Несколько минут он выжидал наиболее подходящего момента, стремясь показать Козубу чистую работу. Но вот в сторону фронта прошла шестиорудийная зенитная батарея, и на шоссе наконец стало пусто.
– Вперед! – приказал Лажевский.
Из кустов выскочили на асфальт четыре мотоцикла и парами разъехались в разные стороны. Прежде чем они исчезли из виду, из леса выползли все три ваших танка, переваливаясь, преодолели вырубку, перебрались через кювет и вышли на шоссе.
Справа раздалась пулеметная очередь, вторая, третья. Вдалеке взметнулось пламя подожженной автомашины, но последние мотоциклы разведчиков уже пересекали асфальт. Едва машины исчезли в лесу на противоположной стороне шоссе, как Лажевский замигал сигнальным фонарем, созывая мотоциклы прикрытия.
Обе пары подлетели почти одновременно и скрылись в темноте между деревьями.
Единственным свидетелем броска польских разведчиков через шоссе остался на дороге догорающий остов автомашины, вокруг которой, словно ночные мотыли, кружились черные силуэты немецких солдат.
Разведывать переправы можно тихо, тайком, а можно и с шумом.
В первом случае нужно незаметно подползти, всматриваться и терпеливо вслушиваться, пока не шевельнется часовой, не звякнет металл в окопе, не подойдет колонна из-за реки или канала, демаскируя охрану.
Второй способ – это молниеносный налет, с тем чтобы вызвать огонь со стороны охранения и мгновенно исчезнуть.
Поскольку поручник Козуб о способах разведки переправы ничего не сказал, Лажевский предпочел быстрые действия. Они оказались даже более быстрыми, чем можно было предполагать, поскольку, выходя из-под огня пулеметов и мчась вдоль насыпи, разведчики неожиданно напоролись на охрану второго моста.
Возвращаться пришлось вчетвером на одном мотоцикле. Оглушенные стрельбой, ослепленные огнем и угнетенные потерей, они едва не сбились с дороги и только в последний момент заметили притаившегося в кустах связного; притормозили, и тот, вскочив на ходу сзади в коляску, показал рукой направление.
– Наши дворец захватили, пан подхорунжий! Похоже, генеральский! – кричал он Лажевскому в самое ухо. – Без единого выстрела… Налево и прямо! – показал он водителю. – Давай в ворота!
Лязгнув амортизаторами, мотоцикл перескочил через бетонный порожек, и Даниель увидел густой лесопарк в лунном свете, а в глубине, в конце широкой аллеи, не дворец, а, скорее, современную громадную виллу с прилегающим к ней гаражом и флигелем для прислуги. Возле строений, похожие на густо разросшиеся кусты, неподвижно застыли танки, а рядом прохаживались часовые. Несколько дальше, укрывшись за толстыми стволами деревьев, притаились со своими пулеметами разведчики.
Подхорунжий на ходу спрыгнул с мотоцикла перед фасадом здания и взбежал по ступенькам.
За двойными дверьми в просторном зале, увешанном звериными шкурами и рогами, ярко горели керосиновые лампы, отражая желтый свет в громадном зеркале напротив двери.
На диване, между увешанными оружием колоннами, которые подпирали внутреннюю лестницу, восседали Козуб. Кос и Вихура. На ковре перед ними лежали четыре трофейных автомата, запасные диски и куча гранат.
Чуть в стороне с автоматом на коленях сидел на стуле Густлик и охранял пленных, поставленных лицом к стене: четырех солдат, какого-то пожилого гражданского толстяка в спортивном костюме и двух женщин. Подхорунжий, скользнув по ним взглядом, вытянулся по стойке «смирно» перед поручником, но тот придвинул ему стул:
– Садись и пей. – Он протянул ему на ладони чашку, просвечивающую на свету.
Лажевский, понюхав напиток, расцвел:
– Кофе, натуральный кофе.
– А ты как думал? У нее все есть. – Кос указал на одну из стоящих у стены.
Это была высокая полная женщина в сером, хорошо сшитом костюме, с тщательно уложенной прической.
– По какому? – спросил Козуб, переводя разговор на главную тему.
– Не знаю. Возле меньшего – дзоты, и на противоположном берегу установлена противотанковая пушка, а к бетонному и вовсе подступиться нельзя. – Он на минуту умолк и поднял голову. – Я потерял мотоцикл, бойца и этого… – Он одним глотком допил остатки кофе и, отставив чашку, вытащил из-за голенища обломок кнута. – Потерял проводника.
Козуб стиснул в кулак лежащую на колене руку, потом медленно ее разжал, но ничего не сказал. Есть люди, которые никогда не расстраиваются из-за разбитого стакана, не размышляют над тем, что было бы, если бы не случилось то, что случилось.
