– Полная капитуляция?
– Еще нет, но на нашем участке уже конец. Все экипажи должны построиться в колонну на шоссе, – объяснил Саакашвили. – Генерал приказал немедленно двигаться.
– Едем, – решил Кос и обратился к американскому капралу: – Объясните своим товарищам обстановку.
– Раз надо, значит, надо, – нахмурил брови слегка запьяневший капрал.
Вихура сунул негру в карман недопитую бутылку, убрал остатки еды. Саакашвили вскочил в танк, открыл кран подачи горючего.
Капрал придержал Коса за руку:
– У меня еще одна просьба.
– Какая?
– Если бы я привез домой такой флаг, мама обрадовалась бы, что настоящий, польский…
– Бери, – согласился Кос, крепко пожал ему руку и вспрыгнул на танк.
Заработал мотор, «Рыжий» медленно двинулся с места. Американцы вытянули руки с поднятым вверх большим пальцем на счастье.
– Гуд лак! 43 – кричал негр, приложив ко рту ладони.
Капрал отвязывал флаг от древка.
– Уот фо? 44 – спросил его молодой американец.
– Фо май мазер 45 , – объяснил ему капрал.
Американцы толкнули понтон в воду и медленно поплыли к западному берегу, передавая друг другу из руки в руку недопитую бутылку «папы с мамой».
«Рыжий» развернулся на месте, беря направление на восток. Янек шлемофоном помахал на прощание гостям и скрылся в башне. Он низом пролез вперед и, присев на колени около механика, спросил:
– Не знаешь куда?
– Знаю. Только не хотел говорить при чужих.
– А нам-то скажешь? – подсел с другой стороны к нему Густлик.
– К Пейсе. Но сначала сосредоточение недалеко от Ритцена…
– Значит, я буду близко от Гонораты! – обрадовался Елень.
– …И будешь на большом приеме у генерала в честь победы.
– Там я и попрошу у него разрешения, чтобы панна Гонората могла с нами вернуться.
Он сказал «вернуться», и от этого короткого слова в танке словно светлее стало. В эту минуту все остро почувствовали, что именно сейчас начался новый, уже не фронтовой, период в жизни экипажа «Рыжего».
В полночь с 8 на 9 мая 1945 года в Карлсхорсте, находящемся в восточной части Берлина, маршал Жуков приказал провести генерал-фельдмаршала Кейтеля и еще двоих представителей немецкого главного командования, генерал-полковника Штумпфа и адмирала флота фон Фридебурга, в зал, где на поле лежал подготовленный акт безоговорочной капитуляции.
Первый пункт акта гласил:
«Мы, нижеподписавшиеся, действуя от имени германского верховного командования, соглашаемся на безоговорочную капитуляцию всех наших вооруженных сил на суше, на море и в воздухе, а также всех сил, находящихся в настоящее время под немецким командованием, Верховному Главнокомандованию Красной Армии и одновременно Верховному командованию союзных экспедиционных сил».
В первом часу ночи 9 мая подписи под актом были поставлены, и война закончилась.
Во втором часу ночи, или в двенадцатом ночи по варшавскому времени, московское радио передало об этом сообщение, и немедленно по всему фронту началась такая неописуемая стрельба, какой, наверно, никогда не бывало во время боев, – все стреляли от радости, и уже не в противника, а в усыпанное звездами темно-синее небо, по которому еще ползли тучи только у самого горизонта. Наутро во всех армиях, дивизиях и полках началась «эпидемия» банкетов, приемов, праздников.
Танкисты привыкли действовать решительно и быстро, и вот в частях танковых и механизированных войск, едва колонны машин достигли района сосредоточения, столы были уже накрыты.
Майское солнце горело на меди начищенных до блеска инструментов, зажгло огоньки на серебряной палочке дирижера и на стеклах очков худого капрала, дувшего в самую большую трубу. Оркестр играл, стоя на лестнице белого широкого особняка. С еще цветущих яблонь, груш и слив в такт барабанному бою робко падал на землю снег белых лепестков.
Под деревьями, за столами, поставленными в ряд и накрытыми простынями, сидели соратники-танкисты, гости генерала. Пируя, пели под аккомпанемент «Оку», «Землянку» и «Расшумелись плакучие ивы», провозглашали тосты, оканчивавшиеся обязательным: «Нех жие!»
Экипаж танка 102 занял столик под раскидистой яблоней, усыпанной бледно-розовыми цветами, испускавшими благоухающий аромат. Перед сидевшими за столом громоздились аппетитные яства и бутылки, но издали можно было заметить, что все четверо не веселятся, как остальные.
