Ознакомительная версия.
Теперь я хочу рассказать о деле, которым занималось правление и которое возникло в связи с перераспределением членства в даче номер один по ул. Станиславского. Большой дом на этом участке заложил оперный бас Поляев, работавший то ли в Большом театре, то ли в театре Станиславского-Немировича. Было это в самом конце войны или сразу по окончании войны. Строительство шло ни шатко, ни валко, денег на это у Поляева не хватало, и чтобы сохранить складированный стройматериал, он поселил в своём недострое железнодорожного рабочего по фамилии Пушкин с женой и дочерью. Днём рабочий старался промышлять по найму, а дочь его вскоре после войны принесла ребёночка. Семья рабочего нищенствовала, и что это такое, я увидел воочию, когда приходил в дом к Поляеву. Финансовый крах у Поляева в конце концов наступил, семья рабочего своё временное местожительство покинула, а пай и права на участок и дачу перешли к руководителю оркестра и известному музыканту Леониду Григорьевичу Пятигорскому. Л. Г. рьяно взялся за дело, достроил дом, провёл отделочные работы. Как музыкант и педагог он стал обучать некоторых соседских детей музыке и в этом преуспел. Я был мало знаком с Л. Г., но соседи подчёркивали его высокие человеческие качества. Надо сказать, что жил он не один, а вместе с женой, как говорили, когда-то успешно практиковавшей балериной. Но вот он начал болеть, у него обнаружили диабет, который прогрессировал, – во второй половине шестидесятых годов у него отняли ступню. После его смерти права на дачу по наследству перешли его супруге. Но что поразительно: прожив на даче вместе с мужем столько лет, она ничему у него не научилась. Дачное хозяйство для неё было каким-то потусторонним явлением, она просто растерялась от навалившихся забот, связанных с необходимостью поддержания элементарного порядка на даче. Конечно, соседи ей помогали, но надо было учиться брать ответственность и на себя. Она обратилась к родственникам. Был у неё двоюродный брат, который в прошлые годы работал в органах и был начальником горотдела КГБ в Крыму. Пробыв в таком беспомощном состоянии несколько лет, эта женщина пришла в правление ДСК и заявила, что хочет передать права на дачу своему родственнику. Естественно, что там спросили о серьёзности её намерений. Уговаривать или отговаривать её в правлении никто права не имел. Документы оформили и передали пай на дачу новому члену ДСК А. А. Татаринцеву. Он начал проводить ремонтные работы и устранять возникшие за эти годы прорехи. Через какое-то время бывшая балерина снова явилась в правление, заявив, что она была в неадекватном состоянии в момент оформления документов и просит вернуть ей права на дачу. Мы усомнились: нет ли тут каких-то денежных претензий. Вызвали А. А. Татаринцева. Он сказал, что предупредил сестру перед оформлением, что денег у него нет. Через месяц бывшая супруга явилась ко мне на дачу вместе с братом Пятигорского, известным юристом. Разговор продолжался часа два. Его основной аргумент – её недееспособность в момент оформления. «Вы можете это документально подтвердить?» – спросил я. Ответа не последовало. Но мы на этом в правлении не успокоились. Мы договорились с А. А. Татаринцевым, что он предоставит сестре для проживания кухню-сторожку. В какой-то момент она согласилась, а потом отказалась. Но Зеленоградская её манила. Проходя на станцию, я неоднократно видел её сидящей на пенёчке, а глаза её были устремлены в небо.
Через некоторое время в правление пришло известие, что супруга Пятигорского выбросилась из окна своей квартиры на Бережковской набережной, покончив свою жизнь таким путём. А в моей памяти остаётся пожилая женщина на пенёчке, и солнце светит ей в глаза.
Хочу рассказать ещё одну давнюю историю, характерную для того времени. История эта относится к послевоенному периоду, а началась она незадолго до войны. В 1938 г., как сейчас помню, в посёлке появилась большая семья Алексея Петровича Остроумова. До этого семья А. П. Остроумова крестьянствовала в центральной полосе России, сравнительно недалеко от Москвы, и, как тогда случалось, в поисках лучшей доли решила перебраться ближе к крупному городу. Побудительной причиной переезда, возможно, послужило то, что в Пушкинском районе успешно работал родственник семьи плотник-профессионал Прокопий. В семье было пятеро детей и корова. Гнали они корову из родных мест или купили здесь – не знаю, но то, что её молоко было источником жизни – это точно. По прибытии в Зеленоградскую, в посёлок ДСК, А. П. сразу же стал работать по найму: одному забор поставит, другому крыльцо соорудит. Он не являлся мастером плотничного дела как Прокоп, но был смекалистым, а руки были привычными к ежедневному труду.