– Если внезапно выскочить из темноты, ошеломить охрану снарядом, то можно, пожалуй, рискнуть. Мы готовы попробовать, – предложил Кос.
– Нет. – Поручник покачал головой и упрямо повторил то же, что и на привале: – В Крейцбурге мне нужны все танки.
С минуту все молчали.
– Выше головы не прыгнешь, – философски заметил Франек Вихура и сморщил курносый нос.
– Может, брод какой… – проговорил Густлик. – У нас около Устроня, на Висле…
И тут же в изумлении умолк, так как у стены раздался вдруг высокий резкий взвизг. Елень не сразу сообразил, что звук этот издает та из женщин, стоящих у стены, что была пониже ростом. Он изобразил на лице грозную мину, встал со стула, не зная, однако, что же предпринять. Но прежде чем он успел что-либо сказать, девушка с круглой мордашкой, усыпанной веснушками, обернулась так стремительно, что подпрыгнули вверх две длинные ее косы, и закричала:
– Ты из Устроня?!
– Из Устроня.
– А я из Конякова, из-за перевала! – Она обняла его за шею, смеясь и плача одновременно.
– Что ж ты мне раньше-то не сказала? – сердито буркнул Густлик.
Она отпустила его, отступила на шаг и зло сказала:
– Как же я могла что-нибудь сказать, если ты сразу автомат наставил? Глотку на меня драл, – пожаловалась она, обращаясь к Козубу.
– К стене поставил вместе с этой генеральской ведьмой…
От слез не осталось и следа. Щеки ее разрумянились, а маленькие ладошки уперлись в бока. Девушка отвернула ногой угол ковра и, указав на металлическое кольцо, вделанное под ним в пол, приказала удивленному Густлику:
– Открывай. Тяни сильнее!
Елень не без труда поднял плиту, укрепленную на петлях, и, увидев ступени, соскользнул вниз. Повернув колесо, открывающее запоры, он толкнул массивную дверь, ведущую в небольшое убежище, и, подняв над головой сигнальный фонарь, увидел по бокам две кровати.
– Убежище, как для штаба, – доложил он, поднявшись наверх.
– Все для этой ведьмы. На фронт детей и стариков гонят, а при ней караульные как быки…
Не переставая тараторить, девушка подбежала к стене, рывком повернула первого с краю немца и, указывая на открытое убежище, скомандовала:
– Лезь! Лезь, ну!
Одного за другим она всех затолкала внутрь, помогла последнему коленом и захлопнула дверь. Маленькими, но сильными руками завернула колесо, управляющее замками, а затем, схватив стоящий у порога лом, вставила его внутрь, чтобы нельзя было открыть изнутри.
Лажевский, Кос и Вихура встали со своих мест и вместе с Густликом в молчаливом изумлении наблюдали за стремительными действиями девушки. Взбежав по лестнице наверх, она перекрестилась и, поднявшись на носки, поцеловала Янека.
– Дала я себе слово, что расцелую первого польского солдата…
Она снова приподнялась, чмокнула подхорунжего, а заодно и Вихуру, который раскинул ей навстречу объятия.
– Гонораткой меня зовут… Первого польского солдата поцелую, пусть он будет даже…
Она остановилась перед Густликом, поскольку гвардейский рост парня не сулил успеха ее намерениям без помощи со стороны самого атакуемого.
– Пусть он будет даже большевиком… – закончила она.
– Какие же мы большевики?! – изумился Елень и подставил ей щеку.
– С востока пришли, – значит, большевики, – убежденно проговорила Гонората, поцеловала Густлика и сделала несколько шагов в направлении сидевшего на диване Козуба. – Да мне что, – махнула она рукой, – пусть и большевики, все равно поляки.
Она сделала изящный реверанс, присела на диван, одергивая на коленях белый фартучек, и продолжала, понизив голос, словно опасаясь, что кто-нибудь ее подслушает:
– Панове солдаты, есть такой мост, который никто не караулит…
– Где? – Выражение лица поручника смягчилось. – Хороший мост? Крепкий?
– Крепкий, старый. – Она подтолкнула Козуба локтем в бок и засмеялась, словно удачной шутке. – Раньше умели делать… Это такой мост… – Не зная, как объяснить, она махала вытянутой рукой у самого носа командира отряда.
– Разводной, – подсказал Янек.
– Наверно, он вот так поднимается и опускается. Ему уже сто, а может, и двести лет. Из железа сделан.
– Панна Гоноратка нам покажет? – спросил Густлик.
– Покажу… Но чтобы вы потом отвезли меня обратно. В гараже стоит автомобиль генерала, можно его взять.
– Может, и правда взять? – предложил Франек. – Потом презентуем нашему командиру…
