— Рановато, брат, пасуешь. Это… как же не выдержим? — И, усаживаясь в круг, продолжал: — В сорок первом под Москвой покрепче было, и то перенесли. Да еще и немцам покою не давали. Помню, послали как-то нас за «языком». Надели мы белые маскхалаты и — в путь. Шли долго, а прошли мало. Снег глубокий, поземка метет, мороз лютый, аж до костей пронизывает. На пути стог соломы попался. Наш командир, молодой лейтенант, приказывает: «Дядя Вася (это он меня так звал за возраст) и ты, Омельченко, проверьте, нет ли там кого».
Ну мы с Омельченко потопали. Почти вплотную приблизились, смотрим, а там немцы. Я кричу им: «Хенде хох!» — и автомат трофейный направляю. А они — кто лежит, кто сидит, и на мой оклик чихали. Еще раз рявкнул и хотел уже дать очередь, но потом решил, если спят — возьмем живьем. Подошли с Омельченко, а они все, как деревяшки, мерзлые. Просигналили своим, а сами стог обшариваем. Вытащили капрала, вроде живой еще. Кое-как привели в чувство. Но сказать ничего не может. Ладно, думаю, в штабе разберутся. Подошел лейтенант, сосчитал остальных и вывел в блокноте цифру «18». Собрали оружие, солдатские книжки. У некоторых нашли письма, хотели порвать, а лейтенант запретил: сказал, что они — тоже документы. Что-то начертив для памяти, командир распорядился поворачивать назад. Мне он велел наблюдать за капралом, предупредив, что если он окочурится, то нам не миновать второй такой прогулки. Ничего… обошлось. Доставили в целости и сохранности.
— Дядя Вася, а где ты сегодня всю ночь пропадал? — поинтересовался боец, перетиравший в ладонях какую-то траву.
— Где был? Могу ответить, не секрет. Выполнял задание «тройки» (шифрованный номер командира полка). Дал он мне пакет и сказал: «Немедленно доставь в штадив. Очень важно». Взял я конверт, повторил, как полагается, приказание и направился к мотоциклу. Сел в коляску — и помчались. Ветер встречный, холодный. Мне еще туда-сюда, а вот водителю совсем плохо. Но доехали, направляюсь к землянке, вдруг слышу: «Стой! Кто идет?» Говорю пропуск. Потом вглядываюсь и глазам не верю. Омельченко! Какими судьбами? Расцеловались. В сорок первом вместе попали в госпиталь, а выписались порознь, с тех пор не виделись. «Ты по какому делу?» — спрашивает. «С донесением», — отвечаю. «Малость обожди, там сейчас ругачка идет. Замполит с начсандива стружку снимает за то, что солдаты всякую полынь да навоз курят».
В этот момент появился начальник штаба. Увидев меня, спросил: «Откуда?» Докладываю: «Из „хозяйства“ Дружинина с донесением». — «А что же не докладываешь, а лясы тут точишь?» Я чуть не сгорел от стыда. Хорошо, что в землянке освещение плохое, не видно. Начальник штаба вскрыл пакет, прочитал, поставил на конверте время. Затем спросил меня: «Как живете?» А я возьми да и бухни: «Все, говорю, хорошо, только курить нечего!» Смотрю, лезет в полевую сумку и достает вот это.
Дядя Вася вынул из кармана пачку махорки и высоко поднял ее над головой. Курильщики восторженно загудели, только один из присутствовавших остался к этому равнодушным. Он заинтересовался другим.
— Дядя Вася, а почему это теперь донесения стали с нарочным посылать? Ведь раньше как было: зашифруют и на рацию. Быстро и на морозе не крякать.
— Ну это не моего ума дело. Может быть, рация но выдерживает мороза, а может, еще что. В общем, приказывают — исполняй.
Отвечал дядя Вася с лукавинкой. Он, видно, о чем-то догадывался, но молчал.
— Дядя Вася, не томи, давай подымим, — попросил Звягин, жадно глядя на курево.
— А я думаю так, — заметил пулеметчик Копытов, — пусть дядя Вася закурит, а мы будем дымком довольствоваться. Некурящих за дверь, чтобы зря добро не тратили. Так-то экономнее будет.
— Нет, — возразил Василий Васильевич. — В первую очередь предлагаю свертеть по одной цигарке на десять персон для тех, кто сейчас в окопах. А что останется — нам.
Против такого распределения никто возражать не стал.
Рубцов, до сего времени лежавший молча, встал, потянулся и включился в разговор:
— Слышал я, товарищи, как вы курительную проблему решаете. Я пришел к вам, чтобы сообщить приятную весточку. Вчера мы получили письмо из Дагестана, где формировалась дивизия. Наши шефы благодарят нас за стойкость и выражают уверенность, что мы в конце концов разобьем врага. Труженики тыла прислали нам полушубки, валенки, носки, перчатки. Не забыли и про табачок.
