Из гущи ивовых кустов выскочила собака, зарычала и помчалась в сторону моста, то появляясь в лунном свете, то исчезая в тени.
– Собака. – Солдат стал нерешительно поднимать автомат.
– Оставь, – удержал его второй. – Это же немецкая собака.
Он тоже встал, и теперь они оба всматривались в сторону моста, отыскивая овчарку, которая исчезла где-то из виду.
– А где же ее проводник?
Из-за угла домика бесшумно выскользнули две фигуры и одним прыжком подскочили к немцам. Один из них успел еще повернуть голову и вскинуть автомат, но оба тут же как подкошенные рухнули под ударами Густлика и Янека.
Кос сразу же побежал к мосту, а Елень, подняв обоих вместе, взобрался на насыпь и по мокрой от росы траве спустил их в канал.
Плеск воды заглушился нарастающим рокотом самолетов. С противоположного берега, со стороны позиций зенитной батареи, донесся прерывистый вой сирены: тревога.
Елень подбежал к Косу, возившемуся с громадной лебедкой.
– Не идет.
– Подожди, дай посмотрю.
Густлик наклонился к шестерням, внимательно их осмотрел и обнаружил лом, всунутый между двумя зубьями.
– Крути назад… Еще чуть.
Поворот колеса ослабил шестерни, Густлик выдернул лом и скомандовал:
– Вперед!
На этот раз лебедка пошла хотя и со скрипом, по без особого труда. Крылья моста дрогнули, начав опускаться, и как раз вовремя – гул танков слышался все ближе и все громче рокотали самолеты.
Тяжелый танк с развернутой назад пушкой подошел ко рву, сбавил скорость у края, чтобы постепенно перенести центр тяжести и сползти вниз. Потом плавно, но решительно дал полный газ. Стальная махина вздыбилась; оседая, смяла скат и наконец выползла на луг. Вслед за ней
– сразу вторая.
На первой машине загудели электромоторы, и пока танк мчался к мосту, его пушка заскользила вперед.
За каналом грохнул первый залп зенитной батареи. Несколькими секундами позже засвистели бомбы с невидимых самолетов.
К контрэскарпу, разрушенному двумя тяжелыми танками, подошел «Рыжий», медленно съехал на дно рва и еще медленнее стал карабкаться наверх – на длинном канате он тянул за собой мотоциклы, которые без этой помощи увязли бы в песке, перемешанном с грязью.
Рядом с мотоциклами, придерживая их, бежали бойцы. Выбираясь изо рва, каждый сразу же разрезал ножом веревку, которой был привязан к основному канату, вскакивал в седло и, включив газ, на бешеном вираже справа или слева объезжал «Рыжего», чтобы скорее вскочить на мост и догнать передние танки.
На противоположном берегу уже рвались бомбы и все торопливее били зенитки. Тяжелые танки взобрались на насыпь канала, приостановились и, опустив стволы пушек, с расстояния не больше двухсот метров открыли огонь по освещенным собственными вспышками немецким орудиям.
«Рыжего» обошли уже последние мотоциклы, но танк снова притормозил у въезда на мост, чтобы забрать членов своего экипажа. Первым Шарик, а за ним Кос и Густлик на ходу вскочили на борт.
Через двадцать секунд после первого залпа тяжелых танков раздался второй. Въехав на насыпь, Кос увидел в перископ, как разрывы 122-миллиметровых снарядов расшвыривают зенитную батарею, подбрасывая высоко вверх обломки стали. Крупнокалиберные башенные пулеметы и не меньше пятнадцати ручных пулеметов одновременно косили орудийную прислугу.
– Умный малый этот Испанец, знает дело! – крикнул Густлик, пролезая в башню.
Янек подал ему собаку и, словно капитан подводного корабля, спустился последним. Он на секунду еще задержался, чтобы осмотреться вокруг. На огневой позиции батареи, остававшейся справа сзади, ярким пламенем пылали шины разбитых орудий. Группа бомбардировщиков, поддержавших переправу разведотряда, сбросила часть своего груза на город, видневшийся впереди, очевидно Крейцбург, – и обширный пожар все ярче освещал дорогу; по ней, увеличивая скорость, мчались танки в окружении мотоциклов.
Кос захлопнул люк и надел шлем как раз вовремя, чтобы услышать голос Козуба:
– Проверка связи. Доложите, как слышите.
– Второй тяжелый, – услышал Янек.
– «Рыжий». Вас слышу, – доложил он, нажав переключатель.
– Магнето. Вас слышу, – запоздав на секунду, отозвался Лажевский.
