«Бог, обманувший надежды» распространялся американскими правительственными агентствами по всей Европе. В Германии, в частности, книга продвигалась особенно целенаправленно. Управление информационных исследований также способствовало распространению книги. Кёстлер был счастлив. Его планы по стратегически организованному ответу на советскую угрозу начали успешно осуществляться. Пока книга находилась в печати, он встретился с Мелвином Ласки, чтобы обсудить нечто более амбициозное и постоянное.
Хотя «Бог, обманувший надежды» показал, что тех, кто хотел бы сменить веру, ожидает тёплый приём, правда и то, что не все были готовы причаститься у алтаря организованного антикоммунизма. Коминформ быстро использовал это замешательство. После неудачи в «Вальдорф Астории» он был крайне бдителен в подготовке следующего съезда - Всемирного конгресса мира, запланированного на апрель 1949 года в Париже. Сверхсекретная шифровка ДИИ от марта того же года предписывала: «Предусмотренная техника и организация Конгресса указывают на то, что будут предприниматься всевозможные попытки использовать его в качестве простого штампа для любых замыслов Советского Союза» [126]. Тема Коминформа, несомненно, должна была звучать так: «США и западные демократии являются поджигателями войны и фашистами, а Кремль и его младшие партнёры - миролюбивыми демократиями». Всем дипломатам было предложено «изучить все возможные действия, которые могли бы снизить пропагандистское значение этого Конгресса» [127].
Но американские «кузены» из ЦРУ уже были готовы к парижскому конклаву. На следующий день после завершения Вальдорфской конференции Кармел Оффи (Carmel Offie), закадычный друг Фрэнка Уизнера, запросил Государственный департамент о том, что он намерен предпринять в связи с Парижской мирной конференцией. Оффи был специальным помощником Уизнера по труду и делам эмигрантов, лично отслеживал работу Национального комитета за свободную Европу (National Committee for a Free Europe), одного из важнейших фронтов УКП, а также занимался другими операциями, имеющими отношение к антикоммунистическим организациям в Европе. Оффи часто работал с Ирвингом Брауном (Irving Brown), европейским представителем Американской федерации труда (American Federation of Labour, АФТ), за скромным названием должности которого скрывалась весомая политическая роль в послевоенной Европе. Через Брауна огромные суммы денег американских налогоплательщиков и средства из «совместных» фондов «Плана Маршалла» закачивались в бюджет тайных операций.
Оффи, офицер дипломатической службы, был по всем статьям зловещей фигурой. Физически уродливый, он издевался над другими мужчинами, проявляя свою гомосексуальность - например, щипал их за соски во время служебных заседаний. Однажды он был арестован за то, что шатался около общественных туалетов в парке Лафайета (Lafayette Park); этот случай сделал его цэрэушное кодовое имя Монах до смешного неуместным. Его выгнали с дипломатической службы после войны за использование дипломатической почты для незаконных валютных переводов (он также занимался алмазами, рубинами, а однажды переправил груз из 300 финских омаров). Но у него были влиятельные друзья. Чип Болен и Джордж Кеннан знали его со времён работы в посольстве в Москве, и именно Болен убедил Уизнера взять его к себе. Во время работы в УКП про Оффи говорили, что он последний человек, который видит любую бумагу, перед тем как она попадёт в руки Уизнера, а также два миллиона долларов перед тем, как они исчезнут [128].
Теперь Оффи и Уизнер начали планировать организованный ответ Парижской конференции, на которой, как мрачно предсказывал Государственный департамент, «будут убеждать невинных следовать линии Кремля и покупать их для этого фальшивого движения за мир» [129]. Уизнер телеграфировал Авереллу Гарриману из Управления экономического сотрудничества (Economic Cooperation Administration), управлявшего «Планом Маршалла», в поисках пяти миллионов франков (около 16 тысяч долларов) для финансирования контрмероприятия. Гарриман, большой сторонник пропаганды и психологической войны, был одним из первых среди американских политических тяжеловесов, кто понял, что Россия объявила идеологическую войну Западу, и обдумывал способы противодействия «взрыву оскорблений, направлявшемуся из Москвы» [130]. Он был счастлив предоставить средства «Плана Маршалла» - Уизнер называл их «сладостями» - для секретных операций.
Через Ирвинга Брауна УКП связался с французским социалистом Дэвидом Руссе (David Rousset), автором нескольких книг о концлагерях - «Дни нашей смерти» (Les Joursde Notre Mort), «Концентрационный мир» (L'Univers Concentrationnaire), и его друзьями из независимой левой газеты «Фран-Тирёр» (Franc-Tireur). Руссе согласился, чтобы «Фран-Тирёр» был выставлен счёт как официальному спонсору Дня сопротивления, вдохновлённого ЦРУ.
