день 21 июня по-прежнему текла размеренная жизнь. Ничего важного в тот день для его сотрудников не происходило, если не считать, что представителям иностранной прессы бесконечно говорили о близком начале военных действий Германии против СССР и только поэтому некоторые из них не собирались в ближайшие дни покидать Берлин.
21 июня 1941 г. 1 18.27, незадолго до совещания, в кремлевский кабинет вождя вошел Молотов. Сталин тут же сказал:
— Нужно вызвать посла Шуленбурга и спросить о причине участившихся нарушений нашей границы германскими самолетами.
Дать указание Деканозову, чтобы он посетил имперского министра иностранных дел Риббентропа, которому необходимо заявить о нашем недовольстве появившимися слухами о приближении войны между Германией и Советским Союзом. В большей степени они основаны на том факте, что до сих пор со стороны Германии еще не было никакой реакции на сообщение ТАСС от 13 июня. Более того, оно даже не было опубликовано в Германии.
Следует подчеркнуть, что мы не в состоянии понять причин недовольства Гитлера!
***
В 19.05 в кабинет вошли Воронцов, Берия, Вознесенский, Маленков, Кузнецов, Тимошенко, Сафонов.
Военно-морской атташе в Германии капитан 1-го ранга М.А. Воронцов по вызову вождя прямо с поезда прибыл в Кремль. Его доклад Сталину продолжался примерно около часа.
Сталин до сих пор помнил его информацию от 6 мая: «Советско-подданный Бозер (еврей, бывший литовский подданный) сообщил (...), что со слов одного германского офицера из ставки Гитлера, немцы готовят к 14 мая вторжение в СССР через Финляндию, Прибалтику и Румынию. Одновременно намечены мощные налеты авиации на Москву и Ленинград и высадка парашютных десантов в приграничных центрах. Попытка выяснить первоисточник сведений и расширить эту информацию пока результатов не дала, т.к. Бозер от этого уклонился...»
Теперь он сам вызвал его, чтобы услышать из первых уст информацию, которая не давала покоя.
Воронцов рассказывал то, что происходило в Германии в действительности, с каждой фразой, с каждым новым примером или штрихом подтверждая все, что вождю было уже известно.
Внимательно выслушав доклад, он спросил напрямик:
— Товарищ Воронцов, как вы думаете, чем все это дело кончится?
— Товарищ Сталин, это война!
После ответа морского офицера, который, в конечном счете, убедил его в том, в чем не могли убедить различные ведомства и сотни тревожных документов, Сталин на время задумался и лишь потом обратился к наркому обороны:
— То, что говорит товарищ Воронцов заслуживает доверия. Нужно срочно принять все необходимые меры, чтобы фашисты не смогли нас застать врасплох. Это действительно война, которая возможно начнется завтра. Все дело во времени. Отправляйтесь в наркомат, вызовите сюда Буденного и Жукова, а также возьмите с собой все необходимые документы. Времени у вас товарищ Тимошенко очень и очень мало.
***
Примерно в это же время Поскребышев вызвал к себе управляющего делами СНК СССР Я.Е. Чадаева. Секретарь Сталина сидел у открытого окна и постоянно пил из стакана холодный нарзан. Вечер был жарким и душным. В приемной, несмотря на открытые окна, движение воздуха отсутствовало. (Здесь и далее по воспоминаниям Я.Е. Чадаева. — Авт.).
Когда Чадаев взял очередное решение правительства к исполнению и положил в папку, то не без хитрости поинтересовался:
— Что-нибудь есть важное?
— Предполагаю, да, — почти шепотом ответил Поскребышев. — «Хозяин» только что в возбужденном состоянии разговаривал с Тимошенко... Видимо, вот-вот ожидается... Ну, сами догадываетесь что... нападение немцев...
— На нас? — с удивлением спросил Чадаев. — А на кого же еще?
— Подумать только, что теперь начнется...
— А теперь, пожалуй, сбудется. Уж сегодня очень что-то забеспокоился «хозяин»: вызвал к себе Буденного и Жукова и только что разговаривал с Тюленевым. Спрашивал у него, что сделано для приведения в боевую готовность противовоздушной обороны...
Ровно в 20.50 в кабинет Сталина вошли маршалы Буденный и Тимошенко, а также генерал армии Жуков.
Совещание продолжалось. Информацию Воронцова подтверждали доклады из приграничных округов.
Маршал Советского Союза Буденный тогда записал в своем дневнике: «В 1941 г. 21 июня в 19 часов в кабинет И.В. Сталина были вызваны Тимошенко (нарком обороны), Жуков (начштаба РККА) и я (зам. наркома обороны по тылу). И.В. Сталин сообщил нам, что немцы, не объявляя войны, могут напасть на нас завтра, то есть 22 июня, а поэтому, что мы должны и можем предпринять сегодня же и до рассвета 22.06.41 г. Тимошенко заявил, что “если немцы нападут, то мы их разобьем на границе, а затем на их территории”. И.В. Сталин подумал и сказал: “Это несерьезно”, обратился ко мне и спросил: “А вы как думаете?” Я высказал свои мысли. Тогда И.В. Сталин сказал: “Ваши соображения правильные, и я беру на себя разговор по вопросу авиации с комвойсками округов, а наркому и штабу дать указания округам. Вы знаете, что у нас сейчас делается на границе?” Я ответил, что нет, не знаю. “А почему вы не знаете?” Я ответил, что ведаю тылом армии, а оперативными вопросами, вооружением ведает нарком и штаб, меня до этой работы не допускают. “Это глупо, почему вы не сказали раньше?” Я ответил: “Полагал, что такая установка дана свыше”. Оказывается, нарком обороны делает оборонительную линию по всей новой (после 1939 г.) границе и вывез все вооружение из бывших укрепленных районов по границе... После этого обмена мнениями Сталин “попросил собрать Политбюро. На нем Сталин предложил образовать особый фронт, подчинив его непосредственно Ставке, и назначить Буденного командующим фронтом, а членом Военного Совета фронта т. Маленкова Г.М.
Ознакомительная версия.
