Жданов опять листает записную книжку, пытаясь выискать в ней, можно ли откуда-нибудь снять тысячу-две киловатт энергии для производства в городе тяжелых снарядов...
Телефонный звонок прерывает разговор Жданова с Гусевьш и Одинцовым: из штаба МПВО передают — только что к городу прорвалась группа немецких бомбардировщиков. Это уже слышно и в кабинете: оконные стекла своим дребезжанием на разные тона словно отмечают расстояние до места разрыва бомб.
А потом следует еще один телефонный разговор Жданова — с командующим фронтом генерал-лейтенантом Хозиным. Тот сейчас в войсках за линией блокады, на восточном берегу Ладожского озера. Сложная там обстановка. Всю зиму 54-я армия генерала Федюнинского и войска Волховского фронта генерала Мерецкова пробивались к блокированному Ленинграду. Теперь весенняя распутица полностью сковала боевые действия наших войск, у Федюнинского нет никакого продвижения. И еще хуже — нависла угроза 2-й ударной армии на западном берегу реки Волхов: противник стремится отрезать ее от главных сил Волховского фронта.
Жданов медленно кладет телефонную трубку, закончив разговор с Хозиным. Гусев и Одинцов замечают, как сильнее набрякли, потяжелели веки у Жданова. Пальцы тихо постукивают по карте, где отмечены последние данные об осадном огне по городу.
...Еще долго после ухода Гусева и Одинцова в кабинете члена Военного совета горит свет и остаются зашторенными окна.
Думается о многом. В том числе о решении, которое вчера принято Ставкой по дальнейшим проблемам борьбы за Ленинград: об объединении Ленинградского и Волховского фронтов в единый фронт. И в связи с этим о назначении в Ленинград заместителем командующего генерал-лейтенанта артиллерии Говорова.
Для Жданова это новый и малознакомый человек...
Сам Жданов занимал особое положение в Военном совете фронта, будучи не только первым секретарем обкома и горкома партии, но и членом Политбюро ЦК. Сфера деятельности была огромна. В Ленинградскую область входили Псковщина и Новгородщина, обком нес ответственность за хозяйственное развитие Крайнего Севера, за подготовку сухопутного и морского театров военных действий округа и флотов — Балтийского и Северного.
В предвоенные годы мимо внимания Жданова не проходило, естественно, ни одно более или менее значительное событие во внутрипартийной и административной жизни города и области. В грозный период начала войны он вместе с маршалом К. Е. Ворошиловым, затем с генералом Г. К. Жуковым нес ответственность за военно-политическое руководство боевыми действиями под Ленинградом. Достаточно хорошо Жданов знал Мерецкова и Хозина, командовавших войсками Ленинградского округа еще в 1938 и 1939 годах. Генерал-лейтенант Михаил Семенович Хозин вступил в командование фронтом в октябре 1941 года, после того как генерал Жуков был отозван Ставкой в Москву для руководства войсками, оборонявшими столицу. В эти наиболее тяжелые месяцы блокады города, когда генерал Хозин находился за Ладогой, пытаясь прорвать блокаду извне, Жданов, по существу, руководил через начальника штаба генерала Гусева и боевой деятельностью войск, находившихся в кольце блокады.
Теперь приезжает генерал Говоров. Артиллерист. Жданов помнит его, как преподавателя Артиллерийской академии, приезжавшего зимой 1939 года, во время финской кампании. У этого человека сложное прошлое...
Каков он сейчас, этот беспартийный генерал артиллерист? Кем здесь будет? Специалистом по борьбе с осадной артиллерией немцев или больше? Он ведь прибывает как командующий всей группой войск, обороняющих город, с правами заместителя Хозина.
В разговоре о назначении Говорова Сталин сказал Жданову, что этот артиллерист неплохо показал себя в должности командующего армией в зимних сражениях под Москвой. И Жуков дал ему хорошую оценку. Кто-кто, а Георгий Константинович не щедр на похвалу...
Совсем ушла апрельская ночь. Нужен хотя бы короткий сон. Но к Жданову еще заходит секретарь горкома партии Алексей Александрович Кузнецов. Он второй член Военного совета фронта. Надо обменяться мнениями по проблеме не менее острой, чем снаряды для дальнобойной артиллерии. Весна, угрожая эпидемией, продолжает вскрывать отбросы огромного города, лишенного канализации, водопровода, электроэнергии.
