Ознакомительная версия.
Зверь, в которого стреляют, в случае промаха, на одно, два мгновения стоит совершенно неподвижно, раньше чем броситься бежать; застигнутый же пулей охотника он сразу же пускается в бегство; он или убегает непосредственно после попадания пули, или же падает замертво. Так, например: олень, когда сердце его прострелено пулей, сразу же начинает бежать, и падает замертво лишь в расстоянии около 25 саженей, тогда как после промаха он поступает, как выше описано.
В позиционной войне даже способному наблюдателю требовалось, много времени, чтобы научиться различать попадание от промаха, но было, понятно, много и таких наблюдателей, которые никогда не достигали такого совершенства в наблюдении. Я помню как, в одном случае, молодой снайпер сделал вывод в пользу удачного попадания из того факта, что будто бы немцы после выстрела громко вызывали носилки, но на вопрос — как по-немецки носилки, он замолчал и явно смутился; конечно, талант этого молодого снайпера после такого опыта быстро нашел себе применение в другой сфере деятельности.
Но в общей сложности, верность снайперского наблюдения была поистине поразительная. Был случай, когда снайперы 33-й дивизии донесли, что они видели цифру 79 на касках противника[20].
Это известие по команде дошло до Штаба армии, где к нему отнеслись со снисходительной улыбкой, так как по последним сводкам 79-й полк должен был находиться на русском фронте. Через день или два немцы на этом участке, воспользовавшись туманным утром, выслали дозор, который был перехвачен нашими разведчиками, два немца были убиты, и их каски доставлены нам. Оказалось, что наши снайперы были правы.
В той же дивизии снайперы однажды донесли, что они видели у немцев фуражки с белыми, желтыми и коричневыми околышами. Донесение вызвало сомнение, но заинтересовало в том отношении, что указывало на возможность смены пехотной части в окопе спешенными уланами. Но опять-таки верность наблюдения была вскоре подтверждена. Взятый пленный подтвердил, что люди его части, по приказанию свыше, закрыли свои кокарды на фуражках полосками материи, навернутыми на околыши. Многие из его товарищей для лучшей маскировки предварительно смочили свои полоски в кофе.
Упомяну, по справедливости, что в дивизии заведующий снайпингом был поручик Грей, и хорошая постановка дела снайпинга была его заслугой.
Существовал простой способ поверять точность наблюдения снайпера. Солдаты отдельных германских государств носили на фуражках две кокарды, одна под другой, повыше общеимперскую, а под ней — кокарду своего государства. Так, прусская кокарда — белая и черная, баварская — голубая и белая, саксонская — зеленая и белая. Эти кокарды величиною не более серебряного полтинника, с концентрическими цветными кружками. Целым рядом наблюдений, произведенных сотрудниками школы в 1-й армии и лучшими Ловатскими разведчиками, было установлено, что цвета кокарды можно различить с помощью самого лучшего телескопа Росса на расстоянии не более, как около 200 шагов, исключая, конечно, случаев наличия редких по благоприятности атмосферных и световых условий. Так что когда снайпер (который, понятно, знал, кто его противник) доносил о цветах кокарды на расстоянии больше, чем 200 шагов, было ясно, что его фантазия слишком пылка, чтобы допустить его дальнейшую работу в качестве наблюдателя.
Другая обязанность снайперов состояла в том, чтобы, так сказать, ослеплять противника. Когда немцы обстреливали какой-либо участок нашего фронта, их артиллерийские наблюдатели работали почти всегда где-нибудь в стороне, или на передовой линии, или за ней, смотря по местности, откуда и корректировали свою стрельбу. В таких случаях наши снайперы, располагаясь на обоих флангах обстреливаемого участка, разбивали перископы германских наблюдателей и тем самым ослепляли, одновременно заставляя их подвергаться большому риску.
Когда немцы стали платить нам той же монетой и разбивать наши перископы, мы стали высовывать из окопов поддельные модели перископов, которые, при расследовании входного и выходного отверстия пули, давали нам направление германских выстрелов и содействовали нахождению самих снайперов. Всякими такими способами нам удавалось находить, с самых первых дней, позицию любого снайпера, и раз пост уже был найден, существовало много способов для обезвреживания его.
