Ознакомительная версия.
В. Я. произвёл перестройку дачи, сделал её более удобной для проживания, отделал второй этаж с лестницей в задней части дачи. Поставил рубленую сторожку для охраны в зимнее время года. В. Я. был неисправимым грибником. В свободное от работы время он брал корзину, направлялся в лес, бродил там часами, возвращался с полной корзиной, демонстрируя соседям наиболее зрелищные экземпляры. В. Я. много работал, участвовал в концертной деятельности и, естественно, зарабатывал приличные деньги. В конце сороковых годов прошла очередная идеологическая кампания под предлогом борьбы с концертным «рвачеством». В неё среди других попали наиболее популярные исполнители В. Я. Хенкин и оперный певец И. Козловский. По этому поводу появился ряд публикаций в прессе. Козловский был уникальным певцом и, как мне казалось, на эти выпады особого внимания не обращал. В. Я. Хенкин же переживал, считая их несправедливыми. Помню разговор с В. Я. в электричке, когда он эмоционально вопрошал: «Я – колхозник, почему я не имею права после работы честным трудом зарабатывать деньги?» После смерти В. Я. в 1953 г. его супруга передала права на дачу семье доктора биологических наук В. Красильникова.
Правление ДСК «Работники искусств»
Правление ДСК являлось органом управления кооператива в период между общими собраниями членов ДСК и решало важнейшие вопросы жизни кооператива. Правление ДСК избиралось на два года. Я уже упоминал, что первым председателем правления был К. И. Алиев. Затем следовало несколько составов правления как в довоенные годы, так и во время войны и после неё. Назову лишь тех председателей правления, которые запомнились и которых хорошо знал. Длительное время в послевоенные годы председателем правления был наш сосед И. С. Зубцов. Затем его сменил полковник в отставке, бывший сотрудник Управления кадров Минобороны Иван Яковлевич Румянцев. Запомнился бывший директор завода Зиновий Моисеевич Лазарь. В 1971 г. председателем правления ДСК был избран Георгий Максимович Белогуров, полковник пограничных войск, активный участник войны, работавший тогда в системе погрануправления. Чем конкретно приходилось заниматься правлению ДСК? Согласно уставу, прежде всего приёмом и исключением членов ДСК, распределением дачных помещений, управлением дачным хозяйством, отчётами о хозяйственной деятельности и, что греха таить, разрешением конфликтных ситуаций. Я проработал на общественных началах в правлении ДСК, начиная с 1973 г., 16 лет, из них 13 лет был председателем строительной комиссии. Моими партнёрами по правлению были доктор экономических наук Викентий Николаевич Сергиевский, архитектор Леонид Александрович Муромцев, химик Марина Сергеевна Ульянова, инженер Виталий Борисович Куров. Бухгалтером кооператива работала Евгения Ивановна Горбунова.
Хочу рассказать о некоторых общественно значимых делах, которыми занималось правление ДСК и участником или свидетелем которых мне привелось быть. Чем руководствовалось правление при решении тех или иных вопросов? Прежде всего законом. Это и гражданский кодекс и, конечно, устав ДСК. Принимались во внимание запросы и нужды людей. Безусловно, старались работать по справедливости. Но иногда вносились предложения, которые казались их инициаторам легко реализуемыми, но которые при внимательном рассмотрении противоречили нормам закона или интересам кооперативного сообщества. Я осознаю, что, повествуя о давно прошедших делах, можно вольно или невольно скатиться на предвзятый тон изложения. Так вот, заявляю, что я не хочу никого не обвинять, не оправдывать, а веду свой рассказ только для того, чтобы показать, какие непростые задачи приходилось решать правлению ДСК.
Первое дело было связано со сгоревшим домом отдыха театра Сатиры. На следующий день после случившегося правление ДСК информировало милицию, был, наверное, составлен протокол, но регулярные наезды коменданта ДСК в Правдинский о/м результата не давало.
У меня нет сведений о ходе расследования по данному случаю, но, имея солидный опыт общения с этим о/м, могу предположить, что сначала (полгода-год) ответом служило стандартное: новых данных нет, а затем заявление кого-то из начальников: «Что вы так волнуетесь из-за сгоревшего сарая (т. е. здания д/о), таких сараев у нас по району знаете сколько горит?» Я это к тому, что поджигателей не нашли, но следует иметь в виду, что доказать причастность к пожару каких-либо бомжей или мигрирующих зэков было бы чрезвычайно трудно.