Дружное «ура» потрясло землянку, а Рубцова так качнули, что он едва не ударился о перекрытие.
Да, в то напряженнейшее время даже такие простые вещи, как пачка махорки, не говоря уже о добром слове, вызывали у нас радость, несли в себе огромный заряд энергии. За Родину, за свободу и счастье народа советские воины готовы были биться до последней капли крови, до последнего дыхания.
Политработники, коммунисты в комсомольцы поддерживали в бойцах это чувство, развивали и утверждали его.
В Зургене полным ходом шла работа по оборудованию командного пункта. Жители этого поселка были эвакуированы. Но в одной глинобитной хатке кто-то остался. Командир комендантского взвода обнаружил в ней пожилую калмычку.
— А почему здесь, бабуся? — напустился на старушку лейтенант. — Тебе что, жизнь надоела? Ну-ка быстренько собирай свои вещи. Все ваши давно уже за Волгой.
Женщина не шелохнулась.
— Что молчишь? Или русского языка не знаешь?
— Язык-то знаю, да вот не понимаю, почему со своей земли уходить заставляешь?
— Об этом сейчас разговаривать некогда, приказ выполнять надо.
— Никуда я отсюда не поеду. Я тут родилась, выросла. Это моя родина. А если вы за Волгу отступите, сама буду бить немцев сколько сил хватит.
Командир взвода пожал плечами и направился в штаб.
Я слышал его доклад и спросил:
— А у бабуси еда есть?
— Не знаю, — растерялся лейтенант.
— Узнайте. Если нет, обеспечьте! Когда командир комендантского взвода вышел, я обратился к комиссару дивизии Скобелеву:
— Как находишь этот факт, Петрович? Ведь женщина могла уйти, но сама решила — ни шагу назад.
— Пусть остается с нами, — согласился Скобелев.
Бабуся стала у нас своим человеком. Она ухаживала за ранеными, стирала бойцам белье, помогала готовить пищу. Солдаты относились к ней с уважением.
В бескрайних приволжских степях продолжались жесточайшие бои.
Основательно закрепившись на рубеже Сарпинских озер, мы теперь уже твердо верили, что ни под какими ударами не дрогнем и на восток не сделаем больше ни шагу. Наоборот, день ото дня крепла у нас надежда на скорый перелом в ходе событий.
И он наконец наступил.
18 ноября мы со Скобелевым были вызваны в штаб армии. Командующий генерал Н. И. Труфанов объявил приказ о наступлении. Нашей дивизии предстояло действовать на левом фланге 51-й армии. Перед нами поставили задачу овладеть селением Садовое, в дальнейшем продвигаться в направлении Кануково, Кенкря.
В ночь на 20 ноября в проволочных заграждениях и минных полях противника были проделаны проходы. На рассвете после короткой артподготовки подразделения пошли в атаку и прорвали неприятельскую оборону.
Во время боя за высоты южнее Сарпинских озер был тяжело ранен командир 1-й роты 561-го стрелкового полка старший лейтенант Спиваков. Через сутки он умер. Роту принял политрук Небаев. Но тут же ему пробило пулями обе ноги. Командир батальона старший лейтенант Тимошин приказал молодому бойцу Кантария вынести Небаева в безопасное место. Руководство боем он взял на себя.
Вскоре рядом с Тимошиным разорвалась мина. Комбату оторвало правую руку, а один из осколков угодил о живот. Тимошин сгоряча продолжал идти впереди роты, подбадривая солдат, потом упал и больше уже не поднялся. Погиб и старшина Солоницын.
Как только была взята высота с отметкой 80, я выеехал в 561-й стрелковый полк. Из перелесков и оврагов с поднятыми руками выходили неприятельские солдаты и кричали:
— Гитлер капут!..
Некоторые тянулись и брали под козырек. Я остановил машину и спросил:
— Кто из вас говорит по-русски?
Отозвались сразу несколько человек.
— Есть желающие помогать нам бить фашистов?
Среди сдавшихся в плен возникло замешательство. Но вот некоторые из них заявили, что согласны повернуть оружие против гитлеровской армии. Я отправил их в распоряжение командира 561-го стрелкового полка. Однако подполковник А.А. Гайдадин и сам выявил немало охотников перейти на нашу сторону. Он находился на захваченной вражеской артиллерийской позиции. Увидев меня, Гайдадин спросил:
— Что с ними делать?
— Используйте по специальности, — распорядился я. — Только под руководством наших бойцов.
Мы с Гайдадиным направились на полковой командный пункт. Мимо нас по заснеженной степи на юго-запад беспрерывным потоком шли танки, «катюши», тяжелая артиллерия, колонны хорошо вооруженных и тепло одетых пехотинцев. Появились батальоны и полки, прибывшие из-за Волги.