Другое обстоятельство, часто привлекавшее наше внимание, была ружейная стрельба, производившаяся немцами периодически и, по-видимому, совершенно бесцельно, при которой они стреляли по разным предметам на нашем бруствере. Если бы такая стрельба происходила бы в сильный ветер, то можно было бы предположить, что немцы определяют величину отклонения пуль вследствие действия ветра; но так как стрельба происходила иногда и в тихую погоду, то мы пришли к заключению, что причина ее кроется в другом. Вскоре, работая совместно с разведкой, нам удалось установить, что подобные оргии ружейной стрельбы обычно совпадали со временем смены частей в окопах. Это был один из признаков, по которым мы узнавали, откуда «ветер дует».
Не менее интересно было изучать психологию снайперов разных национальностей. Англичане всегда отличались здравым рассудком, но были несколько беспечны и склонны бесцельно рисковать своею жизнью, высовывая свои головы совершенно ненужным образом, вследствие присущего им некоторого оптимизма. Даже смерть своих же товарищей не могла побудить их укрывать свои головы, за исключением разве только тех именно мест, где только что был убит кто-нибудь из их предшественников. Отвага, связанная с хладнокровием, считается великим достоинством каждого воина, но в такой тонкой игре, как снайпинг, между достигнувшими совершенства противниками, когда нельзя было уступить врагу лишнего очка, можно было желать поменьше такой беззаветной отваги и больше рассудительности.
Уэльские снайперы были превосходны, их 38-ая дивизия вела специальный снайперский журнал, и их заведующий, капитан Джонсон, был чрезвычайно способный человек. К началу 1918 года снайперы этой дивизии успели ликвидировать до 387 немцев в чисто позиционной войне.
Канадские, Анзакские и Шотландские полки все без исключения работали великолепно, причем некоторые из них проявляли агрессивность, сильно действовавшую на состояние духа неприятельских войск; Австралийцев, к сожалению, я по личному опыту не знал, но они всюду слыли за отличных снайперов.
Американцы также были отличные стрелки и очень любили свою работу, но на практике я сталкивался с ними лишь в школе и не имел случая наблюдать их работу на деле.
Про германцев можно сказать, что за немногими блестящими исключениями они в общей сложности были хотя и хорошие снайперы, но довольно не предприимчивы, притом по народностям некоторые были лучше других, например: баварцы лучше, пруссаков, однако, и некоторые саксонские части также имели первоклассных снайперов.
Я припоминаю одну из моих поездок в тот участок окопов, где против нас стояли саксонцы; наши ребята говорили о них, как о «славных парнях». Тем не менее, не советовалось выставлять хотя бы кусочек головы на ширину лба перед этими «славными парнями», так как они на самом деле были прекрасные стрелки. Мысль о «славных парнях» как-то застряла в моем воображении и вызывала в нем картину снайпера «Фрица», полного, солидного и осмотрительного мужчину средних лет, деловито сидящего со своей винтовкой за стальным щитом, не любящего рисковать и делающего свое дело с видом солидного и уважающего себя гражданина. Такое представление о германском снайпере, тучном и бородатом, было, однако, опровергнуто телескопом, в который я увидел самых отчаянных и грязных типов, каких только можно было себе представить. Мне думается, однако, что те снайперы, которые в начале войны выползали за свои окопы и обстреливали нас с нейтральной зоны, именно и принадлежали к категории таких, отчаянных юношей, и когда мы избавились от них, германский снайпинг свелся к более спокойному и осмотрительному ружейному огню из окопов.
В некоторых германских полках нас поражало умение снайперов устанавливать телескоп на фокусе и хорошо стрелять перед рассветом и в сумерки. Особенно это замечалось в лучших егерских полках, рекрутировавшихся, как я полагаю, главным образом, из районов Роминтенских или Гобертосских лесов, где находились большие императорские охоты и где большая часть людей состояла из бывших лесничих. Но что касается стрельбы на дальние расстояния и высшего искусства наблюдения, германские снайперы далеко отставали от наших ловатских разведчиков (скаутов). Это вполне естественно, если принять во внимание, что немецкие лесничие проводят добрую часть своей жизни в темных лесах, где они следят за малейшим движением красной дичи или дикого кабана. При таком плохом свете дичь заметна лишь на 75–100 шагов, или даже меньше, и в лучшем случае видно лишь подергивание ухом или движение рогов в кустарнике. Сравните полумрак леса со световыми условиями безлесных горных пространств Шотландии. Это соперничество телескопа с биноклем, в котором победителем каждый раз выходил телескоп. За время пребывания на фронте, за несколькими единичными исключениями, я никогда не видел у немцев телескопа, тогда как наблюдал сотни биноклей.
Ознакомительная версия.