С 27 марта по 15 апреля горком партии и горисполком организовали и провели двухнедельник по очистке города. Специальным постановлением было мобилизовано все трудоспособное население. Горожане, неимоверно ослабевшие зимой от голода, вышли из насквозь промерзших домов, очищали дворы и улицы от снега, смерзшегося с грязью и отбросами. Этот слой достигал метра, его долбили ломами и кирками, тяжелый инструмент падал из рук. Но ленинградцы вновь и вновь брались за работу. Вначале им под силу было тянуть лишь детские санки и фанерные листы с кучками снега. В снегу обнаруживались и незахороненные тела, занесенные зимними метелями.
Борьбу с угрозой эпидемии надо продолжать. Жданов и Кузнецов подсчитывают и решают, где и сколько можно дополнительно сформировать отрядов из коммунистов и комсомольцев, чтобы возглавить работы 300 тысяч ленинградцев, готовых на все для восстановления жизни города.
И еще одну проблему надо решать членам Военного совета... 21 апреля отдан приказ прекратить грузовое движение по быстро таящему льду ладожской Дороги жизни. Пора переключить усилия и на подготовку к весенней навигации по Ладоге. Сколько еще предстоит вывезти из Ленинграда населения? И сколько вывезти бездействующих на заводах станков, так необходимых сейчас там, на Большой земле... Все это задачи, требующие детально разработанного плана, как и боевые операции войск. Партийная организация города должна выполнить их организованно, как бы сложны они не были...
Говоров летел в Ленинград. Он еще чувствовал боли после только что перенесенной операции аппендикса, но на приеме у Сталина тот со свойственной ему проницательностью упредил скрытые сомнения Говорова, встретив его словами, что и в осажденном Ленинграде есть превосходные врачи, они быстро долечат генерала на месте.
Лидия Ивановна, узнав о внезапном назначении мужа, с ужасом представила себе окруженный фашистами город, где вот уже почти год снаряды и бомбы рвутся на улицах и в домах. А кто-то из знакомых сказал ей недавно, что зимой там умирало людей больше от голода, чем от снарядов. Ужас... Но Лидия Ивановна очень хорошо знала, что даже намеком нельзя высказать мужу этот свой женский «ужас-ужас». Он будет молча и хмуро разминать свои пальцы, — значит, не получится задушевного разговора, так необходимого ей сейчас. И потом, судя по всему, он весь полон своих дум о предстоящем, о доверии партии, о той ответственности, которая легла на него.
Что делать... Теперь, как и осенью, во время сражения у самой Москвы, ее удел — напряженно слушать радио и ждать его писем, всегда таких теплых, заботливых. Сыну Владимиру восемнадцатый год... Он просит отца отпустить его на фронт. Отец понимает и ее и Володю. «Ты хочешь воевать с фашистами немедленно?—пишет он ему. — Но подумай о большей пользе от тебя для армии. Ведь ей нужны грамотные в военном отношении командиры. Пройди хотя бы короткий курс подготовки...» Отцу хочется, чтобы Владимир стал, как он, артиллеристом. А матери? Ее думы и проще, и сложней. Остались бы живы оба...
Самолет Говорова уже над Ладогой. Огромное пространство покрыто еще льдом, но Говоров видит много темнеющих промоин. Заметна и трасса Дороги жизни, о которой он много слышал в Москве. Только слышал. Теперь видит. Кончились, видимо, последние дни ее легендарной зимней работы. Сегодня он узнает точно, какие запасы для населения и войск удалось создать с помощью этой коммуникации-нитки. Сверху кажется — как легко ее порвать! Привычный глаз отметил под крылом самолета четко видимые склады на западном берегу озера, скопление там вагонов. «...Маскировка могла бы быть и лучше, — мысленно сделал он кому-то выговор. — Бомбят, вероятно, редко...»
Молчаливо развертывалась внизу панорама осажденного города. Она воспринималась и умом военного, и сердцем русского человека.
С севера — темное море лесов Карельского перешейка. Там финская армия Маннергейма. Она подошла к самому Сестрорецку. С юга — 18-я немецко-фашистская армия из группы армий «Север».
В Петергофе, Стрельне, Пушкине, Гатчине и по Неве до самого Шлиссельбурга — всюду вокруг города и на глубину 400 километров к Прибалтике — немецкие дивизии. Под стенами города осадные батареи. Сколько их разрушает сейчас город?.. Город его былых стремлении, надежд, бесконечно далеких сейчас и все же возникающих в памяти. Здесь когда-то он хотел найти свое призвание и место в жизни; здесь судьба привела его к военной профессии; и вот теперь она возвращает его в город Ленина, к людям, чей подвиг потрясает мир.
