Еще один день на войне. Свидетельства ефрейтора вермахта о боях на Восточном фронте. 1941–1942 - Хайнц Килер

Мужиново, 2 сентября

Скоро полночь. Я сижу на школьной скамье в большой комнате. С деревянных стен свисают обрывки обоев. Почти все окна разбиты. Мы вставили несколько стекол. Моя маленькая карбидная лампа освещает темное помещение тусклым светом. Где-то в углу скребется мышь. Один раненый стонет, другой бредит, потом вдруг выкрикивает мое имя, но, когда я подхожу, он вновь закрывает глаза, и дыхание его становится ровным и глубоким.

Моим тяжелораненым нужен прежде всего сон, и каждый час сна для них на вес золота.

3 сентября

Вечером к нам поступил обер-фельдфебель со сквозным ранением правой голени. Подозрение на газовую гангрену. Есть надежда, что ногу удастся-таки спасти, и это, безусловно, обрадует всех нас, а в особенности самого раненого, который еще так молод. Завтра наш хирург доктор Нико решит (с Божьей помощью), сможет ли Кристель Йонес сохранить свою ногу.

4 сентября

Да, надежда еще есть, но пока очень слабая. Сегодня, осмотрев ногу Кристеля, Нико сокрушенно покачал головой. Он не любит ампутировать и всеми средствами старается избегать этого, чтобы по возможности никого не калечить. У него еще есть время до завтра, но только до завтра, потому что речь ведь идет не только о ноге – речь идет о жизни обер-фельдфебеля.

5 сентября

Когда утром Кристеля привезли в операционную, мне показалось, что тот уже готов к неизбежному. Альберт, сразу как только разбудил меня, сообщил, что гангрена у обер-фельдфебеля уже добралась до колена. У меня сжалось сердце, когда Нико все-таки отпилил бедняге правую ногу выше колена. После него мы на тот же стол уложили Альберта. Он тоже лишился ноги, которую пришлось ампутировать почти по самое бедро. Кристель первым очнулся от наркоза. Раненый взял меня за руку и прижал ее к груди. «Теперь я совсем один. Побудь со мной», – сказал он, но вскоре снова заснул. Между тем очнулся Альберт. Он не кричал, как обычно, и не плакал. Он лишь тихо, но мучительно грустно пробормотал: «Моя нога, пропала моя прекрасная нога»…

10 сентября

Что принесет следующий день? Для Рихарда, возможно, смерть. 7-го он был тяжело ранен во время разведоперации. 8-го его привезли к нам. Подозрение на газовую гангрену? Да. К сожалению. Должна помочь сыворотка, обязательно должна! Нико делает надрез в ноге, помещает туда дренаж. В ранах есть воздух. Это смертельный враг газовой бациллы. Много воздуха. И особенно много антител самого организма, естественного, телесного сопротивления этой бацилле, разрывающей мышечные волокна.

9-го, в решающий день, мы снова переносим Рихарда на операционный стол, удаляем повязку. Ночью Рихард вел себя неспокойно, мучился от боли. У него поднялась температура. Пульс – 120 ударов в минуту. Я молю про себя, чтобы все обошлось. Но ведь пахло гнилой плотью! О, мне хорошо знаком этот запах с прошлого воскресенья, когда пришлось пожертвовать своими ногами Альберту и Кристелю. Этот запах напоминает горелую кожу. Какое лицо будет у доктора Нико? Вот что важнее всего. «Тихо! Глуши мотор!» И все замолкают. Нога раненого оголена, на ней зияют мясом гноящиеся раны. Наступает решающий момент. Нико берет пинцет, щелкает, как будто хочет извлечь из него какой-то определенный звук. Голень еще мягкая. Это хорошо. Но вот выше колена… там плоть уже не реагирует, там она жесткая, там уже гангрена, там сидит бацилла. Теперь уже ничто не поможет. Ногу необходимо ампутировать, ведь речь уже идет о спасении жизни. Нужно резать… Иначе завтра гангрена проникнет в бедро…

11 сентября

Осмотрев Рихарда, доктор Нико замечает, что гангрена проникла дальше. Значит, придется снова ампутировать. Выше тазобедренного сустава кожа срезается. Новое переливание крови, порция физраствора, декстроза, кардиазол и простигмин. Потом еще десять кубиков камфоры. Рихард лежит как труп. Пульса почти нет. Выдержит ли он все это? Многие уже не верят. Но Нико все еще надеется…

Рихард держится целый день, потом ночь. Спокойно, мужественно терпит он эти муки, лежа на жестком соломенном матрасе.

Утром опять перевязка. У него снова поднялась температура. Рихард жалуется на боли. Это не к добру. Нико снова придется срезать кожу, а затем и мясо. Странное явление: гангрена проникла не только в мышцы, но и в кожу, которая местами почернела и пахнет гнилыми тряпками. Если завтра гангрена не остановится, у Нико больше не останется выбора. Я сижу. Не спится. Завтра Рихарду, возможно, сделают уже четвертое переливание крови. На борьбу со смертью доктор Нико бросил все силы. Вот если бы организм раненого тоже включился в эту борьбу и помог ему… Да, если бы… Все теперь в руках Божьих.

12 сентября

От ноги остался лишь короткий обрубок. Вот и все. Рихард потом еще долго лежал под наркозом. А когда очнулся, до него не сразу дошло, что правой ноги больше нет. Я осторожно склоняюсь над ним. Сначала он никак не реагирует, но потом лицо его краснеет, он запрокидывает голову и плачет. Зато теперь он, наверное, спасен. Нога ампутирована. Миновала ли опасность? Удалось ли победить гангрену? Сможет ли?.. Хватит! Наутро все будет ясно. Я снова просыпаюсь. И ноздри щекочет все тот же запах гнили…

13 сентября

Два черных дня. Я бы с радостью вычеркнул их из своей жизни. У меня самого как будто ноги отнялись. Ложусь в постель. Но заснуть почти невозможно. Со всех сторон на меня давит смерть. Боли, которые испытывают раненые, – это и мои боли. Их заботы и переживания о своих матерях, женах и детях – это и мои заботы. Просто ужасно.

Что будет завтра? Завтра? Завтра? Ах, если бы не грядущий день, если бы все происходящее было лишь сном, если бы я мог просто спать, спать, спать вечно и никогда не жить и не страдать…

Жизнь все-таки немилосердна и несправедлива. Почему негодяи и преступники как ни в чем не бывало ходят по свету и мешают жить нормальным, хорошим людям? К чему такая несправедливость?

Все это ложится на нас тяжким, невыносимым бременем. Мы чувствуем себя едва ли не преступниками из-за того, что в таких обстоятельствах не проявляем себя более человечно, гуманно. Где же христианство, если все люди против войны, но при этом они воюют между