Появившийся в том же году В. Я. Хенкин с его богатой концертной деятельностью решил поставить на участке кухню-сторожку с печкой, чтобы пользоваться во время зимних наездов. А. П. срубил небольшое по размерам строение и заселился в него с семьёй в качестве сторожа. Помню, что в трескучие морозы 1939–1940 гг. мы с приятелем, пробежав на лыжах с десяток километров по Зеленоградской лыжне и всё-таки изрядно промёрзнув, не находили другого места для обогрева, кроме сторожки на участке В. Я. Хенкина. От печки исходила теплынь, а над кроватью в несколько этажей возвышались нары, на которых лежали дети. Старшей, Марии, было тогда около 15 лет. Ещё до войны А. П. Остроумова назначили комендантом посёлка, но в 1942 г. его призвали в армию. Позже мобилизовали и дочь Марию, которая вместе с другими девушками ухаживала за стадом, гонимым на запад вслед за наступавшей армией и обеспечивающим питание для сражавшихся бойцов. Вернувшись после войны, А. П. по указанию правления ДСК срубил ещё одну сторожку на развилке ул. Станиславского и Неждановой, вообще говоря, для работы правления, но ввиду отсутствия другого жилья поселился в сторожке вместе с семьёй. Надо сказать, что по Уставу тогдашнее правление не могло принять А. П. Остроумова в члены ДСК, так как он не был работником искусств.
К концу сороковых годов правление всё чаще стало напоминать А. П., чтобы он решал свою жилищную проблему и освободил сторожку для заседаний правления. Положение становилось абсолютно безвыходным, особенно с учётом сложившихся в те годы социально-экономических условий. И тогда А. П. вспомнил, что у него есть именитый земляк и работает он не где-нибудь, а в самом политбюро ЦК КПСС. Вспомнил он о члене Политбюро Андрее Андреевиче Андрееве, ранее работавшем председателем РКИ, наркомом путей сообщения и наркомом земледелия. А. А. Андреев был выходцем из Сычёвского района Смоленской области, откуда был родом и А. П. Остроумов. Районный центр Сычёвка расположен у границы Московской области и отстоит от столицы каких-то 300–400 км. Что там написал в своём послании А. П., мне, конечно, неизвестно. Но я думаю, что А. П. сослался на то, что они оба из одной деревни, что положение у А. П. безвыходное, что ему, только что вернувшемуся с войны, отцу многодетной семьи, отказывают в клочке земли для дома, и заканчивал чем-то вроде: помогите ради Бога. Безусловно, А. П. не надеялся получить ответ. Написал для страховки и всё. А. А. Андреев, бывший членом политбюро до 19 съезда КПСС (1952 г.), получив в числе многих писем жалобное послание от земляка, наверное, вспомнил свою малую родину и осознал, что как-то он должен поддержать просителя.
Однако, чтобы там, наверху, в резолюции А. А. Андреев не написал: учесть, рассмотреть или помочь, этого было достаточно для решения вопроса. Власти Московской области и г. Пушкино, получив письмо с резолюцией А. А. Андреева, зашевелились. Вызвали председателя правления ДСК, тогда им был И. С. Зубцов. Ивана Сергеевича Зубцова провести на мякине было трудно. Член КПСС с 1918 или 1919 г. от Тверской организации РКПб, он наверняка заявил, что нарушать устав ДСК он не может, а любая структура, представившая А. П. Остроумова работником искусств, будет разоблачена. И добавил: у вас есть большой жилищный фонд, вот и выделите ему жильё. Тем самым наступил на больную мозоль. Стали искать альтернативу. Я давно наблюдал, что в таких случаях номенклатура старается и рыбку съесть, и в лужу не сесть. Предложили формулу: давно проживает в посёлке, комендант, фронтовик, многодетная семья. И. С. Зубцов, знавший возможности проверяющих органов, ответил: пожалуйста, напишите от своего имени такое письмо, но согласуйте с московской городской организацией, контролирующей ДСК. Такое письмо было получено. А. П. Остроумова приняли в ДСК и выделили участок рядом с участком, который занимала в то время прима театра Оперетты Регина Фёдоровна Лазарева. По популярности она была предшественницей знаменитой Т. И. Шмыги. Получив участок, А. П. Остроумов быстро поставил на нём сруб и освободил сторожку.
Не могу не сказать несколько слов о Марии Ивановне Бабановой, бывшей членом ДСК более 40 лет. При постройке дачи она несколько отступила от типового проекта 1937 г. и возвела небольшой рубленый второй этаж. Насколько я знаю, никаких замечаний по этому поводу она не имела. В жизни кооператива особого участия не принимала, предпочитая направлять на общие собрания своих представителей, но жила на даче довольно часто. Здесь её посещали актёры, критики, театроведы. Здесь я видел направлявшихся к ней актёров А. Лукьянова, Тер-Осипян, критика В. Вульфа. На даче во время войны жили её родители, вывезенные из родных мест в связи с немецкой оккупацией. Мария Ивановна была человеком скромным, сдержанным, что я мог наблюдать во время её посещений по приглашению отца, когда они вместе работали в театре Революции. Я смотрел ряд спектаклей с участием М. И. Видел «Ромео и Джульетту», «Иркутскую историю», «Собаку на сене». Остались в памяти незабываемый голос, грация, очарование образа. Воистину народная артистка. В начале 80-х годов М. И. Бабанова умерла. Прямых наследников у неё не было, и она завещала дачу театроведу Берновской. Некоторые члены ДСК пытались оспорить волю артистки на том основании, что дача является кооперативной собственностью. Но суд не принял этих доводов и передал дачу согласно завещанию актрисы.
Ознакомительная версия.