Может, потому они сидели грустные, что именно сегодня проводили капитана Павлова, которого как знающего язык назначили комендантом городка в северной Лужице. Он приглашал всех в гости. Увидятся ли они еще? Выпадет ли им в ту сторону дорога?
Вихура, размахивая руками, долго что-то объяснял друзьям; а когда оркестранты сделали перерыв, чтобы передохнуть и закусить свежекопченой колбасой, он, постукивая ладонью по столу, закончил:
– Самых лучших девушек разберут, а мы останемся ни с чем.
– Не так уж все плохо, как ты рисуешь, – успокаивающе проворчал Густлик. – Сам же говорил, что какую-нибудь автомобильную фирму откроешь или стихи станешь сочинять…
– Что мне стихи, – перебил его Франек, – если я старым холостяком останусь. Одному Косу печалиться не о чем.
– Нам с Янеком печалиться не надо.
– Что-то ты слишком уверен. Может, Гонораты давно нет в Ритцене или она за Кугеля замуж вышла.
– Ни за кого она не вышла, – категорически заявил Густлик, но тут же помрачнел.
– Франек! – Григорий толкнул Вихуру в бок. – Давай вместе напишем в Гданьск письмо, чтобы сестры Боровянки к нам в гости приехали.
– Пропусков им не дадут. – Капрал сморщил нос и потер лоб ладонью.
– Пусть попробуют приехать к Лидке и Марусе в госпиталь, – посоветовал Янек и тут же добавил: – Я получил письмо от Маруси и не много из него могу понять.
– Покажи. Может, вместе… – предложил Григорий.
Но читать не пришлось – к ним приблизился генерал, который с бокалом вина в руке шел от стола к столу, чокался со всеми, поздравлял. С удивлением он увидел, что экипаж «Рыжего» едва дотронулся до еды и напитков.
– Что такое? Пост? – спросил он, стараясь перекричать оркестр, заигравший вальс.
– Так точно, – ответил за всех Саакашвили. – Сначала пост, а потом торт.
– Не понимаю.
– Сладкого ждем, гражданин генерал, – объяснил Кос. – Старший сержант Шавелло предупредил, что он сегодня по случаю окончания войны…
– Что он что-то такое приготовит, что никто из нас еще ни разу в рот не брал, – вмешался Густлик.
– Ну пока, до сладкого, давайте выпьем за эту звездочку, чтобы к ней еще добавились… – Командир протянул руку с бокалом к Косу.
– А за эту вторую большую мы тоже еще не пили, – подсказал Елень, показывая на генеральский погон.
Пригубив вино, командир двинулся дальше.
– Что ж ты пропуск в Ритцен не попросил? – буркнул Янек.
– Не успел, – оправдывался Елень.
– Может, Шавелло нас обманул? – с беспокойством спросил Вихура.
– О, идут! – первым заметил Григорий.
Между деревьями показался длинный ряд поварят в белых фартуках, с пирогами и тортами на подносах, а впереди в великолепном чепце шествовал старший сержант в очках, которые он надевал только в честь самых значительных событий. Он осмотрелся, увидел, где генерал, и, выпрямившись, двинулся в ту сторону с улыбкой счастья на лице. На хрустальном блюде он нес торт, размером в два раза больше противотанковой мины, сверкающий глазурью, пенящийся кремом и пахнущий ванилью. Он даже не заметил, что проходит мимо экипажа «Рыжего».
– Пронесет, черт, – шепнул Густлик.
– Не пронесет, – вполголоса ответил Вихура и, повернувшись на стуле, ловко подставил ногу.
Шавелло пошатнулся, вытянул вперед руки. Саакашвили перехватил блюдо и подал торт на стол. Константин и ахнуть не успел, как нож врезался в шоколадную макушку торта.
– Идет человек, идет – и вдруг спотыкается, – ворчал Константин, вставая с помощью Юзека и стряхивая песок с колен. – Хорошо, что хоть торт…
Изумление и отчаяние перехватили ему дыхание. Члены экипажа уплетали торт за обе щеки, облизываясь от удовольствия. На блюде осталась уже только половина торта с воткнутым в нее ножом.
– Танкисты! – заорал Шавелло не своим голосом и, выхватив из-под халата пистолет, с угрозой произнес: – Читайте молитву…
– Дядя, что ты, дядя?! – схватил его Юзек за руку.
Подскочили двое дежурных с повязками на руке и под руки повели его к дому.
– Что здесь произошло? – сурово спросил генерал, вернувшись от соседних столов. – Он пьян?
– Нет… – ответил Янек. – Не знаю, чего он на нас с пистолетом…
– Выясним.
Командир пошел первым, за ним подпоручник Кос, Елень, а последним – Вихура. Они быстро прошли мимо пирующих, обошли дом сзади, остановились у входа на гауптвахту. Часовой открыл засов.