Прошло несколько минут, заполненных только ревом моторов и писком морзянки. Кос припал к перископу. Он чувствовал, что его охватывает тот жуткий восторг, который знаком всем идущим в атаку. Машины все увеличивали скорость, и Янек, вжимаясь спиной в броню, чувствовал, как земля вздрагивает и колышется под гусеницами. Он знал, что у «Рыжего» есть еще запас скорости, который позволит ему вырваться вперед, и с нетерпением ждал приказа. Наконец он услышал несколько изменившийся, более торжественный, чем всегда, голос командира отряда:
– Прямо по курсу объект атаки. Задача прежняя. Вперед!
– Григорий, газ!
Кос увидел в перископ, как рванулись вперед несколько мотоциклов и помчались в стороны, чтобы зайти с флангов и с тыла. Танки, выйдя на поле перед городом, выстроились в клин. Передние мотоциклы ворвались уже в редко застроенную улицу, в конце которой отблески приближающегося пожара метались по завалам и ржавым крышам сторожевых башен. За ними темнели стена и возвышавшиеся над ней заводские корпуса с трубой, густо дымившей рыжим дымом.
– Прямо, на башне, пулемет, – указал Янек.
– Вижу, – отозвался Густлик, припадая к прицелу.
Башня в перископе все вырастала.
– Сбавь скорость… еще… стой! – приказал Кос.
Они стояли всего какую-нибудь секунду, но она показалась им вечностью. Немецкий часовой высунулся из-за стены, чтобы посмотреть, что за мотоциклы мчатся по улицам города.
И тут с башни командирского танка взметнулась ракета. Кос скорее почувствовал это, чем увидел, и еще прежде, чем она вспыхнула зеленой звездой, скомандовал:
– Огонь!
Пулемет Еленя, спаренный с пушкой, короткой очередью скосил темный силуэт, швырнув его за стену на проволоку.
– Вперед!
Со всех сторон уже трещали пулеметы с танков и мотоциклов. Кос увидел голубые огоньки, высекаемые пулями из колючей проволоки, через которую был пропущен ток высокого напряжения, услышал завывшую внутри лагеря сирену. Пулеметная очередь угодила в бочку с горючим – вверх громадным факелом взметнулось пламя.
– Правее… еще!
Из-за угла одноэтажного здания танк выскочил прямо к воротам. На стальных опорах, словно паук на длинных лапах, нависала большая деревянная сторожевая вышка. Под брюхом этого паука ослепительно вспыхнули диски прожекторов. Не ожидая команды, Густлик полоснул по ним длинной очередью. Вихура из нижнего пулемета скосил часового, убегавшего от зарешеченных ворот.
– Проволочное заграждение, – доложил Саакашвили.
– Дави, – приказал Янек.
«Рыжий» без труда расшвырял и подмял обвитые колючей проволокой рогатки.
– Правую опору тарань!
Елень отвел пушку влево. С разгона ударили лобовой броней по металлической балке. С грохотом и треском рухнули ворота. Танк въехал на широкий плац, замкнутый в полукруг угрюмых бараков.
– Пехота справа, – предостерег Кос, увидев выбегающих из караульного помещения солдат.
Танк резко затормозил, высекая искры из мостовой, но прежде, чем успел развернуться, из тени от барака двинулась толпа. Эсэсовцы на бегу стреляли в нее из автоматов. Кто-то вскрикнул, рухнул на землю, но остальные уже настигли эсэсовцев и стали избивать их стальными прутьями, вырванными из нар досками, деревянными башмаками.
Вслед за «Рыжим» въехали тяжелые танки. Мотоциклы рассыпались веером во все стороны, чтобы занять оборону.
Толпа узников оставила за собой несколько бесформенных фигур, скрюченных в неестественных позах. На обломке древка над ней взметнулось знамя. Утомленные боем с эсэсовцами, заключенные тяжело бежали навстречу танкам; подсаживая друг друга, неуклюже карабкались по гусеницам на броню. Словно слепцы, ощупывали крышки люков, с протянутыми руками тянулись к Густлику и Косу, высунувшимся наружу, – арестантские робы, костлявые руки и обтянутые кожей черепа, огромные тоскливые глаза и дрожащие растопыренные пальцы. Все они были на одно лицо – полутрупы. Они не смели, не решались обнять своих избавителей. И лишь с огромным усилием выкрикивали слабыми голосами:
– Ля либерте!.. Свобода… Камераден… Эвива!.. Товарищи…
– Осторожнее, Густлик, – предостерег Кос.
Он бережно обнял ближайшего, прижал к себе, не вытирая слез, градом катившихся по щекам.
Последняя декада апреля 1945 года началась обстрелом Берлина советской артиллерией. Не какие-либо специальные дальнобойные орудия, а самые простые стопятидесятидвух– и стодвадцатидвухмиллиметровые пушки били по центру гитлеровской столицы. Двадцать первого, в субботу, несколько пятидесятикилограммовых снарядов попало в Бранденбургские ворота, пробило крышу рейхстага и взорвалось внутри рейхсканцелярии.