Что касается советской программы, то Илья Эренбург и Александр Фадеев выступали на главной конференции - «затее Коминформа от начала до конца» - вместе с Полем Робсоном (Paul Robeson), Говардом Фастом, Хьюлеттом Джонсоном (Hewlett Johnson), комиссаром Франции по атомной энергии Фредериком Жолио-Кюри (Frederic Joliot-Curie), датским писателем Мартином Андерсеном-Нексе (Martin Andersen-Nexo) и итальянским социалистом Пьетро Ненни (Pietro Nenni). Чарли Чаплин отправил телеграмму поддержки. Русский православный священник благословил конференцию, и Поль Робсон спел «Олд Мэн Ривер». Пикассо выпустил своего знаменитого Голубя Мира, который на протяжении десятилетий использовался в качестве символа коммунистического «мирного» движения. Один из организаторов конференции поэт и несгибаемый коммунист Луи Арагон (Louis Aragon) наткнулся на литографическое изображение голубя, когда пролистывал папку с последними работами студии Пикассо. Так с разрешения Пикассо появился знаменитый Голубь Мира. Вскоре он был окарикатурен «Движением за мир и свободу» (проектом ЦРУ) как «голубь, который делает «бум!» (La colombe qui fait Boum!), в комиксе, который печатался и распространялся американскими правительственными учреждениями по всему миру в брошюрах, листовках и плакатах.
Контрконференция Руссе – «Международный день сопротивления диктатуре и войне» - состоялась 30 апреля 1949 года и была поддержана посланиями Элеоноры Рузвельт, Элтона Синклера (Upton Sinclair), Джона Дос Пассоса (который находился на пути превращения в верного республиканца и уже тогда, согласно свидетельству Дуайта Макдональда, «невротически пугался России и коммунизма»), Джулиана Хаксли (Julian Huxley) и Ричарда Кроссмана. Среди делегатов, приезд которых был оплачен УКП, фигурировали Игнацио Силоне, Карло Леви (Carlo Levi), вездесущий Сидни Хук, автор «Стадса Лонигана» (Studs Lonigan), Джеймс Т. Фаррелл (James T. Farrell), Франц Боркенау (Franz Borkenau) и Феннер Брокуэй (Fenner Brockway). Но несмотря на тщательное планирование, день не удался. «С тех пор как 30 лет назад я мальчишкой внимал уличным ораторам на Мэдисон-сквер, мне не приходилось слышать таких банальностей и такой пустой риторики» [131], - сообщил Сидни Хук. На вечернем митинге группа анархистов захватила микрофон и осудила конференцию. Это событие привело Хука к выводу, что из больницы выпустили сумасшедших, и данный акт был совершён «психопатической палатой с левой стороны».
На конференции Америка также понесла первую жертву в культурной борьбе в лице Ричарда Райта, который был, согласно Хуку, «польщён Сартром, использовавшим его как своего рода дубину против американской культуры, аналогично тому, как коммунисты используют Робсона» [132]. Хотя он был одним из авторов «Бога, обманувшего надежды», антикоммунистическое лобби теперь рассматривало его в качестве подозреваемого, потому что Райт разорвал со сталинизмом «больше по личным, чем по политическим соображениям», и продемонстрировал «непонимание его истинной природы» [133]. Райт был единственным членом группы «Бога, обманувшего надежды», который лишился членства в этой компании апостолов. В течение следующего десятилетия жизнь и деятельность Райта в Париже отслеживались ЦРУ и ФБР вплоть до его смерти, которая случилась при загадочных обстоятельствах в 1960 году.
Уизнер и его друзья в Госдепартаменте были разочарованы парижской контрконференцией. Хотя удалось привлечь видных антисталинистов и спровоцировать взрыв проклятий со стороны Французской коммунистической партии, настрой конференции был «слишком радикальным и нейтралистским» [134]. Хуже было то, что антиамериканизм налетал со всех сторон. «Французская публика, по большому счёту, была поразительно невежественна в отношении американской жизни и культуры, - писал Хук. - Её представление об Америке складывается из впечатлений, полученных от чтения романов о социальном протесте и бунте («Гроздья гнева» Стейнбека воспринимаются как правдивое и репрезентативное повествование), романов американского вырождения (Фолкнер) и бессмыслицы (Синклер Льюис - Sinclair Lewis), просмотра американских фильмов, а также под воздействием непрерывного огня коммунистической критики, которая проникает в некоммунистическую печать. Информационное перевоспитание французской общественности представляется мне наиболее фундаментальной, а также самой неотложной задачей американской демократической политики во Франции, для решения которой не было принято почти никаких эффективных мер» [135].