О судьбе сгоревшего д/о сообщили в дирекцию театра Сатиры. Прежнее здание д/о строили при директоре А. Я. Никитине. Новые руководители театра вынуждены были отвечать на внезапно возникшие вопросы: нужен ли вообще этот д/о театру и коллективу? Как отнесётся к этому управление культуры и первый секретарь горкома? Ответа от театра долго не было, а необходимо было иметь официальное мнение от театра как важнейшего кооперативного собственника земельного участка. Наконец во второй половине шестидесятых годов стало известно, что театр Сатиры отказывается от нового строительства и дальнейшей эксплуатации земельного участка. Сложилась беспрецедентная ситуация: с одной стороны, бывший участок театра Сатиры входил в генеральный план ДСК, с другой стороны, театр Сатиры был государственным учреждением, подчинённым по крайней мере городским властям. Наконец, с третьей стороны, земельными угодьями в Московской области распоряжался Мособлисполком. Этим всем я хочу сказать, что освобождающийся участок не был в прямой компетенции ДСК, и поэтому правление не могло свободно использовать его для распределения среди нуждающихся членов ДСК. Вместе с тем власти отдавали себе отчёт в том, что голосовать за приём или отказ в приёме будут члены ДСК и предсказать исход голосования довольно трудно. При таком раскладе дела власти действовали по известной русской поговорке: чтобы были сыты волки, но и овцы целы. Была предложена кандидатура Георгия Леонидовича Котова. Г. Л. Котов был многим известен, он являлся в те годы начальником Управления внешних связей Государственного комитета по науке и технике. Через это управление, а значит, и с согласия Г. Л., получали разрешение на выезд за границу не только деятели науки, но и представители сферы искусства и культуры вообще. Выяснилось, что кандидатуру Г. Л. поддерживают на разных ступенях власти, включая районное звено. Сведения о предложенной кандидатуре быстро распространялись по ДСК. Началось низовое обсуждение. Вспомнили, что ещё несколько лет назад предлагалось отдать участки на бывшей территории д/о активным участникам войны, офицерам Министерства обороны. Но тогда некоторые члены ДСК, включая Г. И. Гояна, возражали, утверждая, что участки должны распределяться среди деятелей искусств или передаваться нуждающимся членам ДСК. Узнав о предложенной кандидатуре, некоторые члены ДСК восприняли свершившееся как руководство к действию. Они собирали все необходимые для этого документы, но им была необходима поддержка правления ДСК. В этой ситуации правлению нужно было сохранить нейтральный статус, и председатель правления санкции не давал. Заручившись поддержкой председателя ревизионной комиссии, член ДСК Г. И. Миценко поехала в Мособлисполком и, предъявив на приёме свои документы, включая планы дома и участка, где проживала, доказала, что, проживая на четвертушке дачного строения с полоской участка (полученные после развода родителей), имеет право на улучшение жилищных условий. Мособлисполком принял её доводы во внимание. Так сложился дуэт: Г. Л. Котова и Г. И. Миценко. Но было ещё одно обстоятельство, тормозившее принятие решения по выдвинутым кандидатурам. В эти годы районное БТИ стало работать активнее, и оно предъявило кооперативу целый ряд претензий, связанных с перестройками отдельных дач и возведением незаконных с их точки зрения строений. Всё это легло в мою папку, и я стал усиленно собирать материалы, чтобы предупредить довольно опасные санкции против ДСК. Я регулярно ездил в Пушкинское управление архитектуры и сумел доказать, что примерно у десятка членов ДСК отступлений от утверждённого проекта не было. Однако сохранялись разногласия ещё по значительному числу строений членов ДСК, и необходимо было принимать меры по снятию штриховок. Я в контактах с сотрудниками, ведущими в Пушкине наше дело, сохранял ровные, нормальные и, я бы сказал, добрые дружеские отношения. Но вот незадолго до описываемых мной событий председатель правления Г. М. Белогуров сказал мне: «Что-то они тянут с нашими делами. Пожалуй, я поеду с тобой, чтобы ускорить». Я знал Г. М. как ветерана, как человека, принявшего бой с немцами на пограничной заставе 22 июня 1941 г. и отступавшего затем вместе с нашими войсками, прошедшего всю войну, человека рассудительного и хладнокровного. Он надел свою чекистскую форму, повесил регалии, и мы поехали.
Сначала разговор в Пушкино шёл в умеренных тонах, но общего языка находить не удавалось, это возбуждало Г. М., и он начал повышать голос, закончив обвинениями в необъективности и бюрократизме. Он вошёл в раж, покраснел, и я его долго потом успокаивал.
Ознакомительная версия.
