Ознакомительная версия.
Такое устройство, громоздкое, и неточное, применялось в самых разнообразных вариантах. В более ранней фазе войны оно могло бы оказаться весьма полезным, но с прибытием пулеметов легкого образца, часто менявших свои позиции, оно потеряло всякий смысл и вскоре вовсе вышло из употребления.
Обнаружение неприятельского пулеметного гнезда считалось одной из самых ценных заслуг передового наблюдателя, так как один пулемет в состоянии задержать наступление и нанести тяжелый ущерб противнику. Поэтому, когда обнаруживалось новое пулеметное гнездо, оно не обязательно уничтожалось сейчас же, но его точное место расположения доносилось в разведку штаба, где и регистрировалось, а дивизионная артиллерия, в свое время, принимала нужные меры, обыкновенно непосредственно перед началом набега или наступления.
На участке 11-го корпуса в 1917 года наши части почти беспрерывно производили набеги, которые вскоре приняли характер спортивных состязаний. Немцам приходилось быть все время на чеку, а вследствие этого — и мало отдыхать.
Однажды ночью немцы, видимо, решили отомстить нам и захватить утерянную инициативу; для чего они со своей стороны сделали вылазку, впрочем неудачную.
В критический для немцев момент столкновения — их командир роты сам вышел на нейтральную зону, очевидно, с целью руководить операцией. Здесь он был убит, и при нем найдена карта с нанесенными на ней пулеметными гнездами в числе не менее 80. При осмотре карты в нашем штабе сперва предполагали, что эти отметки — фиктивные, сделанные с целью ввести нас в заблуждение, но при дальнейшем сравнении карты с расположением ранее обнаруженных нашими наблюдателями за последние недели пулеметов, оказалось, что не менее 42 из них были уже зарегистрированы нашим штабом, хотя их пока и не трогали.
Такие счастливые случаи составляют редкость на войне, и через несколько дней наша артиллерия разрушила все эти гнезда и одновременно пехота совершила набег на германские окопы. Набег происходил при таком внушительном артиллерийском обстреле, что, несмотря на исключительное количество захваченных нами пленных, наша партия осталась почти невредима.
Ужасно было положение офицеров, захваченных в плен с документами, дающими сведения о своих войсках.
Неосторожность ли, темнота, или отчасти собственная небрежность были причиной такого случая, но как бы ни была незавидна судьба попавшегося в плен простого рядового, на много хуже было дело офицера, пленение которого давало ценные сведения противнику. Тема слишком щекотливая, чтобы много говорить о ней.
Многие лица придерживаются того мнения, что в данное время разведка может питаться исключительно наблюдением с аэроплана, но это далеко не так. Воздушная разведка может обнаружить сосредоточение неприятельских сил и дать сотню других весьма ценных сведений, но опыт войны, по мере того, как она продолжалась, доказал с избытком, насколько необходим и сухопутный разведчик-наблюдатель, так как он наблюдает противника в совершенно другой плоскости, и его донесения неоценимы.
Немцы ввели в своей армии перископы нового образца, очень большого размера, и по появлении их на передовой линии мы сначала тщательно подстреливали эти перископы; но вскоре, один из наших лучших наблюдателей нашел, что при помощи своего телескопа он в состоянии распознавать отражавшиеся в верхнем зеркале цифры на погонах немцев, обслуживающих такой перископ, и с этого момента уничтожение их, конечно, прекратилось.
Естественно было, что, когда вновь обученный снайпер впервые приступал к работе на фронте, он проявлял больше охоты к стрельбе, чем к наблюдению с телескопом; но тем не менее, на мой взгляд, наблюдатель заслуживал больше уважения. Дело наблюдения было очень трудное, в особенности летом и тем более на местности с известковой почвой. Самые счастливые, быть может, дни в нашей жизни были проведены с телескопом Росса, в наблюдении германских окопов из какой-нибудь точки на нашей передовой линии, или немного позади, дающей возможность наблюдать широкую полосу местности за неприятельским позициями. Это занятие было настолько увлекательно, что за ним часто забывался холод и голод.
Такой наблюдательный пост был вблизи деревни Бомон. Была осень 1915 года, и растительность начинала оголяться от листьев; самое выгодное время для обнаружения постов противника. В конце деревни в расположении противника находилась изба, поврежденная артиллерийским огнем, но хорошо видимая. В стене ниже гребня крыши, зияла большая дыра неправильной формы, от снаряда, пробившего стену в этом месте, а в дыру виднелось толстое поперечное бревно, которое и привлекло, первоначально, внимание нашего наблюдателя к этому месту. Ему показалось подозрительным, что снаряд, пробив стену, не разрушил и бревна. Можно было предположить, что бревно было установлено лишь после разрушения стены; но в виду того, что бревно находилось на некотором расстоянии от стены, трудно было сказать определенно, должен ли был снаряд при ударе в стенку неминуемо разрушить и бревно, или нет.
Утром, когда солнце было позади избы, и она находилась в тени, нельзя было рассмотреть деталей повреждения, и бревно совершенно не было видно; но в один из следующих дней после обеда, при особенно благоприятном свете, наблюдатель заметил, что на бревне лежат пять кирпичей.
Вещь, сама по себе естественная, но на следующий день она показалась не такой уже естественной, когда наблюдатель увидел, что положение кирпичей изменилось. В первый день четыре кирпича лежали вдоль бревна, и пятый торчал концом кверху, на другой же день — уже два кирпича были поставлены концами вверх.
Позднее, к вечеру того же ясного дня, офицер, интересовавшийся этими кирпичами, увидел, в свой телескоп, с 30-кратным увеличением, чью-то руку, передвигавшую кирпичи, а также отблески солнечных лучей на стеклах бинокля, которому кирпичи, по-видимому, служили упором.
Сомнений не оставалось: вскоре заговорила наша артиллерия и, со второго выстрела, разрушила навсегда этот пост.
Это была одна сторона медали. Другая — когда один из наших постов обнаруживался противником, что случалось, иногда, обыкновенно по вине телескопа, блестевшего на солнце в неумелых руках молодого наблюдателя, при помощи воздушной разведки или благодаря какому-нибудь идиоту, неосторожно приблизившемуся к посту при условиях, обеспечивавших хорошую видимость с германской стороны. Первым показателем того, что наш пост обнаружен, обычно служил артиллерийский снаряд противника. Тогда наблюдателю на посту приходилось туго: нужно было в мгновенье ока решать, оставаться ли на посту или бежать (в последний период войны, обыкновенно, надев предварительно противогаз) в ближайший блиндаж.
Мне припоминается случай, когда на участке, где у нас было особенно большое число постов на холме позади окопов, однажды выпал свежий снег, немедленно покрывшийся во всех направлениях тропинками, ведущими к нашим постам, а в то же время над нашими головами появился немецкий аэроплан. Если бы на самолете оказался фотографический аппарат, а оно вероятно так и было, то, конечно, снимок выдал бы все наши посты не хуже, чем посланная немцам схема нашего расположения. Отправленные незамедлительно партии солдат протоптали новые ложные дорожки во всевозможных направлениях, и удивительно как быстро в этот раз наши солдаты шагали.
В отношении воздушных снимков снег всегда оказывал как нам, так, к сожалению, и немцам, большую помощь, но даже при таких условиях немецкие летчики, почему-то, не очень часто летали над нашим расположением.
Одним из наших постов мы пользовались довольно продолжительное время. Дорога к нему пролегала по старому брошенному окопу, кое-где взрытому глубокими воронками от снарядов. Дно окопа составляло глубокий слой пыли или грязи в зависимости от погоды, и так как нашим наблюдателям приходилось проползать всю его длину то существовало опасение, что следы, оставленные ими, могут быть сняты с аэроплана. Поэтому в окопе всегда находилась лопата, которою каждый наблюдатель, по возможности, засыпал свой след. Когда жизнь висит на волоске, такие мелкие предосторожности соблюдаются аккуратнейшим образом.
Три самых замечательных на фронте поста находились на участках, занимаемых французскими войсками. В одном месте почва на нейтральной зоне образовала бугор, несколько возвышавшийся над германскими окопами. Обе линии окопов пересекали в этом месте парижскую дорогу, а на вершине бугра, дававшего великолепный вид на германские позиции, издавна стоял верстовой столб с надписью, показывавший расстояние до Парижа.
Французы сфотографировали этот камень, послали снимок на завод для изготовления предметов маскировки, и там была сфабрикована точная копия его, из стали полая внутри и с отверстием для наблюдателя. Ночью партия разведчиков выползла на нейтральную зону, выкопала настоящий камень и установила на его месте стальную подделку. Затем был прокопан подземный ход из окопа к этому оригинальному наблюдательному посту, из которого французами производилось наблюдение в течение довольно продолжительного времени.
Ознакомительная версия.
